Несбывшаяся любовь императора - Арсеньева Елена - Страница 36

• Предыдущая
• 36/54
• Следующая

Молодая дама поцеловала руку государыне Марье Федоровне, которая ее нежно обняла. Институтки зашушукались:

– Какая прелесть! Кто это такая? Мы будем ее обожать!

Классная дама пояснила:

– Это великая княгиня Александра Федоровна и великий князь Николай Павлович.

Тут раздался третий звонок, и вошел император Александр Павлович. Вслед за ним появилась маленькая дама в сером платье, белом чепце, окутанная белым газом, с красными пятнами на лице.

– Ах, какая противная, – зашушукались институтки, – кто это?

– Это императрица Елизавета Алексеевна! – сердито ответила классная дама.

– Она точно старая гувернантка. Сразу видно, что ее никто не любит!

Отнюдь не из корысти Александрина отбивала пальму первенства у своей belle-soeur [34].

Она инстинктивно пыталась избегать всех и всяческих неприятностей, вот и старалась держаться в стороне от Елизаветы и этим заслужила еще более нежное отношение свекрови и ее приближенных, может быть, даже и императора, который с радостью видел, что дочь обожаемой Луизы пусть и не столь же умна, как мать, но, во всяком случае, столь же очаровательна.

Жизнь казалась Шарлотте сплошным беззаботным праздником. Прогулки верхом, балы, поездки и экскурсии в Кронштадт, где император проводил смотр флота… Многочисленное общество, в котором дамы, по ее мнению, более отличались нарядами, чем красотой, а кавалеры были скорее натянуты, чем любезны, было, однако, веселое: присутствие императора Александра, очарование, которое он умел придать всему, что ни предпринимал, наэлектризовывало весь двор. Как-то раз он сам взял ружье, дал по ружью каждому из братьев и приказал исполнять ружейные приемы, что весьма позабавило всех присутствующих.

Казалось, что это веселье, это сияние император будет излучать вечно! Во всяком случае, так это воспринимала Александрина. Никогда ни одно облачко возмущенного тщеславия не затмило сияния этой беззаботности, этого полного довольства своим жребием. Ее муж был лучшим на свете, а его неудержимая страстность враз и пугала, и делала ее счастливой. Словом, жизнь была сущим раем. Особенно когда она почувствовала себя беременной.

Однако новое состояние Александрина переносила нелегко. Последним всплеском прежней беззаботной жизни, которая отныне навеки канет в прошлое, был феерический маскарад, устроенный в Павловске. Мария Федоровна была наряжена волшебницей, Елизавета – летучей мышью, а Александрина – индийским принцем, с чалмой из шали, в длинном, ниспадающем верхнем платье и широких шароварах из восточной ткани. Когда Александрина сняла маску, ей наговорили массу комплиментов. Талия у нее все еще оставалась очень тонкой, хотя Александрина пополнена и особенно похорошела в начале беременности.

В середине октября двор перебрался в Москву. Из-за состояния великой княгини ехали целых двенадцать дней! Ее тошнило от самых неожиданных запахов, все прежде любимые блюда вызывали отвращение. Однако Николай не отходил от жены ни на шаг, тут же был ее старший брат Вильгельм, и Александрина была совершенно счастлива.

Если Петербург она в глубине души находила не слишком красивым городом, то Москва поразила ее своим величием. Именно тогда она впервые почувствовала истинный интерес к России, именно тогда стала гордиться, что теперь принадлежит этой стране. Александрине всерьез захотелось заняться русским языком. В учителя ей был дан замечательный поэт Василий Андреевич Жуковский, но это, как ни странно, оказалось для ученицы большим несчастьем. Он был слишком поэтичен, образован, разговорчив, чтобы оказаться хорошим учителем. Каждый урок превращался в литературный диспут, вернее, в образчик безупречного ораторского искусства. В результате Александрина стала бояться русского языка и всю жизнь не могла набраться духу, чтобы произнести хоть одну фразу.

