Заир - Коэльо Пауло - Страница 43
- Предыдущая
- 43/57
- Следующая
Михаил о чем-то размышлял.
— Вам решать — у вас есть карта, вы знаете название городка, и вам нетрудно будет найти, где переночевать. Но, по моему мнению, Банк Услуг поможет вам лишь добраться до Алма-Аты, но не дальше, ибо степь живет по своим правилам. И потом, если не ошибаюсь, и я ведь тоже положил кое-что на ваш счет. Пришло время возвращать кредит — я давно не видел мать и хочу навестить ее.
Он был прав.
— Пора приниматься за работу, — вмешался муж Альмы.
— Зачем вам ехать со мной, Михаил? Неужели только из-за матери?
Но он не ответил. Альма встряхнула свой бронзовый поднос, ее муж выбил дробь на барабане-атабаке, все остальные начали просить милостыню у прохожих. Почему он собрался ехать со мной? И как я смогу воспользоваться Банком Услуг в степях, где никого не знаю? Визу я получу в посольстве Казахстана, машину возьму напрокат, а проводника мне предоставит французское консульство в Алма-Ате. Что еще нужно?
Я стоял, оглядывая «племя» и не очень понимая, что делать. Не время было обсуждать поездку — дома меня ждали работа и возлюбленная: почему бы не распрощаться прямо сейчас?
Почему? Потому что я чувствовал, что свободен. Потому что делал то, чего давно уже не делал, и открыл душу новым впечатлениям, и отстранил от себя примиритель, и решил испытать то, что, быть может, и не слишком сильно меня интересовало, однако сильно отличалось от всего прочего в моей жизни.
Водку выпили, и по кругу пошла бутылка рома. Я терпеть не могу ром, но, раз ничего другого нет, пришлось применяться к обстоятельствам. Продолжали звучать барабан и бронзовая «бахрома», и, если кто-то из прохожих неосторожно оказывался вблизи, одна из девушек тут же протягивала руку за подаяньем. Прохожий, как правило, ускорял шаги, но вслед ему все равно раздавалось: «Спасибо, дай вам Бог удачи». Кто-то из них, заметив, что на него не нападают, вернулся и дал денег.
Минут десять понаблюдав за всем этим, причем никто из «племени» ко мне не обращался, я зашел в бар, купил две бутылки водки, а ром выбросил в урну. Анастасии, кажется, понравилось это, и я попытался завязать с ней разговор.
— Объясните мне, зачем вы носите это? — я показал на колечко в носу.
— Почему в вашем кругу дамы носят драгоценности? Ходят на высоких каблуках? Надевают декольтированные платья даже зимой?
— Это не ответ.
— Я сделала себе пирсинг, потому что мы — новые варвары, захватившие Рим: военной формы у нас нет, а отличать своих как-то ведь надо.
Это звучало так, словно мы с ней переживали важнейший исторический момент, но те, кто возвращался домой, видели только бездомных бездельников, заполняющих улицы Парижа и отпугивающих туристов, которые так славно пополняют городской бюджет. «Бедные матери, — думали прохожие, — с ума, наверно, сходят: произвели их на свет, а те совсем от рук отбились».
Я сам был таким когда-то в ту пору, когда движение хиппи пыталось показать свою силу — рок-концерты на стадионах, волосы до плеч, разноцветные джинсы, «пацифики», пальцы, растопыренные в виде буквы «V» и означающие «мир и любовь». Все кончилось тем, чего опасается Михаил, — они стали еще одним продуктом потребления, исчезли с лица земли, уничтожили своих идолов.
По улице шел одинокий прохожий. Юноша в коже приблизился к нему, протягивая руку. Он просил подаяния. Вместо того чтобы ускорить шаги и пробурчать что-то вроде «мелких нет», прохожий остановился, оглядел всю компанию и громко произнес:
— У меня долгов — примерно на сто тысяч из-за экономического положения в Европе, дома и непомерных расходов, в которые ввергает меня жена. Иными словами — мне хуже, чем вам, гораздо хуже! Дайте мне хоть одну монетку — уменьшить мой долг.
Лукреция — та девушка, которую Михаил называл своей возлюбленной, — протянула ему кредитку в пятьдесят евро.
— Купите себе немножко икры. Надо же как-то скрасить вашу убогую жизнь.
Прохожий как ни в чем не бывало взял деньги, поблагодарил и удалился. Пятьдесят евро! У этой итальянской девушки в кармане — пятьдесят евро. А они клянчат подаяние!
