Хозяин Вороньего мыса - Коултер Кэтрин - Страница 18

• Предыдущая
• 18/81
• Следующая

После ужина, когда мужчины разлеглись на шкурах, поближе к огоньку, поглаживая набитое брюхо, Деглин встал, поднялся во весь свой (не слишком величественный) рост, откашлялся и сделал глоток эля, чтобы придать мягкость голосу. Он оглядел слушателей, проверяя, готовы ли они уделить ему внимание, и заговорил:

– Когда Грунлиг Датчанин увидел свои обмороженные руки, он понял, что все кончено для него. Он привык полагаться на свою силу и всегда чувствовал себя уверенно, а теперь богатырь утратил свою гордость – враги не могли убить его, зато Грунлиг сам себя уничтожил. Датчанин был горд, не знал себе равных, обладал великой сноровкой и мощью и лишь себя винил за то, что руки отныне не служат ему. Он оглядел их, увидел почерневшие скрюченные пальцы, синюю полоску ногтей, загибавшихся по краям. Тогда он позвал своего сына и сказал ему:

– Иннар, моя жизнь подошла к концу. Все, это я оставляю тебе, будь осторожен, не погуби себя так необдуманно, как я.

Он прижал сына к своей груди, а затем отослал его. Тремя днями позже люди нашли Грунлига мертвым на дне расселины. Он приказал рабу, чтобы тот отрубил ему руки, и они лежали рядом с мертвым телом, скрюченные и почерневшие, утреннее солнце освещало их своими лучами. Все поняли, что Грунлиг смотрел на отрубленные кисти до той минуты, пока последняя капля крови не покинула его тело, и тогда Грунлиг умер.

Иннар не оплакивал отца, ибо считал, что тот выбрал правильный путь. Иннар был столь же горд, как и его отец, и верил в свои силы, но не слишком-то уважал покойника, из чьего семени появился на свет, и не собирался рубить быков надвое или подчинять людей своей воле, потому что не обладал великой силой отца. Вместо этого Иннар решил пуститься в плавание, так как полагал, что отец оставил ему недостаточно серебра. Собрав дружинников Грунлига, он объявил им, что отправляется в Киев, а по пути они захватят рабов и продадут их на рынке Каган-Руса. Иннар думал, что он очень отважный, потому что его окружали люди отца, славные опытные воины, отлично умевшие убивать и грабить. Они всегда защищали Иннара, исполняя свой долг. Они перебили множество диких племен по пути к Киеву и захватили в плен десятки женщин. Иннар, празднуя успех, заставлял своих людей говорить, будто это он один истребил туземцев, и всем велел воспевать и прославлять его отвагу и мудрость.

Дружинники Меррика начали украдкой посматривать друг на друга, взгляды их выражали гнев, растерянность, непонимание. Поднялся ропот.

Деглин торопливо продолжал:

– Особенно хорошо Иннару удавались сделки на рынке рабов. Но однажды он заметил тощую, сгорбленную девушку, одетую в лохмотья. Эта рабыня пришлась ему по вкусу, и потому он купил ее и повез к себе домой. Иннар не знал, что приобрел ведьму, которая не желала быть женщиной – она мечтала обрести свободу, умение и таланты мужчины. Она пыталась делать то, что обычно делают воины, – и, конечно, ей это не удавалось. Тогда в ней разгорелся гнев против всех викингов, поскольку она поняла, что намного ниже их…

Возмущенные голоса звучали теперь все громче, заглушая рассказчика. Люди поглядывали на Меррика, но его лицо оставалось равнодушным. Меррик выдержал паузу, задумчиво рассматривая Деглина, наконец поднял руку, призывая своих людей успокоиться, и сказал:

– Не стоит продолжать эту историю так, как ты начал, Деглин. – Голос его упал до шепота, и Ларен содрогнулась в испуге. – Поведай нам, что произошло дальше с Иннаром, человеком, который недостаточно уважал своего отца.

– Он переменился, господин мой, да-да, он исправился, – поспешно подхватил Деглин. – Когда Иннар разбогател, то вновь почувствовал почтение и любовь к родителю, который наделил его всеми дарами, принесшими ему столько благ. Иннар добился великой чести и уважения от своих соседей, потому что стал лучшим среди всех купцов, а злую рабыню он убил и привез домой много серебра, и богатство его превзошло самые смелые мечты его отца. Иннар взял в жены девушку, которую еще отец выбрал для него, и она родила ему множество сыновей. Наследник Грунлнга Датчанина не посрамил его имени.

