Наследство Валентины - Коултер Кэтрин - Страница 24
- Предыдущая
- 24/84
- Следующая
Джесси с радостью избавилась от уродливой накидки горчичного цвета. Зато Джесси казалось, что в этой хламиде она по крайней мере выглядит женщиной. Гленда так и не выполнила обещания подарить ей свой новый плащ, будь она проклята! Но Дачесс аккуратно, словно нечто ценное, сложила накидку и повесила на спинку кресла, в котором, возможно, сидели члены королевской фамилии. Правда, нынешний король Англии, Георг IV, ужасно толстый. Джесси надеялась, что он не вздумает приехать в гости к Чейзам и не сядет в это кресло. Ножки тут же подломятся. Но Джесси тоже не хотела садиться. Кресло наверняка распознает в ней простолюдинку и рассыплется от возмущения.
– А теперь скажите, – произнесла Дачесс, грациозно опускаясь на узкий, изящный, явно французский стульчик напротив Джесси, осторожно примостившейся на краю диванчика, обитого голубой парчой, – у Джеймса все в порядке?
– Не забудь про тетю Вильгельмину, Дачесс.
– Страшно даже упоминать ее имя, – вздохнула Дачесс, – но раз ты настаиваешь, хорошо. Как здоровье тетушки и дорогой Урсулы? Как поживают американские Уиндемы?
– Шесть недель назад все было в порядке, мэм.
«Интересно», – подумала Дачесс, одарив гостью чарующей улыбкой.
– Мисс Уорфилд, чем мы можем помочь вам?
– Видите ли, мэм, я приехала сюда не для того, чтобы участвовать в скачках, поскольку знаю, что в Англии все женщины должны вести себя прилично и ни в коем случае не носить мужских брюк и не могут быть жокеями и скакать в заездах...
Граф повелительно поднял руку:
– Сколько вам лет, мисс Уорфилд?
Джесси, немного сбитой с толку, все же удалось промямлить:
– Двадцать, сэр. А Джеймсу двадцать семь и...
– И все путешествие из Балтимора в Лондон вы проделали одна?
Джесси знала, что англичане очень строги в вопросах этикета, и поэтому поспешно и весьма убедительно солгала:
– Я взяла с собой горничную, но она ужасно страдала от морской болезни. Когда разыгрался шторм, бедняжка Друзилла кое-как выбралась на палубу, перегнулась через поручень в приступе рвоты, и ее смыло за борт. Поэтому мне ничего не оставалось, кроме как сесть в Плимуте в почтовый дилижанс.
Дачесс посмотрела на мужа, казалось, едва сдерживавшего смех, и немедленно перевела взгляд на очень юное и очень испуганное личико.
– К сожалению, такие несчастья не редкость. Весьма трагично, что бедная Друзилла раньше времени встретилась с Создателем, но вы прекрасно со всем справились.
– Говоря по правде, произошло нечто ужасное. Недалеко от города, кажется Хейфилда, дилижанс остановили трое с масками на лицах и потребовали деньги и драгоценности. Перед этим я успела спрятать деньги под... юбкой... то есть, Господи... так или иначе, я дала им всего пять долларов. Они так злобно уставились на монету... а потом главарь плюнул на нее, швырнул обратно и сказал, что ему не нужна всякая восточная дрянь. По крайней мере мне показалось, он именно это имел в виду. Очень трудно было его понять.
На этот раз Джесси осеклась сама, потрясенная тем, что умудрилась наговорить. Теперь, конечно, ее посчитают вульгарной безмозглой особой.
– Извините, – пробормотала она. – Я слишком много болтаю – обычно со мной такого не бывает. Просто я очень боюсь.
Напряжение последних двух месяцев, которое до сих пор не отпускало Джесси, сейчас с неудержимой силой вырвалось наружу. Девушка закрыла лицо ладонями и расплакалась, громко, некрасиво всхлипывая, шмыгая носом, размазывая по щекам слезы.
Прошло несколько минут, прежде чем она замолчала так же неожиданно, как начала, и, подняв мокрые глаза, попросила:
– Пожалуйста, простите меня. Обычно я ничего не боюсь. Не знаю, что на меня нашло.
– А вот и Самсон. Выпейте чаю.
– Джеймс всегда говорит, что в Англии чай – это решение любой проблемы.
– Кажется, он прав, – протянула Дачесс, вручая Джесси чашку. – Ну а теперь пейте поскорее и увидите, насколько лучше вам станет.
Джесси сделала большой глоток и задохнулась.
