Последний дар любви - Арсеньева Елена - Страница 11
- Предыдущая
- 11/39
- Следующая
Увидел – и покачал головой. А потом, поразмыслив, кивнул.
Больше всего на свете Меттерних любил схватку умов. Наполеон – вот кто был для него достойным соперником. Александр – так, запасной игрок. Среди женщин он не находил себе подходящей противницы или равной союзницы. Но эта Доротея (так ее называли немцы и австрийцы) с темно-серыми искрящимися глазами и бесподобно гладкой, волнующе белой шеей, на которой Клеменсу Лотеру безумно хотелось оставить непристойный след губами, зубами, руками… его на какое-то время просто-таки подкосила.
Все ее знакомые англичане, лорды, графы и герцоги сразу показались Доротее уныло-благопристойными, утомительными и неинтересными по сравнению с этим невероятным дамским угодником, лощеным краснобаем и изысканным красавцем. А как он танцевал! Именно из-за любви Меттерниха к танцам на Венском конгрессе знаменитой стала реплика старого князя Карла де Линя: «Конгресс вперед не идет, а танцует». Балов там было больше, чем заседаний!
То же повторилось и в Ахене. Путь к сердцу Доротеи Ливен лежал на вальсовый счет «И-раз-два-три!», и в этом же ритме проходило их первое с Меттернихом свидание. Доротея и ахнуть не успела, как снова изменила мужу, а также оказалась завербованной Клеменсом Лотером, само звучание имени которого безотчетно заставляло ее сердце биться чаще. Ни с кем на свете ей не было так интересно разговаривать! Доротее казалось, будто она поняла суть натуры Меттерниха. Для этого человека, похвалявшегося в одном из писем, что он ведет за собой дадцать миллионов людей, политика была игрой, которой он предавался лишь ради того, чтобы изумлять своих любовниц. Жесткий реалист, почти циник в делах политических, на паркете бальных залов он становился романтиком, а в постели неутомимым жеребцом.
Увы, Ахенский конгресс завершился быстро. И Доротея с разбитым сердцем и неутоленными желаниями уехала в Лондон, сделавшись двойным агентом: России и Австрии. Отныне ее почта, донесения, все результаты шпионажа, отправлялись по двум адресам: графу Нессельроде в Петербург – с дипломатической почтой и Меттерниху, причем отправка этих посланий происходила весьма хитрым способом. Донесение скрывалось в четырех конвертах: верхний был адресован секретарю австрийского посольства в Лондоне Нойманну; второй, лежащий внутри, был с тем же адресом и запиской: «Нет нужды объяснять вложенное, мой дорогой друг!» Это был пароль: дескать, отнеситесь к вложенному с особенным вниманием! Третий конверт адресовался какому-то человеку по имени Флорет (под псевдонимом Флорет – Цветочник скрывался сам Меттерних), а внутри находился четвертый, без адреса, содержащий само послание. Донесение, как и адреса на конвертах, было написано левой рукой, измененным почерком и с грамматическими ошибками (этой хитрости научил свою новую любовницу Клеменс Лотер): словно кто-то снял копию с шифровки русской посланницы, адресованной своему правительству, но она, конечно, к утечке секретной информации не имеет никакого отношения!
Бог весть сколько времени Австрия находилась бы в курсе всех дел русской дипломатии и двора (ведь Доротея передавала Меттерниху не только свои личные наблюдения, но и информацию, поступавшую к ней от Нессельроде), однако Меттерних допустил стратегическую и тактическую ошибку в отношениях со своей новой возлюбленной. Он слишком уверился в своей победе над Доротеей, а ведь Россия вообще и русские женщины в частности (пусть даже наполовину немецкого происхождения) – это очень скользкий и тоненький ледок!
Дарья Христофоровна представляла собой нечто особенное – от высокого роста и длинной шеи до склада характера. Она была слишком избалована мужским вниманием, чтобы долго сносить разлуку с Клеменсом Лотером, резко сократившим количество нежных эпистол. Солнечный удар, разряд молнии – это понятно, однако огонь, зажженный в камине, костре, печурке, в женском сердце или естестве необходимо постоянно поддерживать. Особенно если речь идет о такой женщине, как Дарья Христофоровна: чрезмерно пылкой, живущей полетом фантазии, натуре истинно творческой, для которой любовь являлась источником вдохновения и самой жизни. Источником счастья!
