Магия Калипсо - Коултер Кэтрин - Страница 12
- Предыдущая
- 12/78
- Следующая
— Теперь, мой мальчик, говори.
— Я получил крайне неприятное известие, — ответил он. — Сегодня утром ко мне приходил стряпчий Мэнверс. Он сообщил о смерти моего двоюродного деда Оливера Менденхолла, а я, как вам известно, являюсь его наследником. Ему принадлежала сахарная плантация на Тортоле, и теперь я обладатель не только запасов сахара, рома и черной патоки, но еще и сотни рабов. Старик даже в завещании назвал меня щенком Эштоном. Вы рассказывали мне, Люция, о наших с ним родственных связях, но я не уверен, что у него нет более близких родственников.
— А если они есть?
— Я бы передал им все сокровища. Подумайте только, Люция, — рабы, сотня бедняг. Проклятие, я не хочу иметь ничего общего с этим! Что же мне делать?
— Он сам решил, что его наследником являешься ты, мой мальчик, так же, как и моим. Я хочу тебе напомнить, что, даже если и есть более близкие родственники, ты должен выполнить свой долг. Ты не имеешь права перекладывать ответственность на других. Твой долг — выполнить последнюю волю двоюродного деда.
— Выполняя его последнюю волю — как сказал Мэнверс после выпитого им бренди, с помощью которого он перестал сыпать путаными юридическими формулировками, — я должен поехать на плантацию, осмотреть ее и затем решить, полагаясь на сведения из первых рук, что с ней делать.
— Это очень разумно.
«Нехорошо с моей стороны пользоваться кончиной бедного Оливера», — подумала Люция. Но если исходить из планов, построенных ею, это событие произошло как нельзя вовремя. К тому же бедный Оливер был очень стар, старше ее на целых десять лет. Теперь дорогому Лайонелу придется сопровождать свою кузину в Вест-Индию.
— До моего приезда за плантацией будет присматривать управляющий Эдвард Бимес. Мэнверс намекал, что этот управляющий — мошенник. Я сомневаюсь в справедливости его слов, ведь у него не было времени навести справки.
У Люции едва не сорвалось с языка, что этот Мэнверс, судя по всему, хитрец. Стряпчий, видимо, заметил нерешительность Лайонела и сумел найти нужный подход, несмотря на выпитое бренди.
— Думаю, там с рабами очень плохо обращаются, — сказала Люция, подливая масла в огонь.
— Это было бы неразумно! Как можно плохо обращаться с теми, от кого зависит твой капитал?
Люция пожала плечами.
— Не прячь голову в песок, Лайонел. Вспомни некоторых из наших друзей, которым все равно, что хижины их арендаторов разваливаются, которым наплевать, если на их землях детям нечего есть, и тех лордов и леди, которые требуют от своих слуг беспрекословного выполнения любых их капризов. Разве это не рабство? По-моему, мир стал очень жесток и злобен к неимущим.
Лайонел задумался.
— Да, вы правы. Но станет ли их жизнь лучше после освобождения?
— Сомневаюсь. Но здесь, в Англии, черные рабы не нужны. А если бы требовались, не было бы предубеждения против рабства.
— И в этом вы правы, — проговорил Лайонел и пригладил волосы. — Просто все это очень неожиданно.
— Я уверена, ты выполнишь свой долг, мой мальчик. Кстати, почему ты не хотел, чтобы обо всем этом узнала Диана?
Он помрачнел.
— Не знаю… Она наверняка вставила бы свое слово, а я, возможно, прикрикнул бы на нее, и тогда…
Я понимаю, дорогой мой, понимаю.
— Есть еще одна причина: Диана выросла среди рабов, привыкла к такой жизни и принимает ее как должное. Скорее всего, я надрал бы ей уши, если бы она начала защищать рабство.
Люция, никогда не обсуждавшая с Дианой проблему рабства, получила еще одну возможность похвалить девушку.
— Диана очень дружелюбна со слугами, может быть, даже слишком. Они ей платят тем же, готовы умереть за нее. Можно ли представить ее жестокое обращение с другими слугами только потому, что у них черная кожа?
— Но рабы являются собственностью, тетушка. У них нет выбора. Уйти от жестокого хозяина или хозяйки они не могут.
— Зато им дают дома, их лечат, их хорошо кормят.
При этих словах Дианы и Люция, и Лайонел обернулись.
— Вы мало погуляли в парке, — заметил Лайонел.
— Я не была в парке. Я просто прошлась вокруг дома.
