Эльфред. Юность короля - Ковальчук Вера - Страница 5
- Предыдущая
- 5/60
- Следующая
– Твое высочество, клыки кабана – коварное оружие, – медленно произнес лекарь, прилаживая чистый лоскут мягкой ткани. – Они несут не только рану, но и яд. Этот яд заставляет гнить раны. Зачем тебе, молодой человек, погибнуть из-за простой неосторожности в столь юном возрасте?
Услышав про «юный возраст», Эльфред фыркнул. Он чувствовал себя совершенно взрослым, даже зрелым мужчиной, и эти слова целителя показались ему хоть и простительными для старика, но чересчур высокомерными.
Повязка была наложена должным образом. Собрав все инструменты, лекарь вышел из алькова и пустил туда супругу принца, Эльсвису. Она тревожно взглянула на мужа, но, заметив веселые искорки в его глазах, улыбнулась сама. Молодая женщина легко вспыхивала румянцем, как все белокурые и рыженькие.
Эльфред был у ее отца в гостях, когда Эльсвисе еще не исполнилось пятнадцати, и тогда же стал оказывать ей знаки внимания, отваживая других молодых людей.
Священник твердил девушке, что это дурно, ибо отроки и отроковицы должны вести себя очень скромно и ждать, кого им Господь пошлет в пару, или кого выберут родители. И потому Эльсвиса не решалась поднять на Эльфреда глаза, но жарко краснела при каждом его слове, обращенном к ней. Она не была влюблена в сына Уэссекского короля, но в ее возрасте душа девушки так широко распахнута любому чувству, что мимолетную симпатию они готовы признать за неземную страсть. Все случилось, как в сказке – Эльсвиса поверила, что любит Эльфреда, а Эльфред спустя два года посватался к ней.
Оба они не до конца понимали смысл сделанного шага. Они связали свои судьбы навсегда, и при этом вряд ли руководились правильными соображениями. Принц думал о приданом и о том, что каждый мужчина должного возраста должен быть женат. К тому же дочь графа гаинов так хороша… А юная дочь графа пребывала в уверенности, что встретила свою единственную любовь. И потом, быть женой – это не то же самое, что быть дочерью. Жена все-таки хозяйка. Что за человек ее молодой муж, она понимала смутно, но готова была выполнять свои обязанности и стать ему хорошей женой.
Эльсвиса подала супругу новую тунику – алую, с трехцветной тесьмой, украшающей рукава и горловину, вынула из сундука ремень с красивой пряжкой.
– Король спрашивал о тебе. Стол уже накрыт, почти все собрались.
– Да-да. Я вижу, ты уже готова, – он оглядел ее, одетую в меру нарядно. – Хорошо.
Жена помогала ему одеваться.
– Один тан сказал мне, – робко начала она, – будто король желает, чтоб ты был рукоположен как можно скорее.
– Ну, душенька, согласись, уходить в епископы от затяжелевшей жены – поступок не слишком красивый. Даже бестолковый. Зачем тогда было жениться?
– Ну, так и что же? Ты не рассказывал мне, что твой отец настаивал, чтоб ты стал священником.
– Он не настаивал. Он полагал, что это возможно и даже хорошо.
– Но ты-то этого хочешь?
– Я? Может, когда-нибудь. Когда стану стариком. Лет в тридцать. Что ж… Кстати, что это за тан, который вдруг начал говорить с тобой о моих планах?
– Берн из Лонг Бега.
– А, человек королевы… – Эльфред оправил котту, затянутую поясом, и, повернувшись к жене, погладил ее по щеке. – Запомни, солнце мое, уж если кто заинтересован в том, чтоб я был рукоположен, так это королева.
– Вульфтрит?
– Разумеется. Пока ее сыновья еще очень молоды, я для них – самый серьезный соперник за трон. Ты знаешь, власть берет тот, кто сильнее, у кого больше сторонников. Кроме того, возможно, ты слышала, что, когда мне было пять лет, папа Римский короновал меня. Ты слышала об этом?
– Да, что-то слышала. Мне рассказывали.
– Если что-то случится с Этельредом в ближайшие годы, эрлы и таны, скорей всего, предложат корону мне.
Эльсвиса с любопытством смотрела на мужа.
– А ты этого хочешь?
