Южная Африка. Прогулки на краю света - Мортон Генри Воллам - Страница 37

• Предыдущая
• 37/117
• Следующая

Что касается Муди, то он купил за шестьсот фунтов старое капское поместье Хрут Фадерс-Боск, где и родились семеро его детей. Брат Муди по имени Дональд, который присоединился к нему в Южной Африке, впоследствии стал заметной фигурой на Капе и в Натале. Именно эти два брата дали начало многочисленному клану Муди в Союзе и Родезии.

Третий же брат, Дж. У. Д. Муди, провел в Южной Африке десять лет, после чего написал замечательную книгу, в которой интересно и правдиво описал свои южноафриканские странствия. Находясь на Капе, он познакомился с шотландским поэтом Томасом Принглом, который приехал туда в 1820 году в числе прочих британских переселенцев. Встреча эта оказалась судьбоносной для Муди.

Много позже, уже в Лондоне, он встретил в доме Принглов юную Сюзанну, одну из многочисленного выводка девиц Стрикленд (старшая сестра Сюзанны, Агнес, на тот момент уже была знаменитой писательницей, автором нашумевшей книги «Жизнь английских королев»). Молодые люди поженились и уехали в Канаду. У них была большая семья, потомки которых распространили славную фамилию Муди по всей Канаде и Соединенным Штатам.

Настало время, когда южноафриканцы вспомнили о своем прошлом. Портреты прапрадедушек теперь висели на почетных местах в их домах. Романтический ореол окутывал все события столетней давности. Краеведческие музеи стали самым посещаемым местом в городе.

Упомянутые музеи, как и все подобные заведения, обретали свои бесценные коллекции благодаря стараниям местных любителей древности. Эти люди ни перед чем не останавливались, чтобы заполучить для экспозиции какой-нибудь старинный подсвечник или маслобойку. Не оставляли они своим вниманием и более крупные экспонаты, вроде плугов или треккерских вагонов.

С одним таким энтузиастом я познакомился в Свеллендаме. Слушая его восторженные рассказы, можно было подумать, что остальной Союз скрылся под водами океана и лишь Свеллендам уцелел в качестве крошечного островка цивилизации. Только здесь сохранились нетленные памятники прошлого, и любому путешественнику, приближавшемуся к границам Свеллендама, впору было возопить: «Вот она, Южная Африка! Благодарю тебя, Господи, что привел меня к этим благословенным берегам!»

Человек этот без устали рыскал по окрестным фермам, выискивая старые кофейники, трубки, ружья, газовые горелки и прочие ценные предметы. Я по достоинству оценил оригинальный метод убеждения, который он использовал по отношению к несговорчивым фермерам. Вот как он сам об этом рассказывал:

— Встречаюсь я, значит, со старым фермером, у которого есть нечто, на мой взгляд ценное, и спрашиваю: «Сколько вам лет?» Он отвечает, а я задаю следующий вопрос: «И вы, наверное, уже решили, где вас похоронят?» Фермер немного удивляется, но рассказывает. А я все допытываюсь: «У вас, небось, уже и надгробный камень заготовлен?» Как правило, все отвечают утвердительно. И тогда я сражаю его наповал коварным вопросом: «Ну, и сколько человек, по-вашему, остановится, чтобы прочитать надпись на вашем надгробии?» Тут неизменно повисает пауза, а я дожимаю старого скрягу: «Послушай, дружище, ты просто обязан подарить музею этот кофейник! Он-то и станет твоим настоящим памятником! Ведь я собираюсь выгравировать на нем твое имя и имя твоей жены, а также дату и место твоего рождения. Люди будут приходить в Дростди и рассматривать твой кофейник. И все они помянут добрым словом и тебя, и твою уважаемую миссус…Ты только подумай, приятель! Нужен тебе такой надгробный камень?»

— И что же? — не выдержал я.

— Конечно, соглашаются! Сначала задумчиво чешут подбородок, а затем нерешительно мычат: «Ну да, может быть…» Короче, кофейник мой!

