Гильотина в подарок - Ковалев Анатолий Евгеньевич - Страница 23

• Предыдущая
• 23/86
• Следующая

Патя, роняя слезы, гладила его седеющие волосы и приговаривала:

– Ты мне как папа… Ты мне как папа…

«Вот оно что! То самое! Я испытываю к ней отцовские чувства! Я снова почувствовал себя отцом? Как это может быть? Ведь у меня почти взрослая дочь! А эта мне совсем чужая! Я с ней познакомился вчера вечером. Даже сутки еще не прошли! Может, я начинаю потихоньку сходить с ума? Похоже на то…»

– Я знаю, почему ты бросил жену. – Она пришла в себя и вновь принялась ковырять яичницу.

– Почему? – заинтересовался Полежаев.

– Потому что у тебя появилась другая женщина. Это единственная причина, по которой бросают жен!

– Разные бывают причины, – возразил инженер человеческих душ.

– Но ведь у тебя была тогда другая женщина? Правда?

– С чего ты взяла?

– Хотя бы с того, как ты смущаешься, говоря об этом.

– Для чего тебе это нужно? – Он действительно смутился.

– Просто так. Хочу знать побольше о своем женихе. Вот и все. Разве нельзя? Хотя бы на правах невесты. Ты один раз был женат? И долго длилось семейное счастье?

– Двенадцать лет.

– Ого! Столько не живут! Как это тебя угораздило?

– Перестань издеваться!

Он рассердился. Она прикусила губу.

– Извини… Я не хотела…

– Ты что, ревнуешь?

– Не знаю. Что-то нашло. Ты мне как папа… – повторила она, виновато опустив голову на грудь.

– А у тебя есть отец?

– Нет.

– Умер?

– Да.

– Ты его любила?

– Нет.

– Кем он был?

– Подлецом.

– Я не это имел в виду.

– А я как раз это.

– А твоя мама? Ты вчера говорила, что она больна…

– У нее парализованы ноги, она передвигается с помощью инвалидного кресла.

– А как же ты…

– К ней специально приставлена нянечка. Она ухаживает за мамой. Выполняет все ее капризы. Больные люди очень капризны.

– Кто же ей платит за уход? Ведь это, должно быть, очень дорого?

– Я плачу, – как само собой разумеющееся выдала девушка.

– Извини за бестактный вопрос. Откуда деньги?

– Что же тут бестактного? Ты берешь меня в жены и, разумеется, хочешь знать о моих доходах. Мой отец был очень богат.

– Значит, наследство?

– Угу. В швейцарском банке. Устраивает тебя такой вариант?

– Мне все равно.

– Не верю. Без денег любовь существует только в кино. А чем занимаешься ты?

– Пишу романы, – усмехнулся Антон.

– Серьезно? – Она вытаращила глаза.

«Придуривается или действительно в полном неведении? Я ведь не Максим Горький, чтобы меня знала в лицо каждая француженка!»

Он принес из гостиной, где были навалены стопками книги, один из своих покетов с фотографией на обложке.

– Похож?

– Вот здорово! – захлопала она в ладоши и даже запрыгала на месте, как маленькая девочка, которой преподнесли рождественский подарок. – Значит, я не промахнулась с Марселем Прустом вчера в кинотеатре?

– Промахнулась! Пруст не писал детективов. К тому же я совсем на него не похож.

– Вылитый! Не спорь со мной! Со стороны видней!

– И кроме всего прочего у нас с ним разная сексуальная ориентация! – При этих словах он поднял ее на руки и понес в спальню.

– Ты меня снова хочешь? – засмеялась она по дороге. – Браво! Я не стану сопротивляться! Ведь ты меня не обманешь?

– В каком смысле?

– Ты ведь женишься на мне?

Разговоры о женитьбе напоминали ему какую-то забавную игру.

– Обязательно женюсь! – клялся он, укладывая девушку на постель.

Она еще о чем-то спрашивала, пока пришлось возиться с ее замысловатым бюстгальтером и тесными джинсами, но он уже ничего не слышал, а только громко сопел от усердия.

Патя тихонько посмеивалась, но вскоре и ей было не до смеха. Она металась и дергалась под ним, как под током высокого напряжения.

Потом они долго не могли отдышаться, истекая потом, не в силах выговорить ни слова.

