Элеанор Ригби - Коупленд Дуглас - Страница 13
- Предыдущая
- 13/49
- Следующая
Что тут добавишь?
— Омлет пахнет бесподобно. Я, пожалуй, «Бейлиса» хлопну. Будешь?
— А другого ничего нет?
— Да вроде нет. Хотя подожди-ка: греческий ликер, анисовый.
— И все? Не густо.
— В доме выпивку не держу. Так и до пьянства недолго докатиться — как начнешь в одиночку закладывать…
— Предлагаю «Бейлис» с кофе. Кофе у тебя есть?
Да, кофе был. Люблю его. Немного сварила, добавила в чашки горячительного, и мы сели за стол.
Вам может показаться странным, но мною завладело такое чувство, словно я на свидании — вернее, именно так я и воображала себе свидания. От сего откровения меня словно пригвоздило к стулу. Наконец-то объявляется давно потерянный сын, а я болтаю с ним о породах собак, глобальном потеплении и взлете популярности Мэрайи Кери. И главное, меня ужаснуло то, что определенных тем мы упорно не касались: как он стал приемышем, нашей семейной истории, моих попыток разыскать его… Наверное, в этом и состоит основная ценность родных. Мы жаждем их общения, испытываем в них нужду не только потому, что много пережили вместе и о многом можно поговорить, а потому, что они четко знают — каких тем избегать. В этом смысле Джереми уже успел стать своим.
Трапеза подходила к концу, когда зазвонил телефон. Джереми был ближе и снял трубку.
— Квартира Лиз Данн.
Пауза.
— Нет, она не может подойти.
Пауза.
— Потому что мы обедаем. Что ей передать?
Пауза.
— Нет. Я уже объяснил, что мы обедаем. Она вам обязательно перезвонит, когда мы закончим.
Пауза.
— Да, передам. До свидания. — Он положил трубку. — Твоя сестра звонила.
— Ты не должен подходить к телефону!
— Почему? Тебе стыдно?
— Джереми, да она наверняка уже в службу спасения названивает.
— Зачем?
— Ты прекрасно знаешь зачем. По этому номеру никто никогда, кроме меня, не отвечал.
— У тебя не бывает гостей?
— А ты как думал? Нет, конечно.
— И тебе очень важно, что подумают родные?
— Да, важно. У меня других родственников нет.
— Теперь есть я.
— Просто я хотела, чтобы вы познакомились несколько…
— Как именно?
— Иначе.
Я представила себе, как поднимается занавес, грохочут фанфары, по сигналу выпускают стаю белых голубей, и рампа мигает тысячами пульсирующих лампочек…
Джереми стал собирать посуду. Я сидела за столом, погрузившись в задумчивость, в голове зудел какой-то однообразный шум. Я ждала, когда объявится Лесли, и она не замедлила прибыть ровно через восемь минут. Сестрица вызвала меня по домофону, и я ей открыла.
— Привет, Лесли.
— Лиззи, что за мужчина подходил к телефону? Ты же никого к себе не водишь.
— Ну спасибо, сестрица.
Сжимая в кулачке сотовый телефон, она энергично прошептала:
— Позвонить в полицию?
Я сказала:
— Неужели так дико застать мужчину у меня в квартире?
— А то! — Она зашла на кухню, ожидая увидеть там моего избранника. Я прошла следом, но за столом никого не оказалось. Из ванной доносился шум воды.
Лесли прошептала:
— Как его зовут?
— Джереми.
— Джереми? В наше время мальчиков так не называли.
— Он не наш сверстник.
В этот самый миг из ванной показался виновник светопреставления, с голым торсом, и обратился ко мне:
— Лиз, у тебя не найдется какой-нибудь рубашки на время? Моя совсем развалилась. — Тут он обратил внимание на гостью и, как ни в чем не бывало, проговорил: — Здорово. Я Джереми.
По реакции посетительницы можно было подумать, что из ванны выскочил танцующий песик Снуппи. Сестра пожала протянутую ей руку и в полном замешательстве ответила:
— Я Лесли.
Сын спросил:
— Может, десерт? У тебя что-нибудь есть?
— Да ты куда лучше на кухне ориентируешься. — Я подкинула ему рубашку из шкафа с надписью «Хард-рок кафе. Гонолулу» — подарок Уильяма.
Парень взглянул на гостью.
