Целитель судеб (СИ) - Алмазная Анна - Страница 2

   Он даже не знал, как ее зовут. Он даже молиться за нее богам не мог, потому как не знал ее имени. Он не мог вспомнить ее лица, цвета ее глаз... он и ее не мог вспомнить - лишь безглазое, чужое существо, что так часто снилось ему ночами...

   Ферин просыпался в холодном поту. Садился на кровати и долгое время хватал ртом воздух, не в силах успокоиться. Он чувствовал запах ее волос, смешанный с запахом мертвечины, он распахивал настежь окна, стараясь выветрить этот проклятый запах и долго в одной ночной рубахе стоял на балконе, вдыхая чистый, холодный воздух. Пока не свалился в лихорадке.

   И тогда мать впервые нарушила прямой запрет мужа и позвала виссавийцев.

   - Он убил, - жестко ответил укутанный в зеленое до самых глаз целитель. - Ты же не думаешь, что я буду спасать убийцу?

   Утром вернулся отец, привез с собой знакомого мага-целителя, которых так мало осталось в Виссавии. Но приехал слишком поздно. И когда через луну Ферин встал с кровати, пепел от погребального костра матери уже давно развеяли по ветру.

   - Не вынесла стыда, была слишком слабой, - коротко сказал отец. - Но ты будешь жить! Будешь! Несмотря ни на что!

   И Ферин жил. И постепенно научился жить и с презрением отца, и с тяжестью на душе после смерти хрупкой, горячо любимой матери. Он научился хладнокровно убивать и встречать презрением тех, кому это не нравилось.

   Потому, когда стирающий воспоминания о смерти Эррэмиэля виссавиец одернул руки от висков Ферина, резко скривившись, архан лишь язвительно спросил:

   - Ты продолжишь свою работу или мы так и будем тянуть время?

   - Ты убил.

   - И не один раз. Ничего нового ты мне не сказал. Так что заканчивай и проваливай. Ты мне так же противен, как и я тебе.

   Виссавиец волновался и был груб. Он стирал воспоминания не очень внимательно, причиняя больше боли, чем было необходимо, он забрал слишком много. Но Ферин даже не поморщился и даже не пошевелился, когда его голову раз за разом раздирало от невыносимой, острой боли. Он понимал, что скоро это все пройдет и виссавиец оставил его в покое.

   Закончив, мальчишка вздохнул с облегчением, поклонился и молча вышел.

   Ферин долгое время сидел в кресле, чувствуя, что забыл нечто важное. А потом подошел к столу, взял из вазы светящийся шарик величиной с вишню и резким движением сомкнул пальцы, разрывая тонкую защитную оболочку.

   Боль была невыносимой. Она поставила гордого советника на колени, заставила влететь в комнату встревоженного хариба. Но когда Ферин, добрался при помощи тени архана до кресла, он уже все помнил.

   Вечером над замком убрали щит, позволив забывшим все арханам связаться с Кассией. Ферин чувствовал, как немедленно потянулись от замка в темноту тонкие нити мысленной связи, переливаясь ровными оттенками эмоций. Его нить была черной. И тот, кто был по другой стороне вовсе не был другом, скорее вынужденным союзником.

   - Вождь убил наследника, - усмехнулся Ферин.

   - Мираниса? - мысль, посланная в ответ была окрашена красным цветом острой, бесшабашной радости.

   - Нет, но я думал, Рэми ты ненавидишь больше...

   - Рэми так просто не убьешь... но нам и к лучшему.

   Рэми лежал закрыв глаза, греясь к теплых лучах солнца.

   А ведь совсем не больно. Даже неожиданно... В прошлый раз возвращаться к жизни было гораздо менее приятно...

   - Прости меня, - мягкий, нежный голос успокаивал. Рэми понятия не имел, кто его говорил, он безвольно плыл по волнам этого голоса и не хотел, чтобы это прекращалось. Ему было хорошо и спокойно, как никогда в жизни. - Прости, мой мальчик, они вновь причинили тебе боль... мой вождь, мой сын.

   Сознание вернулось к Рэми резким толчком. Его будто вытянуло из мягкого, обволакивающего света и что было мочи швырнуло о твердый, холодный камень, да так, что все тело, казалось, рассыпалось на кусочки.