Княгиня Дарья легко влюблялась и быстро охладевала. Вот и к Меттерниху она охладела, тем паче что в сердце Дарьи Христофоровны ожили патриотические чувства. Они заставили ее полностью измениться по отношению к Клеменсу Лотеру, пусть даже он был божественным танцором и неутомимым наездником.
Поводом, который уничтожил светлый образ австрийского канцлера в сердце его любовницы и агентши, стал так называемый греческий вопрос. Суть его заключалась в следующем: в 1821 году вспыхнуло греческое восстание против Османской империи. Европа была на стороне греков, ибо турки обращались с христианским населением варварски. Православные греки обратились за помощью к православной России, однако Александр не сделал даже попытки заступиться за единоверцев. Не сразу стало известно, что равнодушие Александра объяснялось прямым влиянием Меттерниха.
Канцлер Австрии всю жизнь называл себя «лекарем революций». Память о Французской революции, во время которой по требованию озверевших санкюлотов обезглавили его соотечественницу, королеву Марию-Антуанетту, была навязчивым кошмаром Меттерниха. И в его глазах греческие повстанцы являлись карбонариями, которые восстали против своего законного государя, подобно карбонариям Неаполя и Пьемонта, бунтовавшим против австрийского владычества на Апеннинском полуострове. На Веронском конгрессе Меттерниху удалось склонить на свою сторону императора Александра и удержать его от заступничества за Грецию.
А между тем портфель министра иностранных дел Англии получил приверженец либеральных реформ Джордж Каннинг.
В то время ему было пятьдесят два года. Он относился к тем людям, которые с годами почему-то молодеют и никогда не помнят толком, сколько им лет. Что характерно, этот прогрессирующий склероз весьма благоприятно отражается на их внешности. Кстати, сама Дороти была именно такой нестареющей женщиной.
Каннинг был из тех английских консерваторов, которым консерватизм не мешал ценить блага свободы как в своей стране, так и за границей. Например, он требовал признания независимости южно-американских государств, сочувствовал революционным движениям Испании, Италии и, конечно, Греции.
Каннинг и Дарья Христофоровна мигом разглядели друг друга – два человека, для которых жизнь являлась игрой. И любовь – игра, не карточная (карты они оба ненавидели как сущую бессмыслицу), а нечто вроде кадрили, танцевать ее Дороти любила не меньше, чем вальс.
Разве трудно догадаться, что лорд Каннинг тоже оказался превосходным танцором? И разве сложно предсказать развитие этих сначала сугубо паркетных, потом кабинетных, а потом еще и тайно-постельных отношений?
Их союз основывался не только на физической гармонии, но и на безусловном духовном родстве. Каннинг, ставший уже премьер-министром, ратовал за независимость греков, заявлял о готовности Англии примкнуть к союзу с Россией против Турции. Однако его старания и все попытки Дарьи Христофоровны переупрямить императора Александра оказались напрасными: слишком весо€м был для него авторитет Меттерниха. Неудивительно, что Дороти в конце концов возненавидела бывшего любовника!
Очень может статься, что следующим номером она возненавидела бы русского императора, однако не успела: настал 1825 год, и Александр Павлович скончался.
Новый император, Николай Павлович, мгновенно выкорчевав сорняк революции, который собрался расцвести в России махровым цветом, несмотря на зимнюю декабрьскую стужу, явился великодушным покровителем греков и, чтобы оказать им немедленную помощь, вступил в союз с Англией и Францией. Теперь Дороти вовсю подзуживала своего любовника Каннинга к открытию военных действий против турок. Без преувеличения можно сказать, что в победе соединенной англо-франко-русской эскадры при Наварине, где 8 октября 1827 года был истреблен турецко-египетский флот, немалая заслуга этой хитроумной красавицы с темно-серыми глазами и лебединой шеей.
- Предыдущая
- 11/39
- Следующая
