Любовница президента - Андерсон Патрик - Страница 22

– Байрон, – терпеливо сказал Макнейр. – Бен Нортон вовсе не шпион, кроме того, я сидел здесь вместе с ним, да и ящики твои все равно заперты, разве не так?

– Кто сказал, что он не шпион? Не строй никаких предположений, парень. Ты мог выйти на минутку в туалет, а он бы управился до твоего прихода.

– Байрон, секретная служба утверждает, что замки на этих ящиках…

– Плевать на секретную службу, – огрызнулся Риддл. – Детский сад. Что они смыслят? Слушай, парень, нет таких замков, чтобы их не мог открыть настоящий профессионал. Даже новые электронные устройства… Словом, делай, что я говорю. Веди тех, с кем хочешь поболтать, в столовую и запирай за собой дверь. Понял? Если я еще увижу кого возле своего стола, мы с тобой поссоримся. Крепко поссоримся.

И, не слушая возражений Макнейра, быстро вышел из кабинета, хлопнув дверью.

Макнейр неподвижно сидел за столом, боль в желудке все усиливалась. Положение было не из приятных. Клэй Макнейр выше всего ставил хорошую организацию, хорошее управление и пытался ладить с Байроном Риддлом, самым неорганизованным, неуправляемым человеком, какого он только встречал. Мысль предоставить им один кабинет на двоих казалась Макнейру безумием, садистской шуткой, однако они сидели в этом чулане лицом к лицу. Макнейр хотел пожаловаться Эду Мерфи на вольного консультанта, но не знал, как Мерфи это воспримет. Спору нет, Риддл иногда оказывался полезен; видимо, он имел такие источники информации, о существовании которых никто не подозревал. И, что хуже всего, Макнейр его боялся. Когда они спорили, как только что, Риддл иногда устремлял на него холодный яростный взгляд, словно бы говорящий: «Я могу убить тебя».

Чтобы успокоиться, Макнейр достал из кармана жевательную резинку «джуси фрут» и сунул ее в рот. Получив предложение работать в Белом доме, он ждал совсем не такого. Ему представлялось, что он получит прекрасный кабинет неподалеку от президентского, что будет по нескольку раз на день заходить к президенту и давать советы в государственных делах. Вместо этого он корпел в цокольном этаже, ожидая от Эда Мерфи разносов по телефону за какую-нибудь оплошность, и мог считать неделю удачной, если хотя бы видел президента. Разговаривали они последний раз на приеме в Восточном кабинете, президент назвал его Хенк и похвалил за работу над проектом, к которому Макнейр не имел ни малейшего отношения.

Внезапно зазвонил телефон прямой связи с Эдом Мерфи, и Макнейр дрожащей рукой поднял трубку.

– Нортон не звонил тебе? – требовательно спросил Мерфи.

– Не звонил, Эд.

– Больше с ним не болтай. Выслушай, что он скажет, передай мне и помалкивай. Ясно?

– Хорошо, Эд.

– И забудь, что он говорил о Калифорнии. У него шарики не на месте. Он всегда был таким. Для нас самое лучшее – избегать его.

– Хорошо, Эд, – снова ответил Макнейр, но Мерфи уже положил трубку. Клэй Макнейр осторожно опустил свою. Он не мог понять, почему Мерфи так расстраивается из-за смерти какой-то женщины и почему Нортон задает о ней столько вопросов. Собственно, он и не очень интересовался. Одно из правил хорошего управления, которые он изучал в коммерческой школе, гласило: «Не вникай в чужие проблемы». Ему хватало своих забот.

Предвечерние часы Байрон Риддл провел высоко на галерее сената, невозмутимо следя за бестолковой игрой в демократию. Обсуждался законопроект об общественных работах – проблема столь важная для страны, что на прения собралась почти треть сенаторов. Внимание Риддла было сосредоточено главным образом на Доноване Рипли, молодом, напористом лидере сторонников законопроекта. Риддл ненавидел Рипли и все, что тот поддерживал, однако за тем, как сенатор вел законопроект по парламентским минным полям, следил с самодовольной улыбкой. Потешься, Донни, думал он, потешься напоследок, вряд ли еще придется.

