Витька с Чапаевской улицы - Козлов Вильям Федорович - Страница 31
- Предыдущая
- 31/73
- Следующая
Высокий прижал дуло автомата к Витькиному животу и сказал:
— Один русиш мальшик будет делать капут!
Витька молчал. Он не знал, шутят немцы или нет. Маленький что-то сказал по-немецки и показал на здание горкома, где развевался чужой флаг. Высокий улыбнулся и убрал автомат.
— Комм к чертова мама, — добродушно сказал он, глядя на Витьку чистыми серыми глазами.
Мальчишки бросились к часовне и почувствовали себя в безопасности лишь за каменной стеной. Они слышали, как протопали по булыжной мостовой немецкие сапоги.
— Он хотел тебя кокнуть, — хрипло произнес Сашка.
— Какие у него глаза…
— Какие?
— Пустые, — сказал Витька. — В них ничего нет.
— Про какого он юдена спрашивал?
Витька прислонился к обшарпанной стене с плакатом: «Кончил работу — убери за собой!» Лицо у него бледное. Он только сейчас по-настоящему испугался.
— Говорил, давай съедим консервы, — сказал Сашка. Витька выглянул из-за стены. Немцев не видно. За рекой разворачивалась пятнистая, как леопард, машина.
— Пойдем, — сказал Витька.
— Подберем хлеб и кашу, — вспомнил Сашка.
На обочине уже тут как тут сидела ворона и клевала растоптанную кашу. Сашка достал из вонючей жижи на дне кювета три еще не успевших размокнуть пачки и подобрал хлеб.
Гошка все-таки подкараулил Петьку Кваса и притащил в парк. Симаков успел снять чужой пиджак и сидел тихий и смирный рядом с Буяновым, который придерживал его за штанину.
— Хотел удрать, — сказал возбужденный Гошка. — От меня, братец, не вырвешься! Рассказывай, мародер, что знаешь!
— Чё рассказывать? — пробурчал Квас. — Два дня город бомбили, ваш дом стоял, ничего ему не делалось, только стекла повылетели… Рядом железнодорожная казарма была… Видите печку? А потом вон в тот дом ахнуло… Да не этот, а тот, где красный комод валяется… А ваш дом разбомбили в среду или в пятницу. Кажется, в среду…
— А где были…
— Нет, в пятницу, — сказал Квас. — Днем. Я лежал в щели, мы с батей в огороде вырыли. Вылез, гляжу — вашего дома нет. Дым, огонь…
— А где люди? Жильцы где были? — спросила Алла.
— Жильцы? Кто в бомбоубежище спрятался, кто уже эвакуировался. Как война началась, стали эвакуироваться… — Петька посмотрел на Гошку. — Твой батька был…
— В доме?! — ахнул Буянов.
— Не, не в доме, — сказал Квас. — Он на машине приезжал, когда дом уже сгорел. А матка твоя еще раньше уехала. Как бомбить стали, так и уехала.
— А как же…
— Пиджак-то? Так она мне отдала… «Гошенька мой пропал, — говорит, — примеряй, — говорит, — Петюня, его одежку. Подойдет — надевай! Все одно теперь сына нету…» Куда вы удрали? Тут такой шухер был!
— Ну и врать! — сказал Гошка. — «Примеряй, Петюня»… Да моя мать не знает, как и звать-то тебя, ворюгу несчастного!
— Не знает! — ухмыльнулся Квас, — Я ей, если хочешь знать, помогал в машину грузить. — И куда она поехала?
— Откуда я знаю?
Тут его перехватила Алла:
— Петенька, скажи, пожалуйста, а мои уехали или…
— Батю твоего в армию забрали, а мамаша… — Квас задумался. Алла не спускала с него широко раскрытых синих глаз. — Ее разбомбило, — безжалостно сказал Петька.
Алла поднялась и пошла, не разбирая дороги. Один раз она споткнулась о головешку и чуть не упала. Квас посмотрел ей вслед и прибавил:
— Она все не хотела отсюдова уезжать… До последнего. Тебя ждала. Вот и дождалась!
Будто слепая, брела Алла через парк. А по шоссе проносились одна за другой пятнистые машины. В кузовах сидели вооруженные солдаты в зеленых мундирах.
— Разве так можно? — Витька метнул сердитый взгляд на Петьку и побежал за Аллой. Догнав, он схватил ее за плечи, повернул и насильно повел в сторону от шоссе. Алла покорно шла, и коса ее дергалась вверх-вниз. Витька что-то сказал, посадил ее на соседнюю скамейку и бегом вернулся к ребятам.
