Заир - Коэльо Пауло - Страница 39
- Предыдущая
- 39/57
- Следующая
Еще шаг — и на память мне приходит конверт на моем письменном столе. Скоро я вскрою его и, вместо того чтобы идти по льду, двинусь по дороге, которая приведет меня к Эстер. И не потому, что я хочу, чтобы она была рядом со мной, — нет, она может оставаться там, где находится сейчас. И не потому, что Заир не дает мне покоя ни днем, ни ночью, — разрушительная одержимость любовью, похоже, оставила меня. И не потому, что я привык к своему прошлому и страстно желаю вернуться в него.
Еще шаг, еще трещина, но спасительная закраина чаши приближается.
Я вскрою конверт, я отправлюсь навстречу Эстер, ибо, как говорит Михаил — эпилептик, ясновидящий, гуру из армянского ресторана, — этой истории необходимо завершение. И когда все будет рассказано и пересказано, когда города, где я бывал, мгновения, которые прожил, шаги, что предпринимал ради нее, — когда все это превратится в отдаленные воспоминания, тогда останется всего лишь любовь в чистом виде. Я не буду чувствовать, что должен кому-то что-то, не буду считать, что нуждаюсь в Эстер, потому что лишь она способна меня понять, потому что я к ней привык, потому что она знает мои сильные и слабые стороны, достоинства и пороки, знает, что перед сном я люблю съесть ломтик поджаренного хлеба, а проснувшись — смотрю по телевидению выпуск международных новостей, что обязательно гуляю по утрам, что читаю книги о стрельбе из лука, что много часов провожу перед компьютером, что впадаю в ярость, когда прислуга несколько раз напоминает, что обед — на столе.
Все это сгинет. Останется любовь, которая движет небом, звездами, людьми, цветами, насекомыми и заставляет всех идти по тонкому льду, которая заполняет душу радостью и страхом и — придает смысл всему сущему.
И вот я прикасаюсь к каменной закраине. Навстречу протягивается рука, и я хватаюсь за нее. Мари помогает мне удержать равновесие и вылезти.
— Я горжусь тобой. Сама бы я никогда на такое не решилась.
— Мне кажется, что еще совсем недавно и я бы на такое не решился — это какое-то необязательное, бессмысленное, безответственное ребячество. Но я возрождаюсь и должен рисковать, пробуя и испытывая новое.
— Утреннее солнце идет тебе на пользу: ты рассуждаешь как мудрец.
— Мудрецы никогда не сделали бы того, что сделал я сейчас.
Я должен написать важную статью для одного журнала, который дал мне крупный кредит в Банке Услуг. У меня — сотни, тысячи идей, однако я не знаю, какая именно из них заслуживает моих усилий, моей сосредоточенности, моей крови.
Такое случается со мной не впервые, но всякий раз я считаю, что все важное уже давно сказал, что теряю память и забываю о том, кто я такой.
Подхожу к окну, смотрю на улицу, пытаюсь убедить себя, что я — человек, состоявшийся в плане профессиональном, что мне ничего никому не надо доказывать, что я могу сидеть где-нибудь в горах до конца дней своих — читать, совершать прогулки, разговаривать о тонкостях кулинарии и капризах погоды. Говорю и повторяю, что достиг того, чего не достигал почти ни один писатель — меня издают едва ли не на всех языках мира. Так зачем же ломать голову над статейкой для журнала, как бы важна ни была она?
Зачем? Затем, что существует Банк Услуг. Значит, я и в самом деле должен писать, но что мне сказать людям? Что им следует забыть истории, рассказанные им прежде, и не бояться идти на риск?
Всякий скажет мне в ответ: «Я — независим и делаю то, что сам для себя выбрал».
Сказать, что Энергия Любви должна циркулировать свободно и беспрепятственно?
Люди ответят: «Я люблю. Я люблю все сильней», словно любовь можно измерить, как измеряем мы ширину железнодорожной колеи, высоту зданий или количество ферментов, необходимых, чтобы испечь булку.