Пока тянулись дебаты, Риддл то и дело выходил из терпения, в этот вечер он ждал более крупных событий. Время от времени он закрывал глаза и вслушивался в голоса сенаторов. Почти всех их он мог опознать по голосу. Этому он научился на своей работе – возможно, когда и понадобится. Заметив, что один сенатор из Новой Англии сморкается, Риддл торопливо подался вперед и сделал вид, что поправляет галстук. На самом деле он фотографировал крошечным аппаратом, спрятанным в лацкане пиджака. Мелочь, но, возможно, когда и пригодится. Он представил себе избирательную афишу с увеличенным снимком ковыряющего в носу сенатора с надписью: «Не то ли самое выбрали и мы?» Ему стало смешно, он смеялся, пока сидящая впереди пожилая дама не обернулась и не зашикала.

Когда сенаторы наконец стали расходиться, Риддл взглядом проводил Рипли, окруженного ближайшими помощниками, потом спустился с галереи и поспешил к телефону-автомату. Ему тут же ответила молодая женщина из маленькой квартиры в нескольких кварталах отсюда.

– Венди? – прошептал Риддл. – Это я.

– А, доктор Грин. Как там дела?

– Все отлично. Дебаты только что окончились. Он сейчас пошел в кабинет. К тебе явится уже затемно. Все готово?

– Я готова, – сказала Венди.

– Нервничаешь?

– Разве что самую малость.

– Не волнуйся, малышка. Ты будешь бесподобна.

– Ха! Он в этом убедится.

Риддл усмехнулся.

– Оценить тебя полностью он не сможет. Только смотри, не забудь о свете. Скажи ему, что свет тебя возбуждает. Что хочешь видеть его смазливую рожу. Скажи что угодно, но не гаси свет!

– Успокойтесь, доктор Грин. Можете на меня положиться.

– Молодчина. Ну ладно, мне нужно идти.

– Скажите, а когда я теперь увижу вас? Чтобы получить остальные деньги.

– Завтра позвоню, – пообещал Риддл. – Только не волнуйся. Ты будешь бесподобна.

Он спустился по лестнице мимо громадной картины, где был изображен Джордж Вашингтон, переправляющийся через реку Делавэр, и, проходя по Ротонде, увидел идущего навстречу в сопровождении полудюжины старшеклассников крепко сложенного человека, показавшегося знакомым. Заметив Риддла, этот человек извинился перед школьниками и бросился к нему, протянув для пожатия руку.

– Байрон, старый бандит, как дела, черт возьми?

– Отлично, сенатор. Как у вас?

– Брось ты величать меня сенатором. Для тебя я Билл, дружище. Говорят, дела твои идут, как по маслу.

– Не жалуюсь.

Сенатор рассмеялся и затряс руку Риддла.

– «Не жалуюсь». Ха. Все тот же старина Байрон. Знаешь, какой нужен тебе девиз? «Я люблю тайну». Старина Байрон! Такого человека еще поискать.

Недоумевая, что нужно его собеседнику, Риддл высвободил руку и взглянул на часы.

– А как дела у тебя, Билл?

Усмешка сенатора исчезла.

– Дела скверно, – угрюмо сказал он. – Избирают человека, чтобы он работал, а потом не дают работать. Представляешь, мне приходится платить из своего кармана за информационный бюллетень. Вынужден читать лекции, чтобы свести концы с концами. Иногда я думаю, стоит ли быть сенатором.

– Тебе нужно повидаться с одним человеком, – сказал Риддл. – У него соевая плантация. В городе он новичок. Хочет познакомиться с нужными людьми. Может выручить тебя.

– Пришли его ко мне, Байрон, пришли. Рад буду видеть твоих друзей в любое время.

– Ладно, – ответил Риддл и хотел уходить.

– Послушай, Байрон, может, ты сможешь помочь мне кое-чем. – Сенатор обнял Риддла за плечи и отвел к статуе давно забытого вице-президента. – Сюда вернулось несколько смутьянов. Один из них именует себя врачом. Открыл клинику, но вместо пилюль дает политические советы. Я хотел бы узнать, кто он такой и кто стоит за ним.

– С нашими друзьями не говорил?

– От них мало толку. Все напуганы до полусмерти. Не то что в прежние дни. Слушай, Байрон, я думал, что, если ты сможешь выяснить…

– Постараюсь. Дел у меня куча, но я постараюсь.

– Отлично. Слушай, Байрон, я хотел спросить, что ты знаешь о той женщине, убитой в Джорджтауне?

– Ничего.

– Странная история, – сказал сенатор. – Я думал, в газетах осветят ее пошире.