   Некоторое время он лежал неподвижно, на чем-то твердом, холодном, ожидая, пока полностью утихнет боль. Лишь когда нервное оцепенение прошло, он открыл глаза и увидел огромный зал с уходящими в купол белоснежными витыми колонами.

   Он не знал этого места. Мало того, он почему-то не хотел здесь находиться.

   - Ты очнулся, - в знакомом голосе проскользнуло облегчение. - И не сошел с ума от боли... спасибо богине. Она тебя вела...

   - Откуда ты знаешь, что не сошел? - резко ответил Рэми, садясь на каменном алтаре.

   Это был какой-то храм, не иначе. А в Виссавии может быть храм только одной богине. И только в этом храме может он встретить ее жрицу... хранительницу.

   В голове закружилось даже не из-за неожиданной слабости, а из-за нахлынувших воспоминаний. Рэми похолодел. Как долго он тут валялся? И как долго был Мир во власти безумца?

   Рэми раз за разом вспоминал вкрадчивый, чуть шипящий голос Элизара, холодное прикосновение скальпеля, которое через мгновение приносило новый приступ боли, и тихий смех, когда Рэми не выдерживал, начинал кричать...

   Но больше всего болели слова:

   - Твой принц упрямый... но если будет и дальше упрямиться, следующим на мой стол ляжет он. Так что не уходи далеко за грань, телохранитель, может, и там будешь его сопровождать?

   Мир здесь, в Виссавии, Рэми это чувствовал. И сходил с ума от беспокойства, помня и другие слова вождя:

   - Думаешь, она его защитит?

   - Она обещала, - выдавил тогда Рэми.

   - Она любит обещать... но никогда ничего не делает...

   Это было последним, что Рэми помнил. Тогда внезапно окрасились окна красным, вождь вздохнул огорченно, и Рэми внезапно перестал чувствовать боль.

   А потом был успокаивающий голос богини, мягкое возвращение в собственное, уже исцеленное тело, и слова... слова... Опять слова и ничего кроме слов. Богиня любит его? И в очередной раз дала ему умереть, да как умереть? В этой проклятой Виссавии всех так "любят"?

   Вождь, несмотря на свое безумие, был прав - в этой Виссавии никому доверять нельзя. Тем более, нельзя доверять богине, которая так легко играет с их судьбами.

   - Мне надо идти, - сказал Рэми, выхватывая у хранительницы тунику и запоздало устыдившись своей наготы. Впрочем, к чему стыдиться наготы перед слепой женщиной?

   - Что это за знаки на своде? - спросил Рэми, поспешно одеваясь.

   - Древний язык. Виссавийцы о нем уже почти забыли.

   - Чего ты опять хочешь? - спросил Рэми, завязывая на талии широкий пояс.

   Виссавия справлялась с оживлением телохранителя гораздо лучше Мираниса - Рэми не чувствовал даже тени усталости, лишь мышцы слегка ныли и пока отказывались до конца слушаться.

   - Ничего, - пожала та плечами.

   - И я могу вернуться к принцу? - резко спросил Рэми, чувствуя, что его снова затягивают в словесную перепалку. А в словах он был не сильно-то силен. Он любил действовать.

   - Ты тоже хочешь оставить меня одну? - гораздо тише спросила хранительница. Впервые в ее голосе Рэми уловил усталость, и ему на мгновение стало стыдно. Но Рэми тотчас же вспомнил о Мире, до которого в любой миг мог добраться Элизар, и посмотрел на хранительницу уже иначе, с легким презрением.

   - Хочешь оставить моих сестер на милость безумца?

   - Ты хотела сказать - вашего вождя, - ответил Рэми, поднимаясь с алтаря и становясь босыми ногами на неожиданно теплый пол. - Я должен вас пожалеть? А кто пожалеет меня? Принца? Мою семью? Или ты думаешь - я игрушка? Меня можно безнаказанно убивать? И так убивать? Верни меня к Миранису, и мы уйдем из Виссавии. С меня хватит. И если выбирать между дракой с Элизаром или Алкадием я выберу Алкадия. Безопаснее будет.

   Рэми ловко натянул штаны и легкие, домашние сапожки. Потом подвязал волосы тонким шнурком, чувствуя себя с каждым мгновением лучше. Он сам не понимал, к чему сидит здесь и слушает хранительницу, когда ему необходимо бежать к Миранису.