— Твою мамку контузило, — сообщил ему Квас. — Сначала без памяти была, а потом очухалась… Кажется, с санитарным эшелоном куда-то отправили. А батя твой ушел в армию. И твой тоже, — кивнул он Сашке.
— А мама? — спросил Ладонщиков.
— Ее не было, когда дом горел, — сказал Квас. — А где теперь, убей бог, не знаю. Эвакуировалась, наверное. Тут все эвакуировались.
Коля Бэс молча слушал. Он терпеливо дожидался своей очереди. А Квас, который почувствовал, что все сейчас в нем нуждаются, не спешил. Петька всегда был в тени. Бывало, Гошка и не смотрел в его сторону. В игры Кваса не принимали, он был младше остальных на два года, подшучивали над ним. «А у нас сегодня Квас! — орали мальчишки, увидев его. — Квас, заплати за нас!» А сейчас все смотрят на него, как на бога.
— Ну, говори, — глухо произнес Коля Бэс и зачем-то снял очки.
Он стоял перед Квасом, вертел в руках очки, дышал на стекла. Квас смотрел на него и морщил лоб, будто вспоминал. А чего тут вспоминать? Колиного отца не взяли в армию, у него белый билет. Он собрал стариков и женщин и повел их на окраину города рыть противотанковые рвы. Налетели юнкерсы», и его убило осколком. Хоронил Колиного отца весь город. И в газете писали о нем, как о хорошем, мужественном человеке. И Квас вместе со всеми шел за гробом и слушал на кладбище речи… А потом каждый день стали погибать люди. И Петька больше не видел, как их хоронили. После того как немцы захватили город, на улицах столько валялось убитых — не пересчитать. Их всех покидали в большую яму и закопали. Отец Петьки Кваса тоже закапывал. Он остался со своей семьей в городе. Не захотел бросать хозяйство и эвакуироваться. Когда город опустел, старший Симаков вместе с Петькой стали таскать брошенное добро из чужих квартир. «Все одно сгорит или немцы растащат, — говорил отец. — А мы еще можем попользоваться…» И вдруг жалость шевельнулась в черством Петькином сердце. Жалость к большому нескладному мальчишке, который хмурил брови, кусал губы, крутил в руках очки и молчал. Коля Бэс никого не обижал во дворе. Не мог на него пожаловаться и Квас.
— Живы твои, — сказал он. — Эвакуировались… А вот куда, убей бог, не знаю.
Вечером Витька, Сашка и Гошка отправились на разведку. До площади добрались без всяких приключений. Немцев и прохожих на улице почти не было. Ветер хлопал ставнями в покинутых домах, повсюду блестели разбитые стекла. На площади было разрушено самое большое в городе пятиэтажное здание. На булыжной мостовой валялись обломки мебели, разбитые цветочные горшки, посуда.
Как раз посередине площади три немецких солдата вкапывали в землю желтый столб с перекладиной наверху и косой опорой.
— Что это? — спросил Сашка. Он никогда не видел ничего подобного.
— Виселица, — сообразил Гошка. — Кого-то вешать собираются…
— Кого? — взглянул на него Сашка. И глаза его округлились.
— Увидишь… — мрачно пробурчал Гошка.
У здания с немецким флагом остановился грузовик и из кузова стали выпрыгивать вооруженные немецкие солдаты. Мальчишки бросились к реке, проскочили через обгоревший посредине деревянный мост и оказались на другом берегу. В городском парке повсюду глубокие воронки, следы артобстрела. В карусель угодил снаряд, и покалеченные осколками деревянные раскрашенные зверюшки валялись на земле.
У входа на стадион прогуливался автоматчик. Деревянный забор, оклеенный афишами о футбольных матчах, сверху был оцеплен колючей проволокой. Еще один автоматчик стоял на вышке, сколоченной из досок разрушенного дома. Шевелились на ветру порванные обои. Немец с вышки заметил ребят и стал разглядывать. Отступать было поздно, и они пошли по дороге вдоль крашеного забора. Немец проводил их взглядом и отвернулся. Доски на вышке заскрипели, послышался свист. Немец стал насвистывать какую-то свою песенку.
Видя, что на них не обращают внимания, Витька подбежал к забору, где в одном месте была выломана доска, и приник к щели. На зеленом футбольном поле стояли, сидели, лежали люди. Их было много. Молодых и старых, особенно детей. На одежде желтели шестиконечные звезды. Таких странных звезд Витька никогда еще не видал. Люди были измождены, с воспаленными глазами. Видно было, что не одну ночь они провели под открытым небом. Тут же у их ног стояли пустые котелки с алюминиевыми ложками.
- Предыдущая
- 31/73
- Следующая