– Да это сильнее того зелья, что гонит старый Гасси! Вы хотите сказать, что это чай? Всего лишь невинный чай?
Граф поднялся и похлопал ее по спине. Ужасно худенькая. Немало, должно быть, ей пришлось всего пережить, пока она добралась сюда. Одна на судне. Добрых пять дней в почтовом дилижансе. Подумать страшно.
Граф подал Джесси знаменитую лимонную булочку с тмином, которыми так славился Баджер. Джесси очень хотелось выказать хорошие манеры, но она мигом уничтожила булочку и тут же почувствовала себя грубой дикаркой, случайно попавшей во дворец.
– Съешьте еще одну, – велела, улыбаясь, Дачесс.
На вторую булочку ушло немного больше времени, но такая выдержка нелегко далась Джесси.
– Когда вы ели в последний раз, мисс Уорфилд? – как бы между прочим осведомился Маркус Уиндем.
– Говоря по правде... вчера. Видите ли, мои доллары были спрятаны... э-э-э... под сорочкой, но по ночам я их вытаскивала, и кто-то пробрался в мою спальню и украл все. Остался лишь доллар, который я сунула в носок левого бртинка.
– Рад слышать, что вас обокрали не тогда, когда вы были еще далеко от Дарлингтона, – заметил Маркус и, поднявшись, встал над девушкой, любуясь безмятежно выбившимися из-под уродливой соломенной шляпки ослепительно-яркими локонами. Да, волосы такого же цвета, как у Мэгги, а возможно, еще краснее.
– Как давно вы знакомы с Джеймсом?
– С четырнадцати лет. Он не знает, что я вообще существую на свете. То есть знает, конечно, но ему все равно. Это очень угнетает. О Господи, опять я за свое! Честное слово, сэр, обычно я не так болтлива.
– Пожалуйста, не смущайтесь, – галантно запротестовал граф. – Вы, должно быть, устали. Вы – наша гостья, и нам лучше все выяснить после того, как вы хорошенько отдохнете. Я велю кухарке послать вам наверх завтрак поплотнее.
Такого Джесси не могла допустить. Она вскочила, запуталась в юбках и полетела прямо на прекрасный серебряный чайный сервиз, без сомнения, находившийся в семье не один век. Граф едва успел вовремя подхватить ее.
– С вами все в порядке, мисс Уорфилд? – озабоченно спросил он.
– Да, сэр, но я не могу быть вашей гостьей. Джеймс не знает, что я здесь. И никто не знает. Я убежала, потому что дома было невыносимо. И ничто никогда не изменится, поэтому я туда не вернусь. Я хочу работать у вас. Конечно, жокеем мне быть нельзя, но я люблю детей, и Джеймс сказал, что у ее милости только что родился еще один малыш и он – его крестный. Я хотела бы стать помощницей няни. Разумеется, ребенок слишком мал, чтобы брать уроки верховой езды, но когда-нибудь я расскажу ему все о чистокровках, особенно первых, тех, что положили начало династиям. Мой любимый конь – турок Байерли, которого захватили в Буде в 1688 году.
– Да, вы, пожалуй, правы, – согласился граф. – Но Чарльз быстро всему научится – он очень сообразительный парень – и к году скорее всего захочет оказаться в седле. Ну, Дачесс, что скажешь? Позволим Джессике...
– Простите, сэр, но меня все зовут Джесси. Понимаю, это звучит слишком провинциально, в духе колоний, но я привыкла.
– Очаровательно, – весело объявил граф, не кривя душой, поскольку эта необычная девица действительно понравилась ему с первого взгляда. – Джесси – так Джесси. Что скажешь, Дачесс?
Дачесс поднялась, грациозно направилась к Джесси, сжав ее пальцы, с улыбкой произнесла:
– Чарльз – настоящий сорванец, весь в отца, думаю, он будет вас обожать, особенно ваши великолепные волосы. Берегитесь, как бы не облысеть от его рук. Дo6po пожаловать в Чейз-парк, Джесси.
– Но мои волосы вовсе не великолепны. Вы слишком добры... Джеймс не раз это повторял.
– Конечно, прекрасные волосы. Скажите спасибо, Джесси.
– Спасибо, мэм.
Вскоре Джесси уже плелась за Самсоном, подробно распространявшимся, что он всегда хотел побывать в колониях. Он никогда не видел индейцев и признался, что не прочь позаимствовать у них немного боевой раскраски, поскольку она наверняка понравится его жене.
- Предыдущая
- 24/84
- Следующая
