Легион Безголовый - Костин Сергей - Страница 41
- Предыдущая
- 41/90
- Следующая
Спустя неделю после появления странных голосов лейтенанта Пономарева и прапорщика Баобабовой решено было объявить розыск данных товари-. щей. Тщательные поиски ни к чему не привели. Отмеченные выше сотрудники не появлялись ни в злачных местах, ни в притонах, ни в моргах и больницах, ни даже на расположенной за окнами их отдела городской свалке.
Капитана Угробова несколько раз вызывали на ковер и настоятельно рекомендовали поскорее отыскать секретных сотрудников не менее секретного отдела “Подозрительной информации”. Почему? Потому что с момента пропажи во всем городе активизировались такие странные и необъяснимые явления, как пьяные зеленые человечки, праздно шатающиеся без постоянной прописки привидения, другие аномальные явления. Но самое главное — таинственный маньяк уничтожает мирное население.
Через две недели после описанных событий старшего лейтенанта Алексея Пономарева и прапорщика Марию Баобабову обнаруживают в одном из парков Владивостока. Оборванные и голодные, мы, по словам Садовника, просили у прохожих милостыню, ссылаясь на неместное происхождение.
— Две недели? — удивляюсь я.
— Ой, Лесик, да ты не переживай. Ты дальше слушай, там такое! Я тоже сначала не хотела им верить. Но против календарей не попрешь. Мы какого числа с тобой вляпались? Одиннадцатого. А сегодня какое?
В дверь заглядывает проводник, так похожий на генерала. Только без фуражки.
— На дворе одиннадцатое, товарищи. А белье еще не сдано. Нарушаете.
Баобабова ногой задвигает дверь. Озадаченный проводник с той стороны предполагает, что люди ноне пошли нервные и сильно озабоченные.
— Одиннадцатое. Слышал? — Машка не отвлекается, стараясь поскорее объяснить мне ситуацию. — Выходит, мы с тобой и не были в том месте.
— В каком таком месте? — настораживается Садовник.
— На пляжах загорали, — отмахивается от него Баобабова, но я замечаю в ее глазах некоторую досаду. — Знаешь, как это называется? Нестыковка календарная.
Слегка обиженный Садовник возвращается к маньяку.
— Какая ужасная, какая кровавая драма, — вздыхает Садовник, почесывая под носом. — Столько жизней пропало даром, а люди, в обязанности которых входит расследование подобных дел, собирают милостыню во Владивостоке.
Баобабова подмигивает. Мол, дальше больше будет.
— Ребята хотят, чтобы мы поймали Безголового! — веселится она. — Представляешь, Лешка, когда мы пытались сделать это самостоятельно, нас на чертовы кулички загнали. А теперь на коленках ползают, лишь бы погоны свои сберечь.
— Прапорщик! — вспыхивает капитан Угробов и похлопывает по кобуре. Он не из тех капитанов, кто смолчит. Он не терпит оскорбления.
— Она больше не будет, — вступаюсь я.
Угробов шепчет чуть слышно: “Капитаны прапорщиков и детей не обижают”, — и успокаивается.
За окнами знакомый город. Трубы, дома, парки, шлагбаумы. Подползает замусоренный перрон. Садовник торопливо сгребает в пакет продукты и неиспользованные ромашки. Капитан, укрывшись за простынею, переодевается.
— Сейчас в отделение и докладную о прогулах на стол, — говорит он, пытаясь на одной ноге запрыгнуть в брюки. — Марш на перрон и ждите меня там! И запомните, мы за вами наблюдаем.
Машка, не переставая хихикать, тянет меня на выход. В проходе сталкиваемся с проводником. Он смотрит в окно, а когда я прохожу мимо, тихо спрашивает, обращаясь к перрону: “Кто?”
Если бы не Машка, я бы разобрался с гражданином по всем пунктам. Но сильные руки напарника выпихивают меня из вагона. Инстинктивно делаю широкий шаг и прыгаю на асфальт.
…Скрипят деревянные полы родного кабинета. Стою в непривычной позе спрыгнувшего с турника гимнаста. За спиной заходится смехом Машка. Вокруг нас стены восьмого отделения милиции. За окном свалка. На столах аккуратно сложенные папки с делами, политый кактус и только что вскипевший самовар.
В дверь заглядывает капитан Угробов.
