Выбери любимый жанр

Знак Единорога - Желязны Роджер Джозеф - Страница 34


Изменить размер шрифта:

34

Оставив Бранда на попечение Джерарда, я удалился, понимая, что мне самому нужно подлечиться и восстановить силы. При этом я хотел, чтобы никто не узнал о моем ранении. Фиона действительно исчезла, и ни ее, ни Джулиана не удавалось дозваться по Козырю. Если бы я рассказал Бенедикту и Джерарду все, что мне поведал Бранд, они наверняка стали бы настаивать на поисках Фионы и Джулиана. А я был уверен, что поиски ровным счетом ничего не дадут.

Я удалился в свои покои и послал за Рэндомом и Ганелоном. Им я объявил, что собираюсь воспользоваться столь необходимыми мне отдыхом и сном: передохну днем, а ночью отправлюсь в Тир-на Ног-т — путешествие вполне логичное для жителя Амбера, у которого накопилась такая уйма серьезнейших проблем. Не сказать, чтобы я мог похвастаться богатой практикой подобных путешествий, но многие другие там бывали. Я чувствовал, что моя отлучка того стоит. Тогда будет понятно, почему я исчезаю на целый день — а день мне тоже был нужен, как воздух. Итак, у меня целый день, ночь и часть следующего дня на поправку после ранения. Словом, я верил, что время потрачу не зря.

А поскольку в мои планы нужно было кого-то посвятить, я посвятил в них Рэндома и Ганелона. Я улегся в постель и рассказал им все, что узнал от Бранда о его, Фионы и Блейза происках, а также о клике Эрика, Каина и Джулиана. Рассказал и о том, что Бранд думал по поводу моего возвращения, и о его пленении собратьями по заговору. Рэндом и Ганелон поняли причину бегства Фионы и Джулиана — несомненно, и та, и другой бросились собирать свои войска. Хорошо бы друг против друга, но скорее всего — нет. Не теперь, по крайней мере. Вероятно, либо Фиона, либо Джулиан двинут свои силы против Амбера.

— Что ж, придется им бросать жребий и ждать своей очереди, как и всем остальным, — сказал Рэндом.

— Не совсем так, — возразил я. — Дело в том, что приспешники Фионы — это те самые твари, что приходят по черной дороге.

— А Круг в Лоррейне? — спросил Ганелон.

— И это они же. Так они проявили себя в той Тени. Они приходят издалека.

— Проклятые ублюдки... — процедил сквозь зубы Рэндом.

Я кивнул и постарался объяснить товарищам, как, по моему мнению, обстоят дела.

Итак, я пришел в Тир-на Ног-т... В тот час, когда взошла луна и на небе возникло блеклое, неясное отражение Амбера, сквозь ткань которого просвечивали звезды и которое с каждым мгновением становилось все четче и мало-помалу превратилось в город с высокими, окруженными бледными ореолами башнями, со стенами, вдоль которых двигались крошечные пятнышки — тамошние обитатели, я вместе с Ганелоном и Рэндомом стоял на самой вершине Колвира — в том месте, где из глубокого камня высечены три широкие неровные ступени...

Когда лунные лучи упали на ступени, в воздухе проступило их продолжение: высокая лестница, дугой перекинувшаяся через море к призрачному городу. Когда же луна осветила саму лестницу и она стала казаться материальной, я шагнул на нижнюю ступень... У Рэндома была с собой полная колода карт, а мои лежали в кармане куртки. Мой клинок, Грейсвандир, выкованный при свете луны на этом самом камне, давал мне власть над небесным городом, и потому я взял его с собой. Я отдохнул за день и набрался сил. В левой руке у меня была трость, на которую я опирался при ходьбе... Иллюзия расстояния и времени...

Ступени, ведущие к небесам, что равнодушны к Корвину, — не простая лестница, и подъем по ней — не просто подъем. Я еще ощущал рукопожатие Ганелона и тяжесть ладони Рэндома на плече, когда одолел четверть пути. Если я смотрел под ноги, напрягая зрение, то ступени становились прозрачными, и тогда я видел внизу океан, будто глядя на него через увеличительное стекло... Я потерял счет времени... Внизу, под волнами, проступили очертания Ребмы... Я вспомнил о Мойре. Как она там? Что станется с нашим подводным двойником, если сам Амбер погибнет? Исказится ли его отражение в зеркале вод? Может быть, блоки и перекрытия зданий там качнутся в унисон, может быть, одинаковыми гранями повернутся кости на столах в казино под волнами, по которым проплывают наши корабли?.. Но волны-людоеды, отражая Корвина, не дали ему – то есть мне – ответа.