— Как насчет сладкого? — Та вяло кивнула, глядя, как красивый незнакомец неторопливо натягивает через голову рубашку. Он вполне мог сойти за мальчика по вызову; бедняжка Лесли была в замешательстве.
Кроме шоколадного пудинга в пластиковых стаканчиках, на кухне ничего не обнаружилось. Джереми открыл их, вылил содержимое в одну большую миску и стал взбивать в нечто, напоминающее по консистенции какой-нибудь мусс из французской кухни.
— Так, значит, это твоя сестра?
Бедняжка медленно проговорила:
— Почему у меня такое чувство, будто я сплю?
Пришлось прояснить ситуацию:
— Лесли, я сейчас тебе кое-что расскажу… — Ее зрачки сузились до размеров булавочной головки. Забавно, как в самый, казалось бы, неожиданный момент обращаешь внимание на подобные мелочи. Я взяла со стойки бокал и початую бутылку виски. — Выпьешь?
— Еще бы…
Я наполнила бокал и протянула сестре.
— Лесли, это мой сын Джереми. Знакомься, вот твоя тетя.
Несчастная опустилась на табурет, и на ее лице появилось странное выражение: словно она только теперь вспомнила, куда положила дорогую ей вещь, которую многие годы считала потерянной.
— Приятно познакомиться, — ответил Джереми и, пока новоиспеченная тетушка пыталась обрести дар речи, добавил: — Незачем напитку пропадать. — Долил ее бокал до краев и пригубил.
Сестра взглянула на меня, и я проговорила:
— Вот так. Привыкай, дорогая.
В Риме мы приземлились в субботу; на следующий день, в воскресенье, нас погрузили в албанскую колымагу и повезли в Ватикан. Когда отец узнал, что я туда поеду, он был недоволен — на том мои познания о Ватикане и закончились. Понятия не имею, для чего нужен Папа Римский. Учитывая мои скудные знания офисной политики, которая проводится в «Системах наземных коммуникаций», могу предположить, какой гадючник представляет собой Ватикан.
Увы, единственный католик в группе держался от нас на расстоянии, опасаясь, как бы его не поглотила наша еретическая энергия. Перефразирую предостережение, которое он дал нам незадолго до прибытия: «Религии созданы таким образом, чтобы просуществовать дольше каждого отдельно взятого человека. Поэтому то, что со стороны вам кажется ненормальным или дурным, — всего-навсего система выживания, вырабатывавшаяся веками».
На практике же выяснилось, что женщинам не разрешено проживать в черте города, отчего девчонки из группы рассвирепели. Во время прогулки по площади Святого Петра мы не могли отделаться от ощущения, будто совершили скачок в прошлое. Кошмарно провели время. Воспоминания о наших милых «эльфах», как мы их между собой прозвали, стерлись при виде тысяч пожилых мужчин с четками в руках. Эти люди выглядели древними, окончательно выжившими из ума старцами. Колин то и дело спрашивала, «где жбан, в котором топили ведьм». На мостовой, пропахшей, как все в тогдашней Европе, дизелем и уриной, были припаркованы сотни туристических автобусов, и мы без зазрения совести курили у своего вонючего «тарантаса». Мистер Пузо никогда не принадлежал к числу моралистов, и все дымили от души. Наш руководитель прекрасно понимал, что выговаривать за это в насквозь прокуренной Европе также глупо, как в Ванкувере запрещать ходить по магазинам — никто и внимания не обратит.
Мальчишки устали не меньше нашего, да и после перелета еще не пришли в себя, так что экскурсия по Ватикану была скорее вынужденной необходимостью, чем удовольствием. Царящее вокруг уныние наводило на мысль, что где-то в Риме наверняка есть некий аналог «Плейбойского особняка», просто его намеренно от нас скрывают.
Мы стояли, как сваи в доках, и бесконечно долго ждали. Наконец на балконе показалась крохотная белая фигурка, которая стала что-то выписывать руками. Грянул голос в усилителях, распугав голубей на площади и напомнив нам, что мы страшно проголодались, а организм давным-давно усвоил утренний кофе с молоком и круассаном. Настроение сего действа, равно как и его декорации наводили на мрачные мысли. Казалось, мы застряли в больном, умирающим мире, который хочется взять и разбить вдребезги, чтобы потом на его месте выстроить что-нибудь удобоваримое.
- Предыдущая
- 13/49
- Следующая