Воцарилось молчание. Наконец его прервал Олег. Высокий, тощий, он угрожающе навис над Деглином и сердито сказал ему:

– Твоя повесть омерзительна, Деглин, в ней полно яда и плохо скрытой лжи. Ты, словно гнус, кружишь вокруг, жужжишь, пытаешься укусить и тут же удираешь, прячешься за трусливыми намеками. В следующий раз я попрошу Ларен поведать нам, что случилось с Грунлигом Датчанином.

Хорошо поставленный голос скальда задрожал от гнева:

– Девчонка ничего не сумеет рассказать! У нее нет ни дарования, ни опыта. Она прикидывается, будто что-то умеет, но ведь она – рабыня, только и всего, ничтожная рабыня, которая не смеет толковать о том, чего не знает. Я этого не допущу. Вот, разве вы не видите? Она ведьма, вносит раздор и уже поссорила нас друг с другом, она околдовала Меррика, опутала его!

Олег выхватил нож и шагнул к Деглнну. Лицо его казалось неподвижным, никто бы и не догадался, насколько серьезны намерения Олега. Меррик остановил друга:

– Не надо, Олег. Деглин вновь позволил своему языку опередить мысли. Ведь так, Деглин?

Деглин глубоко вздохнул, стараясь взять себя в руки:

– Да, я поступил неосторожно. Прости, господин, я подумал: позволь мне рассказать тебе другую историю, она всем понравится.

Олег покачал головой, спрятал нож и, опустившись на волчью шкуру, удобно, поджал ноги:

– Давай, Ларен, – попросил он. – Расскажи, что произошло, когда Парма дотронулся до Селины и почувствовал нечто странное. Продолжай, Ларен.

Ларен колебалась, не зная, как ей поступить. Все с надеждой смотрели на нее, но девушка не могла разгадать выражение лица Меррика. Таби уже задремал, прислонившись головой к груди своего покровителя. Все мужчины закивали, они просили Ларен продолжить повествование, рассказать, что случилось с Пармой и удалось ли Селине избавиться от него. Ларен по-прежнему не сводила глаз с Меррика. Наконец и он кивнул. Тогда Ларен улыбнулась, поднялась на ноги и уже приоткрыла губы, слова готовы были хлынуть из ее уст, и тут она увидела, как Деглин занес кулак, но не успела увернуться. Деглин со всего размаху ударил ее кулаком в лицо, сбил с ног и опрокинул в костер.

Меррик уронил Таби я вскочил, но Клив опередил его, подбежал к Ларен и выдернул ее из огня. Девушка еще не очнулась от удара, нанесенного Деглином. Штанина на правой ноге горела, неторопливые огоньки въедались в сухую шерсть, глубоко проникая в поисках новой поживы, выбрасывая черные клубы дыма. Клив уложил Ларен лицом вниз, захватил пригоршню грязи, бросил сверху на горящую штанину и начал втирать, втирать, яростно работая обеими руками. Меррик оттолкнул Клива, сорвал с себя рубаху и плотно окутал ею ногу Ларен, затем снял погасившую огонь материю и оглядел прожженную насквозь шерсть, клочьями отваливавшуюся от израненной плоти. Ларен осторожно повернулась на бок, и Меррик заглянул ей в лицо:

– Ты как?

Мгновение Ларен неподвижно глядела на него. Кровь отхлынула от лица девушки, пальцы впились в землю, судорожно, бессмысленно цепляясь за нее. Ларен содрогнулась, поднесла руку к щеке, которая горела от удара Деглина. Покачала головой, словно пытаясь собраться с мыслями. Сердце билось часто и сильно, страх помрачил рассудок, и, чтобы справиться с ним, она ответила с улыбкой:

– Я не успела увернуться.

Меррик изумленно уставился на нее:

– Челюсть у тебя цела? – Он тут же коснулся ее щеки легким ласковым прикосновением и удовлетворенно кивнул:

– Ничего страшного, просто будет большой синяк. – Он снова поглядел на ее ногу и приказал:

– Сядь!

За спиной Меррика слышались возмущенные голоса его людей. Очень хорошо, они не станут заступаться за Деглина – а впрочем, если бы и стали…

Ларен молча повиновалась. Меррик отодрал материю, обнажив обожженную ногу. Огонь не успел проникнуть чересчур глубоко, но от щиколотки до колена вся нога стала темно-багровой. Меррик думал, что Ларен испытывает сильную боль, и, вновь поглядев ей в лицо, увидел только растерянность и догадался, что Ларен еще не вполне сознает происшедшее с ней несчастье и его последствия.

• Предыдущая
• 18/81
• Следующая