Я направлялся к Масселбаю, и путь мой проходил по живописной местности. Со всех сторон меня окружали горы и заросшие лесами ущелья. Меж темных деревьев струились ручьи с прозрачнейшей водой, то и дело мелькали укромные лощинки, поражавшие причудливой игрой света и тени. Затем дорога привела меня в край вересковых пустошей, и должен признаться, что более прекрасного вереска я не видел даже в Шотландии.

В отличие от Британии, где странник может остановить практически любого местного жителя и получить от него все необходимые сведения, Южная Африка, увы, не торопится делиться с вами своими секретами. Белые люди здесь не путешествуют пешком. Если вы видите одинокого путника на дороге, то он почти наверняка окажется чернокожим или цветным. А эта публика не горит желанием вступать с беседы с незнакомым автомобилистом. Я почти уверен, что настоящий африканер — который родился и вырос рядом с этими людьми — смог бы найти способ их разговорить. Однако мне такой подвиг оказался не под силу.

Где-то возле Альбертинии я остановился передохнуть и свериться со своей дорожной картой. Я стоял, наслаждаясь великолепным пейзажем, когда ко мне приблизился чернокожий парень и ловко подхватил отброшенный окурок. На вид ему было около сорока лет, хотя с этими чернокожими никогда нельзя быть ни в чем уверенными. У парня не было с собой никакой поклажи — ни тюка, ни мешка, ни того тяжелого кованого сундука, с которым местные жители так любят путешествовать на большие расстояния. Из этого я заключил, что он работает неподалеку. Парень выглядел достаточно сообразительным, поэтому я рискнул вступить с ним в беседу. Ниже я привожу наш диалог.

— Доброе утро! Работаешь поблизости?

— Так точно, баас,да.

— И чем ты занимаешься?

— Работаю, баас.

— Но что конкретно ты делаешь? Трудишься на ферме?

— Работаю, баас,да.

И он неопределенно махнул рукой вдаль — будто я мог невооруженным взглядом разглядеть ту нишу в сельскохозяйственной или промышленной жизни Союза, которую он занимает.

— Ты женат? Жена есть?

— Да, баас.Девять ребятишек.

Ого, это было уже что-то! Наконец-то я отыграл очко, как говорят американцы.

— И сколько денег ты зарабатываешь?

Парень бросил на меня быстрый, подозрительный взгляд, после чего железная занавеска снова с лязгом опустилась.

— Совсем немного денег, баас.

Так мы продолжали беседовать на протяжении пятнадцати минут. Это было все равно, что пытаться открыть устрицу при помощи зубочистки. Тем более досадно, что я нисколько не сомневался: любой южноафриканец, владеющий капским диалектом или африкаанс, уже вовсю бы болтал с парнем, наслаждаясь потоком шуток и анекдотов. Ведь мне рассказывали, что цветные жители Капа непревзойденные рассказчики и большие шутники. Осознав собственную беспомощность, я сдался: протянул парню шестипенсовик, который тот с благодарностью принял и поклонился, молитвенно сложив руки.

Вскоре мне повстречалась маленькая деревушка, и я заглянул в скромную гостиницу, которую содержала фермерская семья. Небольшой обеденный зал живо напомнил Цветочную выставку в Челси. Нигде (за исключением, пожалуй, похорон) мне еще не доводилось видеть такого количества прекрасных цветов, собранных в одном маленьком помещении. Каждый столик был нагружен — я не могу подобрать другого слова — букетами георгинов, вереска, гвоздик, львиного зева, желтофиоли, розовых гладиолусов и белых лилий. Часть георгинов со слишком короткими стеблями плавала прямо в суповых тарелках, едва не закрывая их целиком.

Пока я наслаждался этим цветочным пиршеством, ко мне подошла цветная служанка и деликатно прошептала:

—  Баасжелает пообедать?

Не отрывая взгляда от букетов, я признался, что да, таково было мое намерение. Тогда девушка протянула меню, и вот что я в нем прочитал:

• Предыдущая
• 37/117
• Следующая