— И все же выбора у них нет, — заметил граф.
— Они не смогли бы сами сделать выбор. Даже если бы отец освободил рабов, они продолжали бы беспомощно стоять на месте.
— Это абсурд! Вы сознательно держите их в невежестве…
Битва продолжается, думала Люция, глядя на них. Молодые люди стояли лицом друг к другу со сверкающими глазами.
К удивлению Лайонела, Диана заговорила тихо, даже печально:
— Знаю. Но, видите ли, есть четкие законы насчет образования для черных. Я думаю, это ужасно. — Она невольно вздернула подбородок. — Однако мой отец очень справедлив, он…
— То есть он достаточно сообразителен и не обращается жестоко с теми, кто приносит ему богатство?
Люция не удивилась бы, если бы Диана ударила своим кулачком Лайонела в живот. Она очень удивилась, когда девушка сказала взволнованно и почти умоляюще:
— Чтобы понять, нужно там пожить. Тогда можно узнать, что это такое не только для рабов, но и для всех. А теперь я пойду наверх. Вы все еще собираетесь к леди Брэндерсон сегодня вечером, тетя?
— Да, мы поедем к ней, дорогая.
Лайонел смотрел на Диану, торопливо покидающую гостиную. Он чувствовал себя виноватым из-за того, что набросился на девушку.
— Что ж, — произнесла Люция, глядя на его напряженную спину, — теперь, сдается мне, ты знаешь ответ.
— Это ничего не меняет.
— Тогда поезжай на Тортолу, освободи всех своих — да, именно своих — рабов, Лайонел. Делай то, что считаешь лучшим для них.
— Я должен побольше и поподробнее узнать обо всем этом, — сказал Лайонел скорее себе, чем Люции.
— Тогда поговори с Дианой.
— Не знаю… Она, возможно, знакома с Бимесом и знает, как обстоят дела на плантации Менденхолла. Однако…
— Без сомнения, знает. Конечно, она всего лишь глупенькая молоденькая девушка, которая не понимает всех сложностей…
— Не говорите так, Люция! Диана не глупа, она… — Он запнулся и нахмурился.
Люция улыбнулась своим мыслям: «Ах, Лайонел, дни твоей интрижки сочтены! Ты уже не сможешь убеждать себя в том, что все женщины подобны Шарлотте, вера твоя пошатнулась!»
Лайонел смотрел на свою любимую тетку. Она, конечно, острая на язык старуха. Он знал, как она управляет своим поместьем, расположенным в Йоркшире, по соседству с его собственным, — твердой рукой в мягкой перчатке. Она не бывала несправедливой. Графу никогда не приходила в голову мысль о скором наследстве. Он не хотел смерти тетушки.
— Я уже говорил, Люция, что очень вас люблю?
Люция заморгала, почувствовав такой прилив нежности, что на мгновение забыла о своем остром язычке.
— Да, — мягко ответила она. — Говорил. Правда, очень давно, но говорил.
— Позвольте извиниться за долгое молчание и сказать, что я вас по-прежнему очень люблю.
— И я люблю тебя, мой мальчик, не меньше. Ты очень похож на своего деда. Он был настоящий мужчина и джентльмен…
Ей хотелось рассказать, какой дурочкой она была много лет назад; теперь она отдала бы все, чтобы стать графиней Сент-Левен. Тогда Лайонел был бы ее родным внуком. Но в жизни полно глупых решений; Люция редко позволяла себе предаваться пустым сожалениям.
— Как ваше здоровье, Люция? — вырвалось у него. Задав этот вопрос, он тут же опомнился, но было уже поздно — глупость была сказана. Но Люция поняла его. Смерть любого родственника, пусть даже незнакомого, — всегда ненастье.
— Я еще поживу… буду нянчить твоих детей.
— Мне бы тоже хотелось быть таким долгожителем, — заметил Лайонел.
— Все совершают ошибки, Лайонел. Главное, не акцентировать на них внимание, а жить дальше, не осуждая при этом все человечество.
— Включая женщин?
— Не будь дураком!
— Мне кажется, это фразочка Дианы.
— Если мы с ней говорим одно и то же, тебе необходимо прислушаться.
— Единственное, что я сейчас собираюсь сделать, так это уйти. — Он помолчал, затем подошел к Люции и поцеловал ее в пергаментную щеку. — Не переоценивайте свои возможности, моя дорогая старая наставница.
- Предыдущая
- 12/78
- Следующая
