Время любить - Козлов Вильям Федорович - Страница 17
- Предыдущая
- 17/150
- Следующая
На Дворцовой площади блестели отполированные камни; Александровская колонна воткнулась в блекло-голубое высокое небо; казалось, ангел с крестом от жары сгорбился, опустил голову, мечтая с высоты своего пьедестала вспорхнуть и чайкой опуститься в прохладную Неву. По площади гуляли туристы, щелкали фотоаппараты, звучала чужая речь. К Оле подошел высокий и худой парень в потертых джинсах и желтой майке с мрачным Челентано на груди и спине.
– Такая красивая девушка – и одна! – улыбаясь во весь свой широкий рот, произнес он самую наипошлейшую фразу, что сразу восстановило девушку против него.
– Я не такая важная особа, чтобы ходить с телохранителем, – смерив его уничтожающим взглядом, ответила девушка.
И тут же пожалела об этом, потому что парень будто и ждал от нее этих слов. Пристроился рядом и жизнерадостно предложил:
– Хотите, я буду вашим телохранителем?
Ноги-циркули в узких штанинах с заплатками на коленях делали мелкие шажки, чтобы идти с ней в ногу. Рыжеволосая голова у парня была маленькой, черты лица незапоминающиеся, а вот настырности, видно, хоть отбавляй.
– Я, вообще-то, приезжий, – тараторил он. – Из Перми. Слышали про такой город на Урале? Мы сюда приехали группой. Вообще-то, я чертежник с машиностроительного, а в Ленинграде впервые. Вы не покажете мне этот замечательный город? Вообще-то, у меня есть карманный путеводитель, но вы – это другое дело. Вы и есть Ленинград!
– Вам никогда не говорили, что вы нахал?
– Вообще-то, говорили, – обезоруживающе улыбнулся он. – Но это неправда: я не нахал, я просто любопытный. А вам разве неинтересно познакомиться с человеком с Урала?
– Саша с «Уралмаша», – рассмеялась Оля.
– Вообще-то, меня зовут…
Но Оля отвернулась и, увидев группу туристов, направлявшихся в Эрмитаж, помахала рукой, крикнула: «Володя! Я здесь!..» – и чуть ли не бегом припустила от Настырного пермяка.
– Вообще-то, я тоже хотел в Эрмитаж… – услышала она сзади, но не оглянулась.
И потом в прохладных залах Эрмитажа она всякий раз в испуге шарахалась от часто мелькавших перед глазами голубых джинсов, но, к счастью, они принадлежали не чертежнику из Перми. Как и всегда, попав в Эрмитаж, Оля скоро позабыла обо всем на свете, переходила из зала в зал, подолгу стояла перед шедеврами эпохи Возрождения. Иная эпоха, иное искусство. Картины великих мастеров будили в ней какие-то странные чувства, иногда ей казалось, что она очень близка к той эпохе; вглядываясь в картину, мысленно переносилась в тот прекрасный романтический мир, который изобразил на полотне художник. Она уже не слышала приглушенных голосов, шарканья многих ног по полированному паркету. Время для нее будто остановилось. Отец как-то рассказывал ей, что каждому человеку близка какая-либо из минувших эпох; наверное, ей ближе всего пятнадцатый – семнадцатый, века, когда творили Микеланджело, Боттичелли, Леонардо да Винчи, Рафаэль. Можно бесконечно смотреть на «Мадонну Литта» Леонардо, на «Кающуюся Марию Магдалину» Тициана, «Юдифь» Джорджоне или «Данаю» Рембрандта… Здесь, в Эрмитаже, она впервые постигла, что гениальная картина больше расскажет тебе о той эпохе, ее современниках, чем иной увлекательный роман… Картины современных художников казались ей написанными небрежно, особенно полотна модернистов. Она проходила мимо, почти не задерживаясь. Она недавно была на выставке молодых ленинградских художников. Приятель Андрея Петр Викторов выставил три картины, возле них все время толпились зрители. Петя писал Север – с полярным сиянием, китами, моржами, белыми медведями. Много написал картин о первопроходцах-полярниках – завоевателях Северного полюса. По многу месяцев там жил и всякий раз привозил ворох картин, эскизов набросков. Андрей утверждал, что Петя один из самых талантливых молодых художников в Ленинграде. А ведь он еще только начинает…
Как всегда, Оля надолго застряла у картины Гейнсборо «Портрет герцогини де Бофор». Петя Викторов в прошлом году сказал, что если Оля сделает такую же прическу, то будет вылитая герцогиня… Его слова запали в душу девушки. Как-то дома она соорудила на голове высокую прическу, повязала на шею черную ленту, накинула на плечи оренбургский платок и долго смотрела на себя в зеркало… Середина семнадцатого века, герцогиня позирует знаменитому портретисту Англии, о чем она думает, что вспоминает, глядя чуть в сторону от мольберта?.. И верно заметил Викторов, у Оли Казаковой и герцогини де Бофор есть что-то общее. Наверное, удлиненное лицо, маленький припухлый рот, черные брови, белозубая улыбка…
– Вообще-то, сходство есть, – услышала она рядом знакомый глуховатый голос, – надень на вас костюм конца семнадцатого века, и вы – вылитая герцогиня де Бофор.