Лестница окончилась, и я ступил в призрачный город — как вошел бы в дальний Амбер, поднявшись по величественным ступеням на обращенном к морю склоне Колвира...

Я перегнулся через перила и посмотрел на свою страну.

Черная дорога шла к югу. Ночью ее не было видно, но это не имело значения. Теперь я знал, куда она ведет, если верить Бранду. Но ложь стоила бы ему жизни, и я полагал, что знаю, куда ведет черная дорога.

От начала до конца.

От негасимого сияния Амбера и ясного света примыкающей к нему Тени, сквозь темные слои Теней, уходящих во все стороны, сквозь пейзажи со смещенной перспективой и дальше, дальше, сквозь такие места, которые могут привидеться только тогда, когда вдребезги пьян, или мечешься в горячке, или видишь ночной кошмар... И еще дальше, дальше той границы, где я останавливаюсь... Где я останавливаюсь...

Как сказать проще о том, что так непросто?..

Солипсизм – вот откуда, пожалуй, следует начать. Предположение о том, что ничего не существует, кроме тебя самого, или, по крайней мере, существует лишь то, что нам может быть ведомо, то есть нет ничего, кроме нашего собственного существования и опыта. Однако с этим можно поспорить, да мы и спорили не раз и говорили о том, что, может быть, те Тени, что мы посещаем мысленно, мы же сами и создаем, а на самом деле только мы сами и существуем, а Тени, через которые проходим, — не что иное, как проекции наших желаний... Как бы то ни было, суть этих споров объясняет другое: как и почему члены нашего семейства относятся к людям и местам за пределами Амбера. Получается, что мы — нечто вроде кукольных мастеров, а все остальное — нами изготовленные марионетки, зачастую опасно одушевленные, но и это — часть игры. Все мы по духу своему — импресарио, и точно так же мы относимся друг к другу. И хотя причины врожденного солипсизма у всех нас вызывают сомнения, каждый старается оградить себя От неизбежных вопросов. Большинство членов нашего семейства, в чем я не раз убеждался, в действиях своих крайне прагматичны.

И все-таки есть в этой картине элемент, разбивающий в пух и прах и солипсизм, и прагматику. Есть места, где Тени сходят с ума... Когда нарочито одолеваешь слой за слоем в Тени и при этом — нарочито же — отстраняешься от своего представления о том, что происходит вокруг тебя с каждым новым шагом, то в конце концов попадаешь на границу безумия, дальше которой ступить не можешь. Почему? Зачем это вообще нужно? Из-за надежды на озарение, наверное; а может быть, это просто новая игра... Но, попадая в такое место, а в такие места попадали все мы, понимаешь, что добрался не то до границы Тени, не то до границы самого себя. И мы всегда считали эти понятия синонимичными. Но теперь...

Теперь я знаю, что это не так, — теперь, когда я стою здесь и жду, без помощи Двора Хаоса, который рассказывает мне, как обстоят дела на самом деле, — я знаю, что это не так. Но я знал это и прежде – и нынешней ночью в Тир-на Ног-те, и раньше, когда бился в Черном Круге Лоррейны с монстром с козлиной головой, и еще раньше — в тот день, на маяке Кабры, куда переместился из подземелья, и тогда, когда смотрел на опустошенный Гарнат... Я понимал, что есть что-то еще. Потому что знал: черная дорога уходит дальше — дальше того, что кажется пределом. Она тянется через безумие к хаосу и еще дальше. Те, что приходили по ней, приходили откуда-то, но они не были сотворены мной. Получалось, что я помогал им, сам того не желая, проделывать этот путь, хотя мерзкие твари не согласовывались с моим представлением о реальности. Они существовали не то сами по себе, не то кому-то принадлежали, но сумели проделать дыры в полотне метафизики, сотканном нами за многие века. Они рушили стены наших твердынь, не принадлежа нашему миру, угрожали ему и нам самим. Фиона и Бранд добрались дальше предела всего сущего и отыскали кое-что там, где, по нашим понятиям, ничего не было и быть не могло. И разбуженная ими опасность почти что стоила доказательства: мы не одни, а Тени – не совсем наши игрушки. Каковы бы ни были наши отношения с Тенью, никогда им не бывать прежними...

34
Перейти на страницу:
Мир литературы