Господин военлёт - Дроздов Анатолий Федорович - Страница 23
- Предыдущая
- 23/71
- Следующая
– У вас только винтовка, поручик!
– Прапорщик Красовский перебил офицеров германского батальона! – возражает Рапота. – Он меткий стрелок! Мы и без пулемета…
Я молчу, Егоров соглашается. Сергей не прав: одно дело стрелять по неподвижной цели, другое – по юркому аппарату. Спорить, однако, не хочу – посчитают трусом. Что до последствий, так Сергей выбор сделал, а мне все равно. Полдня определяем тактику. Сверху-сзади заходить нельзя – собьют. В своей гондоле мы как мишени в тире. Снизу-сзади? Можно, если с пулеметом, с винтовкой малоэффективно. Стрелять вслепую по фюзеляжу, надеясь, что пуля пробьет его и зацепит летчика? Замучаешься. Остается только в лоб. У немца стрелок-наблюдатель сидит впереди, сразу за мотором. Для него в верхнем крыле даже вырез сделан, иначе неба не видно. Наблюдатель стреляет вверх и по сторонам от хвоста. В бок вести огонь мешают крылья – перебьешь стойку или растяжку.
На летном поле ждем сигнала на «барраж». Модное французское словечко означает полет вдоль линии фронта. «Вуазен» и «Фарман» тихоходные, немцев нам не догнать. Выход – перехватить на обратном пути. Егоров дежурит у телефона. С линии фронта поступит сообщение: направление, количество аппаратов, нам останется завершить дело. Угу, завершим. Истребители, мать нашу, с винтовкой на пулемет… Впору писать завещание, но потомков у нас нет, а родственники и без того богатые. Танечка взгрустнет о бравом поручике, по мне так и плакать некому.
От телефонной станции бежит запыхавшийся солдатик. Два аппарата прошли над линией фронта, курс – на Белосток. Взлетаем и расходимся. Турлак и Зенько будут искать южнее, мы – севернее. Это сделать не просто: облачность. Стоит немцу нырнуть в облако – и прощай! Сменит курс, выскочит с другой стороны… Сергей, понимая это, забирается выше, под самые облака. Выписываем круги, километрах в пяти виднеется Белосток, мы одни в небе. Вполне возможно, что стараемся зря, немцы могли уйти другим курсом. Остается слабая надежда: тевтоны обнаглели и наплюют на осторожность.
Опять я упускаю момент. Сергей наклоняет нос аппарата и мчит к Белостоку. Теперь и я вижу черную точку. Она быстро растет, приобретая очертания. Уже не точка – птичка. Вначале воробей, затем голубь, теперь коршун… У этой «птички» крылья сдвоенные, а вместо клюва – винт. Расстояние сокращается стремительно. Кладу маузер на передний упор, встаю. В оптике вражеский аппарат как на ладони: крылья, хвостовое оперение, черные кресты на плоскостях. Военлет и наблюдатель не виды из-за крыла. Аппарат быстро растет в поле прицела, он практически сравнялся с нами по высоте, целюсь в середину бипланной коробки, в то место, где, по моим прикидкам, должен располагаться экипаж. Из-за рева мотора выстрела почти не слышно, только приклад отдает в плечо. Затвор, прицел – выстрел! Затвор, прицел – еще! Попал?
Немец нас заметил. Что сделает нормальный человек при виде летящей в лоб калоши? Правильно, свернет. На то и расчет. «Авиатик» – теперь и без оптики видно, что это биплан, – закладывает вираж, «Вуазен» – следом. Меня едва не выбросило, успел схватиться за бортик. Сергей впал в азарт, ему наплевать, что со мной происходит. Винтовку я выпустил, но шкворень ее удержал. «Колбасник» скоростнее, но наш «Вуазен» маневреннее. За счет короткой дуги постепенно догоняем немца, становимся сбоку – крыло к крылу. Ого! Из пробитого радиатора вражеского аппарата льется вода. Воздушным потоком ее несет в кабину пилота, тот ежится и пытается укрыться. Однако я не промахнулся!
Наблюдатель хватается за пулемет и осыпает нас градом пуль. Перекидывает его на левый борт, целит меж крыльев. Черт! Мы считали, что не решится…
Приникаю к прицелу, выстрел!
Бах! Наблюдатель исчезает в кабине – то ли убит, то ли спрятался. Пилот привстает, пытается заглянуть в кабину стрелка, затем смотрит на нас. Рукой показываю на радиатор – погляди! – затем направляю маузер на него. В казеннике последний патрон. Перезаряжать в воздухе – геморрой.
