Легион Безголовый - Костин Сергей - Страница 34

• Предыдущая
• 34/90
• Следующая

— Видел? Нет, ты видел? Он же у меня, гад, в руках был. Я его, сволочь, чуть было к скамье подсудимых не подвела. Жаль, оборудование не выдержало.

Как доказательство предъявляется половинка наручников. Цепочка аккуратно перерезана. Я бы сказал, перерублена.

— А ты где был? — Машка прекращает верещать о собственных подвигах и осматривает разрушенный переход.

— Это не я, — оправдываться перед напарницей не имеет смысла. Она не прокурор, сроков не дает.

— Верю. — Баобабова отбрасывает непригодное оборудование, отряхивает ладони, проверяет на целостность бронежилет и грустно добавляет: — А ведь после этого тебе, Лешенька, в органах не работать.

Я знаю. Мысли о финансовой компенсации — только попытка оправдаться. За самодеятельность, приведшую к порче государственного и гражданского имущества, даже если не принимать во внимание моральный ущерб массовки и спецназа, по головке не погладят. Хоть по лысой, хоть с кудрями. Выгонят со службы без разбирательств. И это только лучший вариант.

— Не расстраивайся, Лешка, — Баобабова пытается утешить, но получается не слишком удачно. — Пойдешь сторожем работать. В крайнем случае — урологом.

— Лучше уфологом, — поправляю Машку.

— Один черт.

Вокруг нас собирается ожившая массовка. Слышны хвалебные отзывы о великолепных спецэффектах, о мастерстве молодого, но такого талантливого режиссера. Даем с прапорщиком пару автографов. Машка толкает локтем, предлагая не слишком светиться. Может, даже смыться, пока начальство не прибыло для разборок.

Поздно. Натетнице, что ведет в кишку подземного перехода, слышны отрывистые команды, предупреждения о возможной стрельбе на поражение. Массовка, помня только что пережитый ужас, отступает от прославленного режиссера. Между мной, напарницей и лестницей образовывается широкий коридор из человеческих тел и несработавших капканов. Восемь полковников, постоянно передергивая затворы личного табельного оружия, оттесняют человеческие массы, освобождая начальству доступ к проштрафившимся сотрудникам отдела “Подозрительной информации”.

Генерал уже в форме, опираясь на оголенную шашку, как на палку, спускается по ступеням. По дороге ковыряется грозным оружием в развалах коммерческого товара. Запихивает в карман длинной начесанной шинели горсть чупсов на палочках. Для внуков, не для себя. Генералы чупсов не кушают.

Усатые полковники подводят седого начальника поближе к клетке. Карманными фонариками создают дополнительное освещение. Расторопный ординарец разыскивает среди хлама стул. Генерал, кряхтя больше из приличия, нежели от ревматизма, присаживается на краешек, опирается руками на шашку, мудрым взором генеральских глаз осматривает оперативную группу в количестве двух сотрудников отдела “Пи”.

— Кхх-хм-хэ! — говорит генерал, и сразу всем становится понятно, кто здесь главный. В словах генерала мудрость лет и тяжесть погон. Начальство помладше сразу бы начало с главного, с ругани и прилагательных. Но генерал не таков. — Садись…

В отличие от генерала, нам с прапорщиком ординарцев не положено. А раз нет ординарцев, нет и стульев. Поэтому остаемся в стоячем положении. Как и положено при общении с вышестоящим начальством. Баобабова, правда, закуривает. Но это от волнения.

Генерал глотает слюну. Видно, старику тоже хочется сигаретку, но стрелять у сотрудников младшего прапорщицкого состава неудобно. Поэтому он сразу переходит к делу.

— Эти?

Знакомый полковник Куб, постоянно промокая лоб платком, подскакивает к стулу.

— Так точно. Эти. Старший лейтенант Пономарев и прапорщик Баобабова. Восьмое отделение, отдел так называемых подозрительных сведений.

— Это? — Легкий генеральский кивок в сторону разрушенного подземного перехода.

— Так точно. Восемь малогабаритных ларьков на приличную сумму. Только что проведенный евроре-монт и невыплаченные гонорары массовке.

Генерал мудро усмехается и обращается почему-то к Марии Баобабовой:

— Длжте…

Прапорщик Баобабова, не смущаясь присутствующих полковников, неторопливо тушит сигарету о подошву армейского ботинка, цыкает через выбитый зуб, пододвигает ногой ящик из-под пива, вопреки правилам присаживается перед генералом. Полковники глотают валидол, массовка восторгается смелостью российского прапорщика. А я понимаю, что напарница идет “ва-банк”.