Ее утешало общение с мужем. Нежность его вполне вознаграждала Шарлотту и за разлуку с братом, который вскоре вернулся в Германию, и за страдания, которые причиняла беременность. Николай был очень рад, что его «маленькая птичка», несмотря на свое нежное сложение и беззаботный нрав, прекрасно понимает свое предназначение жены и матери. Он не уставал читать ей по вечерам «Коринну» и «Малек-Адель», ее любимые романы мадам де Сталь, и утешал в полудетских-полуженских страхах, которые неминуемо испытывает каждая женщина, ожидающая родов.

Словом, это была самая настоящая идиллия, и потом Александрина вспоминала эти дни как самые счастливые и беззаботные в своей жизни.

И вот на Святой неделе, в среду 17 апреля 1818 года, в два часа ночи, Александрина почувствовала, что у нее начинаются схватки. Позвали акушерку, потом свекровь, и в 11 утра родился ребенок…

Николай метался под дверью спальни жены. Услышав крик ребенка, он ворвался в комнату, бросился к Александрине, начал ее целовать и поздравлять.

– А кто у нас родился? – спросил он как бы между прочим.

Жена смотрела на него испуганно: она не знала! Ей еще не успели этого сказать!

Молодые супруги начали хохотать, но в эту минуту к ним подошла императрица-мать Мария Федоровна и величественно сообщила:

– Это сын!

И тут они прониклись важностью минуты: ведь этому маленькому существу, только что появившемуся на свет, очень может быть, предстояло когда-нибудь сделаться императором!

Во время крестин, совершившихся 29 апреля в Чудовом монастыре, ребенку было дано имя Александр. Невыразимое чувство восторга пережила Шарлотта, когда несла его на руках в церковь и думала, что у нее, конечно, самый прекрасный сын на свете: беленький, пухленький, с большими темно-синими глазами.

Повидаться с дочерью приехал в эти дни прусский король, и около двух недель в Москве беспрестанно шли торжества: смотры, парады, приемы, балы, катанья… И вдруг среди всех этих празднеств внезапно заболел Николай. Он возвратился после парада бледный, позеленевший, дрожа от лихорадки и чуть не падая в обморок. Это была корь, которая потом проходила в довольно легкой форме, но первый день был ужасен и напугал Александрину так, что она долго не могла прийти в себя от беспокойства. Она вдруг поняла страшную и простую истину: счастье мимолетно и преходяще, беда может грянуть в любое мгновение, словно гром с ясного неба, – и уничтожить все, чем беззаботная Александрина жила и наслаждалась до сих пор. Именно тогда и появилась у нее склонность к меланхолии, именно тогда начались эти припадки внезапной и необъяснимой грусти, которую она всю жизнь силилась скрывать, пряча это под внезапно пробудившейся любовью к природе. Окружающие думали, что «милая птичка» наслаждается красотой Божьего мира, однако отнюдь не слезы умиления наворачивались в эти мгновения на ее глаза. Теперь же ей казалось, что именно в ту пору она начала предчувствовать и предвидеть тучи, которые рано или поздно заволокут совершенно безоблачный небосклон ее семейной жизни и непоправимо омрачат эту жизнь.

Шло время. Александрина привыкла к окружающему, и придворное общество стало казаться ей довольно однообразным. Она теперь с гораздо большим удовольствием сопровождала Николая на маневры, чем кружилась на балах. Разумеется, она старалась держаться подальше от стрельбы и кавалерийских атак, а просто ждала его в доме, определенном под жилье, и чувствовала себя вполне счастливой. Ей совсем немного было нужно, чтобы быть довольной: если можно не расставаться с мужем, то она вполне обойдется и без празднеств, и без развлечений. Она теперь предпочитала однообразную, даже уединенную жизнь, полюбила простоту и сделалась истинной домоседкой. Объяснялось это не только нежной любовью к Николаю – Александрина вдруг открыла для себя пренеприятную истину: мужчина может любить свою жену, однако при этом если и не волочиться открыто за другими женщинами, то, во всяком случае, оказывать им внимание – в этом нет ничего угрожающего, но и хорошего мало. И она поступила словно малый ребенок, который беспрестанно просится на руки к нянюшке, чтобы привлечь к себе ее внимание.

• Предыдущая
• 36/54
• Следующая