Немецкий пилот не спешит, прикидывает. Так, решился на вираж! Рапота идет наперерез, немец отваливает. А вода из радиатора течет, скоро мотор перегреется и заклинит… «Колбасник», конечно же, грохнется, но, возможно, на своей территории. Сергей делает немцу энергичные знаки – садись, не то убьем! Мы, русские, безжалостные! Страшные, у-у-у, какие мы страшные! Как на ваших плакатах – казаки со звериным оскалом. Мы казаки! У нас и кони есть! В моторе, сто тридцать голов…
За что уважаю немцев, так за расчетливость! Взвесил, прикинул, принял решение. Кивает: условия приняты. Сергей показывает рукой: туда! Немец поворачивает к Белостоку. «Вуазен» летит рядом, контролируя направление. Маузер держу на изготовку – кто знает, что гансу взбредет в голову? Дотянуть бы до нашего аэродрома! Ох, как нас зауважают! Как…
Нет счастья в жизни! Мотор противника останавливается, аппарат ныряет вниз. «Вуазен» – следом. Сергей страхуется – вдруг немец хитрит?
Не хитрит: бош быстро планирует и вот уже бежит по пахоте. «Вуазен» идет на посадку. Сергей останавливает аппарат почти рядом с неприятельским. Соскакиваем на землю.
Немецкий пилот выбрался из кабины и лезет на крыло – посмотреть, что с наблюдателем. Подбегаем. Прыгаю на крыло и заглядываю к стрелку. Лежит на полу кабины, скорчившись, похоже, без сознания или убит. На спине выходного отверстия нет, помогаю немцу вытащить его напарника. На стрелке под летной курткой офицерский мундир, на ногах ботинки с крагами. Совсем еще молоденький, судя по погонам – лейтенант. Зачем хватал пулемет?! Стоп, похоже, жив, я попал ему в плечо. Нужно наложить жгут и остановить кровотечение. Пока вожусь с раненым, Рапота уже разговорил пленного. Они беседуют по-немецки, но я понимаю. Немец расстегивает ремень и снимает кобуру с револьвером. Протягивает Рапоте. Сергей церемонно берет оружие и начинает мямлить нечто такое же церемонное. Говорит он с запинками, немецкий у него не ахти. Ладно, развлекайтесь!
Закончив перевязку раненого, занимаюсь пулеметом. Снимаю машинку с крепления, забираю коробку с лентой. Пулемет отдаленно напоминает бундесовский «MG-3», но конструкция незнакомая. С добычей в руках прыгаю на землю. Сергей с немцем все еще болтают. Отношу оружие в «Вуазен». Когда возвращаюсь, вижу: немец что-то пишет в блокноте, прислонив его к фюзеляжу.
– Письмо родным?
– Свидетельствует, что мы сбили! – поясняет Сергей.
– Зачем?
– На победу много охотников. Потом не докажешь!
Знакомо. «У победы много отцов, поражение всегда сирота…»
Словно в подтверждение слов поручика – близкий топот копыт. Из-за ближайшей рощи выскакивают всадники в плоских фуражках, гимнастерках и синих шароварах с красными лампасами. Казаки. Нахлестывая коней, несутся к нам. На мгновение возникает желание сбегать за пулеметом. Удерживаю себя – наши. Казаки мгновенно окружают самолеты, один из них – с двумя звездочками на погонах – спрыгивает на землю.
– Хорунжий Дьяков! Кто такие? Что случилось?
Сергей представляется и коротко объясняет. На лице казачьего офицера разочарование: он явно рассчитывал захватить пленных. Казаки подъезжают к аппаратам, заглядывают в кабины. Один поднимает с земли кожаную куртку лейтенанта. Намерения написаны на лице.
– А ну не трожь!
Казак будто не слышит. Тащу из кобуры маузер.
Мгновение – и в руках казаков карабины. Слышен лязг затворов.
– Господин хорунжий! – кричит Сергей. – Призовите подчиненных к порядку! Кто позволил целить в офицера?!
Дьяков отдает команду, казаки неохотно забрасывают карабины за спину, отъезжают. Тому, кто позарился на германские шмотки, хорунжий показывает кулак. Прячу пистолет в кобуру.
– Прошу доставить пленного в штаб, – говорит Сергей, – а также организовать охрану аппарата. Через час приедут грузовики, заберут. Раненого нужно скорей в лазарет, он потерял много крови.
Дьяков козыряет и подходит к немцу. Пилот бледнеет: вот они, страшные казаки, – те самые! Целились в русского офицера! Ой, что будет!
- Предыдущая
- 23/71
- Следующая