— А дело было так! — Мария тяжело вздыхает, отчего бронежилет волнующе вздыбливается и опадает. Полковники переходят на корвалол, массовка осознает, что у них на глазах рождается новый секс-символ страны.

Прапорщик Мария Баобабова, слегка шепелявя на ударениях, кратко докладывает суть вопроса. О разработке опасного преступника. О тщательно разработанной засаде. О четких действиях спецназа. О главенствующей роли правительства и руководящего состава. О волевом лице товарища генерала. О его надежных руках, способных крепко сжимать не только шашку.

Мария закругляется. Поднимается с ящика, отходит ко мне, шепотом сообщая, что она как прапорщик сделала для спасения нашего отдела все возможное. И я ей благодарен.

Все ждут, что скажет генерал. Старый вояка, поглаживая костяную рукоять шашки, неожиданно встряхивает головой и сообщает, что:

— Значит, самовольно работаете? Без согласования? Героями себя считаете?

Мы смущенно молчим. В чем-то генерал прав. Вот хочется иногда почувствовать себя героем, и все тут.

За спиной генерала полковники делают ставки, какое наказание нас ожидает. Деньги собирает полковник Чуб. Я хочу сделать ставку на себя, но вспоминаю, что закаченную десятку отдал цыганке.

Генерал кряхтит, как бы сообщая, что ставки сделаны и пора приступать к вынесению кары за проявленную самовольность:

— А вот помню в гражданскую аналогичное дело было. Басмача-оборотня ловил. Достал хуже подагры. Против власти решил… В ауле засаду устроили. Без клетки, но также грамотно.

Генерал замолкает, уносясь генеральскими мыслями в далекую молодость. С шашками наголо, с красными звездами, за равенство и братство. Никто не отвлекает генерала от тревожной молодости. Генерал не прапорщик, так просто не потревожишь. Впрочем, и старики в погонах знают меру воспоминаниям.

— Нет аула, — неожиданно сообщает генерал и ласково смотрит на нас с Машкой. — Закидали динамитом до основания. Там сейчас пустыня. Значит, не поймали? Эх, молодость, молодость!

Можно ли вздохнуть облегченно? Позади ли самое страшное?

Генерал поправляет каракулевую папаху, манит пальцем полковника Дуба: “Они с нами”, после чего встает и, по ходу дела помахивая по сторонам шашкой, удаляется.

Сопровождающие генерала полковники аккуратно берут нас под локти. Накидывают на головы пыльные мешки, прижимают нас пониже и тащат к выходу. Мы не сопротивляемся. Мы арестованные, а арестованные гонораров массовке не выплачивают. Это плюс. Нас запихивают в машину, куда-то везут. Это минус, но несущественный. На справедливый вопрос напарника: “А куда собственно?..” — слышу череду глухих ударов. Вопрос повисает в воздухе. Полковники хоть зарядку по утрам и не делают, но физически развиты.

Высаживают. Короткая прогулка по свежему воздуху свободы. Заводят в помещение. Ведут по коридорам. Руки за спиной закручивают так, словно пытаются выучить нас курсу йоги за шестьдесят минут по всем известному методу. Усаживают не на нары, а на мягкие кресла. Снимают мешки.

Мы в небольшом кинозале. Баобабова рядом массирует шею. Справа от нее два полковника. Слева от меня два полковника. Сзади еще четыре. Плотность полковников на квадратный метр превышает все известные показатели. Ординарец генерала занял место перед нами. Сидит вполоборота. Вертит в руках мою видеокамеру. Пытаюсь встать, чтобы вернуть вещь, но полковники вежливо прижимают меня к кожаной обивке. Баобабова нервно грызет ногти. Амур в памперсе на ее плече настороженно озирается по сторонам: а куда это мы попали?

Вспыхивают прожектора. На сцене, за шатким журнальным столиком, сидят генерал и капитан Угробов. Капитан в позе “сидя смирно”. Это когда ручки разложены ладонями вниз на сведенные по нужде колени. На собеседников направлены телевизионные камеры. Изображение транслируется на большом, составленном из двадцати телевизоров “Горизонт” экране.

• Предыдущая
• 34/90
• Следующая