— Пономарев, тебе плохо? А если хорошо, то почему в такой раскоряке? Генерал просил передать, что ваш гонорар за съемки в передаче “Человеческий Закон” он перечислит в фонд пострадавшим от укуса бешеных собак. Я что-то смешное сказал, прапорщик?
Продолжая дергаться, Машка сползает на чисто подметенный и только что вымытый пол. Я же в полнейшей прострации.
— Поругались, что ли? — Угробов переводит взгляд с меня на Баобабову. — Странные у вас отношения внутри коллектива. Очень странные. Но это не должно мешать работе. Преступник еще на свободе, и ловить его будем мы.
Начальство исчезает, оставив после себя стойкий запах кефира.
Машка на полу затихает, утирая слезы. Я распрямляюсь, приобретая нормальное для российского милиционера положение.
— И как все это называется?
Баобабова вынимает из косметички надкусанное яблоко с гнилым боком, впивается в него зубами и заумно морщится:
— Именно это я и называю календарной нестыковкой.
На цыпочках подкрадываюсь к двери, открываю ее на два пальца и выглядываю в коридор. Гудение люминесцентных ламп для меня милее вагонных перестуков.
— Вот она какая, родина!
В восьмом отделении обычный рабочий беспорядок. Опера приходят, опера уходят. Следователи приходят, следователи уходят. Задержанные приходят, но, в отличие от первых двух категорий честных граждан, никуда уже не уходят. Не положено задержанных сразу отпускать. Обезьянник пустовать не должен. А то, не дай бог, начальство приедет с проверками, спросит, а почему пусто в специально отведенном месте, а ответить-то и нечего.
Выверяя каждый шаг, выходим с Машкой на крыльцо. Оставаться в кабинете после календарной нестыковки боязно.
На ступеньках отделения секретарша Лидочка, отлынивая от выполнения прямых секретарских обязанностей, полной грудью вдыхает свежий воздух. Баобабова критически осматривает ее полную грудь, презрительно хмыкает. Лидочка сознательно уходит от прямого конфликта, демонстративно отворачиваясь от Машки. Баобабова говорит, ни к кому не обращаясь: “Тыловая крыса”, и озирается по сторонам в поисках предполагаемых опасностей.
— Прогуляемся?
Нам необходимо остаться наедине, чтобы собраться с мыслями. Молча шляемся вокруг здания восьмого отделения. У каждого свои мысли. Не знаю, о чем думает напарница, но мне очень интересно, почему Безголовый вступил с нами в столь странный контакт? Если ему нужна голова Баобабовой, зачем устраивать концерт с экранами? Что он хотел этим сказать? И что означает встреча в купе поезда. Зачем? Непонятно. Никаких ниточек.
Наглотавшись ветра с городской свалки, возвращаемся обратно. Настроение никакое. Но работать, как утверждает Угробов, все равно необходимо. Хотя бы для того, чтобы подозрительные явления не повторялись с нами в дальнейшем.
Напарница, облив все еще стоящую на крыльце секретаршу Лидочку презрительным взглядом, распахивает дверь посредством армейского ботинка и скрывается внутри здания.
— Алексей! — бросается наперерез Лидочка. — Конфету хотите? Не кушаете сладкого? А вечером что делаете? Вы же чай любите?
Открываю рот, дабы сообщить, что вечер у меня сегодня полностью свободный и я не буду иметь ничего против, если меня как старшего лейтенанта и холостяка пригласит на чашку кофе какая-нибудь секретарша.
Входная дверь распахивается, высовывается Баобабова и объявляет, что сегодня, как и каждый вечер до конца года, старший лейтенант Пономарев будет находиться при исполнении. И ни на какие мероприятия с посторонними, а тем более с гражданскими лицами он выходить не намерен.
Секретарша Лидочка, потерпев сокрушительное поражение, бежит жаловаться в отдел кадров, а Баобабова, взяв меня за воротник, тащит по направлению к нашему кабинету.
В коридоре нам встречается завхоз дядя Саша и сообщает по секрету, что нас давно и безуспешно разыскивает капитан Угробов. По сведениям дяди Саши, полученным от надежных осведомителей, Угробов принял от вышестоящего начальства служебную записку, в которой упоминались наши фамилии. Обстоятельства упоминания никому не известны, но лично он, завхоз дядя Саша, не попадался бы на глаза капитану.
- Предыдущая
- 41/90
- Следующая
