Легенда о Сигурде и Гудрун - Толкин Джон Рональд Руэл - Страница 10

Гримхильд, жена Гьюки, короля бургундов (или нифлунгов), — главный зачинщик зла, и не в силу каких-то дальновидных злокозненных планов: скорее она — воплощение злокозненности, которая воспринимает происходящее непосредственно здесь и сейчас, не заглядывая далеко в будущее, и ни перед чем не остановится, стремясь извлечь из ситуации немедленную выгоду. Она — «седая ведунья», всезнающая ведьма, умеющая читать в умах и сердцах и использовать себе во благо людские слабости и безрассудства. Она подчиняет своей воле и дочь Гудрун, и старшего сына Гуннара.

Гудрун — простодушная девушка, неспособная строить великие планы, как корыстные, так и мстительные. Она влюбляется в Сигурда — и для нее этого мотива достаточно. Она — натура чувствительная, но слабая, ее возможно подстрекнуть к опасным речам или поступкам. Такого рода случаи описаны в тексте: это ее роковой ответ на насмешки Брюнхильд, который более всего прочего явился непосредственной причиной гибели Сигурда, и, в продолжении, убийство Нифлунгов — ее чудовищные деяния в конце, совершенные под влиянием безумия и отчаяния.

Гуннар — натура вспыльчивая и нетерпеливая, находится под влиянием Гримхильд. Он далеко не так глуп, чтобы не оценить предусмотрительность, но перед лицом сомнения или трудности он становится безрассуден, одержим и склонен к жестокому насилию.

После того, как Сигурд был убит, Брюнхильд лишила себя жизни и их обоих сожгли на одном погребальном костре. Гудрун не наложила на себя руки, но горе на время помутило ее рассудок. Она отказывалась смотреть на родню и на мать и жила в одиночестве в доме посреди леса. Там, спустя какое-то время, она начала ткать ковер, вплетая в него историю Драконьего клада и Сигурда.

Атли, сын Будли, стал королем гуннов, исконных недругов бургундов, что встарь убили его отца [16]. Его возросшее могущество стало угрозой для Гуннара, который к тому времени сделался королем после своего отца Гьюки; и, как и предсказывал его брат Хёгни, им теперь не хватало доблести конунга Сигурда, их названого брата.

Эта песнь [«Gu?runarkvi?a en nyja»] является продолжением к «Песни о Сигурде» и подразумевает, что содержание таковой уже известно, хотя благодаря художественному приему с Гудруниным ковром история Сигурда и проклятого клада воскрешается в памяти и в общих чертах обрисовывается в самом начале.

В первой из «Песней» рассказывается, как владычество богов с самого начала оказывается под угрозой из-за грядущей гибели мира. Один, Владыка богов и людей, зачинает в мире немало героев, которых собирает в Вальгалле: они станут соратниками Одина в Последней Битве. Он особенно выделяет одно семейство — Вёльсунгов [17]: все они — его избранные воины, а одному — Сигурду, сыну Сигмунда, предстоит возглавить их всех, стать их вождем в Последний День; ибо Один надеется, что Змей в итоге падет от его руки и станет возможным создание нового мира.

Никому из богов этого свершить не дано: только тому единственному, кто жил на земле сперва как смертный и умер. (Этот мотив особого предназначения Сигурда — домысел современного поэта либо авторское толкование скандинавских источников, из которых этого не явствует.)

Однако зло присутствует не только среди бессчетных недругов богов и людей, что выжидают своего часа. Зло присутствует и в самом Асгарде: это Локи, из-за чьих деяний, своевольных, просто-напросто озорных или откровенно злокозненных, замыслы и надежды Одина не сбываются и терпят крах.

Тем не менее Локи неизменно странствует по миру по левую руку от Одина, а тот не упрекает и не прогоняет его, не отказывается от его помощи и лукавых советов. По правую руку от Одина стоит другая фигура — безымянная тень. Похоже, наш поэт (видя, что северные боги представляют собою в увеличенном масштабе уклад и обычаи людей во враждебном мире) усмотрел в древней легенде символ того, как благоразумию и мудрости человека неизменно сопутствуют безрассудство и злоба и одерживают над ними верх, — лишь для того, чтобы явить еще более высокий героизм и глубокую мудрость. А по правую руку вечно стоит тень — не Один и не Локи, но в каком-то смысле Судьба, и подлинная история должна сочетать в себе то и другое. Однако ж глава этих Троих — Один; и конечный итог окажется ближе к надеждам Одина, нежели к злобе Локи (довольно-таки близорукой). Один то и дело облекает эту мысль в слова, говоря, что его надежда устремлена за пределы мнимых бедствий этого мира. И хотя избранники Одина все кончили плохо и приняли безвременную смерть, тем ценнее они в свете своего высшего предназначения в Последней Битве.