Принц задумчиво покосился на носки своих сапог. Левое голенище с трудом натянулось на плотную повязку.
– Я не знаю, – ответил он. – Я бы очень подумал. Больно много забот.
– И все же мне непонятно. Если королева хочет, чтоб ты стал священником, зачем ей об этом говорить твоей жене? Вернее, не ей самой, а ее человеку…
– Ах, душенька, это еще проще. Если все вокруг будут ожидать от меня некоего поступка, мне уже неудобно будет его не совершить… Ну, идем же.
Он подставил супруге руку.
В трапезной давно были накрыты столы, уже горели два очага, выложенных камнями на земляном полу, и десятки факелов, воткнутые в кольца на столбах. Большинство воинов расселись по своим местам – они терпеливо ждали, косясь на хлопочущих слуг. Слуги готовы были нести блюда с мясом, и ждали лишь знака короля. А король ждал появления брата. Правда, к опозданию Эльфреда он отнесся понимающе.
– Как твоя рана, брат? – поинтересовался король, когда родственник сел на свое место по правую руку Этельреда. Сыновья правителя были еще малы, ничем не замечательны и не знамениты, и поэтому сидели с самого краю почетного стола, близ матери. Они уже были на месте, болтали ногами и о чем-то толковали между собой.
– Лучше, чем может быть, – улыбаясь, ответил Эльфред.
Будто ждала своей очереди, королева появилась в дверном проеме сразу, как только за стол села Эльсвиса. Грузная супруга короля двигалась по залу величаво, да по-другому и не смогла бы – ее мучила одышка. Полная и, пожалуй, даже чрезмерно дородная, королева не шла, а шествовала, и перед нею торопливо расступалась челядь. Эльфред заметил внимательный взгляд своей супруги, устремленный на ее величество.
– Ты заставляешь себя ждать, – укорил голодный Этельред. – Как всегда.
Вульфтрит поджала губы.
– Я полагаю, мне позволено не меньше, чем остальным, – ответила она надменно и, будто бы невзначай, покосилась на деверя.
По знаку короля слуги втащили в залу огромное деревянное блюдо с жареным оленем. У конструкции, немного напоминающей носилки, имелось четыре большие ручки по сторонам. С деревянного края капал жир и впитывался в тростник, постеленный на земляном полу. По праздникам слуги плели из тростника циновки, но сейчас был не праздник. Трапезную устроили не в донжоне, а пристроили обширное помещение к башне и соединили с донжоном короткой деревянной галереей. Трапезная – обширная зала с двумя рядами поддерживающих крышу столбов, к которым ставились скамьи и столы перед ними – служила также и залом совета.
Воины короля обедали и ужинали здесь, а потом в большинстве своем и спать укладывались рядом, у правой или левой стены зала. Там лежали тюфяки и просто большие охапки свежей соломы – люди в те времена были очень неприхотливы.
Столы были поставлены большой буквой П, где поперечная перекладина соответствовала почетному месту хозяина замка, располагавшемуся на небольшом деревянном возвышении. Оленя поставили на козлы перед почетным возвышением – столом короля и его домочадцев. По традициям саксов самый знатный человек в зале должен был разделывать мясо. Но эта традиция соблюдалась не слишком часто. Обычно Этельреду лень было вставать со своего места, обходить столы, и тогда он передавал нож своему кравчему. Тот с готовностью делил охотничью добычу своего господина. Господин лишь говорил, какие части оленя на какой стол поставить.
Эльфреду предстояло есть из одного блюда с братом и его женой. Слуги поставили перед ними огромный кусок от задней части туши, а также голову оленя. Принц в свой черед отрезал ломоть мяса понежнее и тут же разделил его: то, что получше – жене, остальное себе. Ее долю он аккуратно стряхнул с ножа на сдобную лепешку.
По жесту короля слуга поставил перед Эльсвисой блюдо с печенью и сердцем оленя.
– Непраздным женщинам – самое лучшее, – мягко сказал король зардевшейся от смущения невестке. – Ешь, Эльсвиса. Пусть сила и стремительность оленя перейдут твоему сыну, которого ты носишь.
– Давай, ешь, – коротко велел Эльфред. Говорил он вполголоса. – Сердце и печень кабана, которого я убил, тоже достанутся тебе.
- Предыдущая
- 5/60
- Следующая