Оля перевела отрешенный взор с картины на долговязого пермяка. Здесь, в зале искусства Англии, он не показался таким уж примитивным, как у Александровской колонны. Подумать только – и он обнаружил ее сходство с герцогиней де Бофор!
– Меня зовут Андриан, – с улыбкой протянул он большую руку. – Ваш Эрмитаж – это самое прекрасное, что я видел в своей жизни… – Он выдержал выразительную паузу и многозначительно закончил: – А в герцогиню де Бофор я просто влюблен!
– Ваша взяла, Андриан, – вздохнула Оля и взглянула на часы: – У меня два часа свободного времени…
– В наш космический век за два часа можно несколько раз облететь вокруг Земли, – расплылся он в широкой улыбке.
– Не повторяйте избитых истин, – оборвала Оля. – Пойдемте выпьем по чашке кофе внизу в буфете, а потом, так и быть, я вам покажу Летний сад с мраморными богами и богинями… Только заранее предупреждаю: если скажете, что я похожа на какую-нибудь из них, я сразу же сбегу от вас!
– Я ваш покорный слуга, очаровательная герцогиня.
– Вы опять за свое? – нахмурилась она.
– Но вы не сказали, как вас зовут.
– Разве? – улыбнулась она. – Зовите меня Олей.
3
Всякий раз, подолгу купаясь в море, Вадим Федорович с надеждой поглядывал на свой лежак: а вдруг таинственная блондинка объявится на пляже и снова уляжется на него? Он даже свою синюю сумку клал на подголовник, а на нее – книжку. И сам над собой смеялся: разве можно надеяться на то, что незнакомка из тысячи лежаков снова выберет именно твой? Вот уже неделю он тщетно ищет ее в Ялте. Каждый вечер гуляет по набережной, меряет ее из конца в конец, пока не стемнеет, но девушку так ни разу и не встретил. Куда она подевалась? Ялта не Москва или Ленинград, здесь все на виду. Многие уже примелькались, вечерами все отдыхающие прогуливаются по набережной. Все, кроме нее…
До конца срока еще оставалось пять дней, но жара вконец доконала. И что это за жизнь – с раннего утра уже начинаешь мечтать о вечере, когда наконец с моря придет долгожданная прохлада. Казаков плохо переносил жару. Работа тоже продвигалась медленно. Солнце весь день заливало его комнату с видом на море. От него никуда нельзя было спрятаться. В голове постоянно стоял легкий неприятный звон, во рту пересыхало, аппетит пропал. Он уже клял себя, что поехал на море в июле. Тут можно свободно дышать только ранней весной или осенью, а летом для него не отдых, а одно мучение. И эти толпы отдыхающих! Ему надоело, поднявшись в Дом творчества, сдирать с себя прилипшее к потному телу белье, бежать в душ, который, будто автомат с газировкой, выдавал стакан тепловатой воды и отключался.
Как ни странно, легко переносил жару толстяк Виктор Маляров, хотя при его комплекции и весе это было удивительным. Когда Вадим Федорович посетовал, что погибает от жарищи и хоть бы завтра уехал из Ялты, если бы не заказал заранее билет на самолет, Виктор Викторович предложил ему сходить в авиакассу и обменяться билетами – он должен был уехать раньше, – Маляров с удовольствием поживет здесь еще неделю… Так они и поступили.
Сидя за письменным столом и изредка ударяя по клавишам пишущей машинки, Вадим Федорович понял, что роман не идет, что-то застопорилось. Он слышал дробный стук клавиш из других номеров и завидовал коллегам, у которых так легко идет работа.
- Предыдущая
- 17/150
- Следующая