Вновь сажусь за стол. Конверт, оставленный мне Михаилом, вскрыт, я знаю теперь, где находится Эстер, теперь надо выяснить, как туда попасть. Звоню ему, рассказываю историю с фонтаном. Он приходит в восторг. Спрашиваю, свободен ли он сегодня вечером, он отвечает, что собирался провести его со своей возлюбленной, ее зовут Лукреция. Могу ли я пригласить их на ужин? Сегодня — нет, но на будущей неделе мы можем встретиться.
Но на будущей неделе я улетаю в Америку — там очередной «круглый стол». Время терпит, отвечает Михаил, подождем еще две недели.
— Наверное, вы пошли по льду, потому что услышали Голос? — добавляет он.
— Нет, я ничего не слышал.
— Почему же вы это сделали?
— Потому что почувствовал — это надо сделать.
— Это то же самое, что услышать Голос.
— Я заключил пари. Если сумею пройти по льду, то это потому, что я готов. И я думаю, что готов.
— Значит, Голос подал вам сигнал, который вы ждали.
— А вам Голос сказал что-нибудь по этому поводу?
— Нет. Но это и не нужно. Когда мы с вами шли по набережной Сены и я сказал вам: «Голос предупреждает, что время еще не настало», я понял, что в нужный час вы услышите его.
— Говорю же вам: я не слышал никакого голоса.
— Это вы так думаете. Это все так думают. И тем не менее присутствие подсказывает мне: все постоянно слышат голоса. Это они дают понять, что нам был послан знак. Понимаете?
Не стоит вступать с Михаилом в спор. Мне нужны только технические подробности — узнать, где взять машину напрокат, сколько времени займет путь, как найти дом, — потому что передо мной, кроме карты, лишь свод невнятных указаний: идти по берегу такого-то озера, отыскать вывеску такого-то предприятия, повернуть направо и т. д. Быть может, Михаил знает кого-нибудь, к кому бы я мог обратиться за помощью.
Мы условливаемся о встрече. Михаил просит меня одеться как можно более незаметно — «племя» будет странствовать по Парижу.
Я спрашиваю, что такое «племя», и слышу лаконичный ответ: «Это люди, работающие со мной в ресторане». Спрашиваю, что привезти ему из Америки, и он просит лекарство от изжоги. Хотя мне кажется, что можно было бы выбрать что-нибудь поинтересней, я записываю название этих таблеток.
Ну хорошо, а статья?
Возвращаюсь к столу, думаю, о чем бы написать, и, вновь поглядев на вскрытый конверт, прихожу к выводу, что его содержимое меня не удивило. В глубине души, после нескольких встреч с Михаилом, я ожидал чего-то подобного.
Эстер находилась в степи, в маленьком городке Центральной Азии, а точнее — в Казахстане.
Я больше никуда не тороплюсь: пересматриваю заново свою историю, которую заставил себя подробно рассказать Мари. Она решила сделать то же самое, и, хотя многое в ее рассказе меня удивляет, это дает результаты: она становится спокойней, уверенней, избавляется от тревоги.
Не знаю, почему я так хочу отыскать Эстер: ведь ее любовь уже озарила мою жизнь, научила меня новому — ну, и не хватит ли этого? Но я вспоминаю слова Михаила: «История должна быть завершена» — и решаю идти дальше. Я знаю, что сумею определить тот миг, когда лед нашего супружества дал трещину, но мы, оказавшись в холодной воде, делали вид, будто ничего не произошло. Я знаю, что сумею определить этот миг еще до того, как приеду в казахский городок, чтобы замкнуть круг или чтобы сделать его больше.
Статья! Неужели Эстер вновь превратилась в Заир и не позволит мне думать ни о чем другом?
Да нет: когда я должен сделать что-то срочное, что-то требующее всплеска творческой энергии, то все происходит именно так, как сейчас, — я взвинчиваю себя чуть ли не до истерики, и в тот самый миг, когда я решаю все бросить, все получается. Я пробовал действовать иначе, что-то готовя загодя, но оказывается, что мое воображение работает исключительно в том случае, если оказывать на него гигантское давление. Я не могу пренебречь Банком Услуг, я обязан отослать в редакцию три страницы о — нет, только представьте себе! — о проблеме взаимоотношений мужчины и женщины. При чем тут я?! Однако издатели журнала решили, что человек, написавший «Время раздирать и время сшивать», просто обязан разбираться в тайнах человеческой души.
- Предыдущая
- 39/57
- Следующая