Антон сделал коктейль, смешав текилу с апельсиновым соком.

– Это тебя взбодрит.

– Ты мне как папа…

«Это у нее скоро станет поговоркой! Впрочем, разница в семнадцать лет, ничего не поделаешь!»

– Пока ты делал коктейль, я провела инвентаризацию твоих компашек, – сообщила Патя, посасывая через соломинку напиток и перебирая свободной рукой лазерные диски, небрежно сваленные на пол. – Должна тебе признаться, что наши вкусы во многом близки.

Загрузив компакт-проигрыватель, она нажала кнопку пульта, и полилась теплая, неспешная мелодия.

Полежаев, не расставаясь со стаканом, присел на краешек дивана.

«А ведь это уже когда-то было. И девушка в постели, и песня на французском. Вот только вместо текилы – советское шампанское. Нет! Вкусы не совпадали! Как я упустил такую важную деталь?»

J'aime quand le vent nous taquine

quand il joue dans tes cheveux

quand tu te fais ballerine

pour le suivre a pas gracieux [3]

Девушка действительно подражала балетным па, вытягивая носки худеньких ног и переступая ими по воздуху. Руки ходили волнами по простыне.

«Не знал, что можно танцевать, лежа в постели! У нее это профессионально выходит! Наверно, последний писк у нынешней молодежи».

J'aime le calme crepuscule

quand il s'installe а pas de loup

j'aime а esperer crйdule

qu'il s'embraserait pour nous [4]

Она самозабвенно отдалась мелодии, словно какому-то магическому заклинанию. Глаза смотрели в одну точку, губы шептали слова песни, по щекам катились слезы.

Песня кончилась, а Патя еще долго не могла прийти в себя. Она смотрела отрешенно куда-то вверх, сквозь потолок.

Полежаев заговорил, потому что необходимо было что-то сказать, как-то разрядить возникшую напряженность:

– Адамо я услышал впервые по радио, еще в раннем-раннем детстве. И заболел его песнями. Мне почему-то казалось, что это поет женщина, очень красивая женщина. Слов я тогда не понимал. И даже не знал, что это по-французски. Просто пронзило душу, и все. Бывает так. Раз и навсегда, как любовь с первого взгляда. Потом, когда мне исполнилось десять лет, дядя подарил пластинку со знаменитыми «Ин Шалля» и «Томб ля нэж» [5]. Я был на седьмом небе от счастья. Слушал без конца. По ним, кстати, и учился французскому. Родителям вскоре это надоело. Они не понимали и не разделяли моего пристрастия. Пластинку стали от меня прятать. Боялись, наверно, что рехнусь. А я многие песни уже знал наизусть. И только листал словарь, чтобы докопаться до истины, дойти до сути. Время шло, а любовь не проходила. Я женился. Моя благонравная супруга, с претензией на интеллигентность, причитала каждый раз, когда я включал пластинку: «Опять этот французишка! Сколько можно?» И я слушал Адамо в те редкие минуты, когда жены не было дома. Потом подросла дочь. Я отдал ее в специализированную французскую школу. Я думал, выращу единомышленницу. Не тут-то было! Наверно, всем отцам кажутся странными вкусы детей. Моя дочь полюбила безголосую, занудную Милен Фармер. Когда я заводил Адамо, пользуясь отсутствием супруги, дочь только фыркала и презрительно усмехалась: «Как тебе не надоест слушать эту муть?» Не надоело. Дядя, подаривший мне пластинку, живет теперь в Америке. Папа давно умер. Мама далеко. Жену я бросил. Дочь не хочет меня знать. А музыка эта всегда со мной. С самого детства. Музыка не изменит. Не предаст.

Не меняя позы, Патрисия вдруг спросила, как ему показалось, совсем не к месту:

– Вы вчера что-нибудь нашли?

– Где? – не понял Антон.

– В квартире Констанции.

Он специально ни разу не заговорил с ней на эту тему. Вчера его интересовал только французский след.

Но это было вчера. А сегодня он счастлив с ней. И именно поэтому не хочет думать о страшном убийстве Констанции Лазарчук, о загадочном исчезновении журналиста. Ни о чем, ни о чем! Пусть все катится к чертовой матери! Счастье – недолговечная штука.

• Предыдущая
• 23/86
• Следующая