— Хватит торчать здесь, — сказал юнец в коже.
— А куда мы пойдем? — спросил Михаил. Поищем других. Север или юг?
«Запад», — решила Анастасия, которая, как я только что услышал, развивала свой дар.
Мы прошли мимо колокольни собора Сен-Жак, у которого много веков назад собирались паломники, отправляясь в Сантьяго-де-Компостела. Миновали Нотр-Дам, где встретили еще нескольких «новых варваров». Водку допили, и я купил еще две бутылки, хоть и не был уверен, что все мои спутники достигли совершеннолетия. Никто не сказал мне спасибо, восприняв угощение как должное.
Я отметил, что начинаю пьянеть и поглядываю на одну из вновь пришедших девиц с интересом. Все они галдели, пинали мусорные баки и не произносили ничего, решительно ничего интересного.
Мы перешли на другой берег Сены и остановились перед лентой, какими обычно огораживают место будущего строительства. Пришлось сойти на мостовую и вернуться на тротуар метров через пять.
— Не сняли, — сказал парень, присоединившийся к нам недавно.
— Что? — осведомился я.
— А это еще кто?
— Наш друг, — ответила Лукреция. — Ты, наверно, читал какую-нибудь из его книг.
Парень узнал меня, однако не проявил ни удивления, ни восторга — наоборот, спросил, не могу ли я дать ему денег, в чем было ему сейчас же отказано.
— Если хотите знать, зачем здесь эта лента, раскошеливайтесь. Всему на свете — своя цена, и вы это знаете лучше, чем кто-либо еще. А информация — один из самых дорогих продуктов.
Никто не пришел мне на помощь, и мне пришлось уплатить евро за ответ.
— Не сняли ленту. Это мы ее здесь привязали. Видите, здесь не идет никакой стройки — всего лишь дурацкий кусок бело-красного пластика, который запрещает проход по этому дурацкому тротуару. Однако никому и в голову не приходит спросить, зачем он тут: все послушно сходят на мостовую, рискуя попасть под машину, и через несколько шагов вновь поднимаются на тротуар. Кстати, я читал, что с вами случилась неприятность?
— Именно потому, что я шел по проезжей части.
— Ничего, в этих случаях люди удваивают внимание: это и подвигло нас на эту затею с лентой. Пусть знают, что происходит вокруг.
— Ничего подобного, — заметила девушка, которую я счел привлекательной. — Это всего лишь шутка. Придумано, чтобы посмеяться над людьми, которые подчиняются неизвестно чему. Бессмысленно, и не имеет значения, и никто не попадает под машину.
К ватаге присоединились новые члены — теперь их было одиннадцать и две немецкие овчарки. Теперь они уже не просили подаяния, потому что никто не решался приблизиться к банде дикарей, которым доставляло удовольствие пугать людей. Пить было нечего, и все поглядели на меня так, словно поить их входило в мои обязанности, и попросили купить еще водки. Я понял, что это мой «пропуск» в паломничество, и стал искать магазин.
Девушка, на которую я обратил внимание, — она годилась мне в дочери — перехватила мой взгляд и завела со мной разговор. Я знал, что это — всего лишь провокация, однако разговор поддержал. Нет, она ничего не стала рассказывать о себе, а спросила, знаю ли я, сколько котов и столбов изображено на заднем плане десятидолларовой купюры?
— Котов и столбов?
— Видите, вы и не знаете. Вы не придаете значения деньгам. Так вот, там выгравировано четыре кота и одиннадцать столбов света.
Я мысленно пообещал себе, что, как только мне в руки попадет бумажка в десять долларов, я обязательно проверю.
— Наркотики у вас в ходу?
— Бывает, но редко. Спиртное — чаще. Наркотики — не наш стиль. Это — черта вашего поколения, правда ведь? Моя мать, например, законченная наркоманка, только она не колется и не нюхает, а готовит обед для нашей семьи, или исступленно наводит порядок в доме, или волнуется из-за меня. Когда у моего отца что-то не ладится на работе, она переживает из-за него. Можете себе представить? С ума сходит из-за меня, из-за моих братьев, из-за всего на свете! Мне приходится так напрягаться, чтобы делать вид, будто у меня все и всегда распрекрасно, что я предпочитаю уходить из дому.
- Предыдущая
- 43/57
- Следующая
