Солнышкин плывёт а Антарктиду - Коржиков Виталий Титович - Страница 32

• Предыдущая
• 32/35
• Следующая

Солнышкин подпрыгнул и, балансируя на верхушке, открыл рот. Артельщик с удивлением выкатил глаза. Вверх по склону летел доктор Хапкинс, подыскивая слова для перевода: «Дайте, пожалуйста, руку».

Солнышкин и Стёпка втащили его наверх.

— И вы тоже? — косясь на доктора, спросил Стёпка.

— Йес! Йес! — воскликнул Хапкинс.

— Пошли! — скомандовал Солнышкин. Времени оставалось в обрез. Он приготовился к прыжку и вдруг замер.

Пока он втаскивал наверх нежданных попутчиков, равнину захватила такая густая метель, что «императоры» виднелись в ней еле заметными тёмными пятнами. Они отступали от океана, как матросы, потерпевшие кораблекрушение. А волны холодного снега догоняли, захлёстывали и сбивали их с ног. Птицы шли, и казалось, у них нет сил выбраться на берег. Падали птенцы, а взрослые метались в поисках укрытия.

— Сюда! — крикнул Солнышкин. — Сюда! Но сзади него за спиной раздался знакомый тревожный гудок. Солнышкин оглянулся. Там, у парохода, тоже наступала пурга. Она заматывала в снежный кокон кончик мачты и красный флажок. «Даёшь!» спрятал нос в сугробы. Теперь только за бугром, на котором стоял Солнышкин, оставался ещё тихий, скрытый от пурги уголок.

А путь к хребту уже совсем исчезал за белой, беснующейся завесой.

— Кажется, пора домой! — крикнул артельщик.

«К вершинам, к вершинам!» — вздохнул Солнышкин, но вслух твёрдо сказал:

— На помощь птицам. — И, держась за руку артельщика, бросился вниз.

Артельщик ухватился за Хапкинса и едва не полетел в гущу пингвиньего лагеря.

— Черт бы тебя побрал, — глотая снег, прохрипел артельщик, — в такой кутерьме не только ничего не найдёшь, но ещё потеряешь! — Он схватился за грудь.

— На месте? — шёпотом спросил Хапкинс, протянул к нему руки.

Стёпка испуганно отодвинулся и промолчал. Он уже подумывал об обратном пути, но его остановил крик:

— Держи!

Солнышкин поднимал тяжёлого пингвина. А вокруг него уже толкались десятки громадных белогрудых птиц с короткими чёрными крыльями.

— Этого курятника мне только и не хватало! — проворчал Стёпка, передавая пингвина Хапкинсу, который так и дырявил своими глазками его фуфайку.

— Быстрей, быстрей! — кричал Солнышкин попутчикам и подсаживал ещё одного пингвина. Руки закоченели, пурга била в лицо, и Солнышкину казалось, что у него внутри всё покрывается инеем, как кран у водопроводной колонки, но он не отходил от птиц.

— У, чтоб вы провалились! — всхлипывал артельщик. — Скоро вы там кончитесь?! — И передавал пингвинов Хапкинсу. Но уходить без Солнышкина, с одним Хапкинсом, ему не хотелось.

А Солнышкин всё торопил. Солнышкин торопился.

Наконец стая была переправлена. Теперь оставался один вожак. Он стоял сбоку и смотрел, не потерялся ли кто-нибудь в этом вихре. Как капитан, он собирался уходить последним.

— Пошли! — быстро сказал Солнышкин. Вожак стоял на месте. — Пошли! — Солнышкин тронул его за крылышко.

Громадный пингвин уронил голову ему на плечо. Солнышкин тревожно наклонился к его груди и услышал, как там что-то колыхнулось тихо-тихо.

— Держись! Держись! — прикрикнул Солнышкин. Он оглянулся и вздохнул.

Там, за пургой, оставался хребет, оставались безымянные вершины, до которых он сумел бы дойти. Ни антарктического снега, ни мороза, ни ветра Солнышкин не боялся. Но оставить в беде погибающую птицу Солнышкин не мог.

— Держись! — сказал он, взваливая пингвина на спину, и тут увидел, как из лап птицы выкатилось большое светлое яйцо. Оно было ещё тёплым и в лёгких пушинках.

Солнышкин хотел было протянуть его артельщику, но передумал, опустил яйцо за пазуху, под свитер, и полез в гору.

Снег всё злее впивался в лицо, голова звенела, как колокол, но Солнышкин поднимался вверх. Наконец он поднялся на верхушку торы, выставил вперёд ногу и… полетел в пропасть. Артельщик покатился за ним, а сзади, цепляясь за артельщика, делал сальто мистер Хапкинс.

Солнышкин высунул голову из сугроба и встряхнулся. Перед глазами мелькнули и пронеслись миллионы белых хлопьев. Рядом выбирался из снега артельщик, а чуть дальше ворочался снежный ком, из которого торчали руки мистера Хапкинса.

— Яйцо! — вскрикнул испуганно Солнышкин, но провёл рукой по свитеру и успокоился.

— «Яйцо»! Тут из самого чуть яичница не получилась! — ворчал Стёпка.

— Идём скорей! — сказал Солнышкин. Он посмотрел на птицу и, сняв фуфайку, укутал в неё пингвина. Самому ему оставался бабушкин свитер.

— Хе-хе, зачем торопиться? Лучше один выговор, чем две сломанные ноги, — отмахиваясь от снега, промычал артельщик. — Зачем т-т… — И вдруг он схватился за ворот. На шее болтался обрывок шнурка! Стёпка бросился к Хапкинсу. Но, нащупав что-то под рубахой, немного успокоился и заторопился за Солнышкиным. — Пошли!

Мороз поджимал так, что коченели носы и на фуфайках трещали пуговицы. Солнышкин спешил к пароходу.

— Держись! Там Челкашкин в два счёта вылечит, — подбадривал он пингвиньего капитана, не чувствуя, что птица становится тяжёлой. Он с трудом переставлял ноги и, конечно, не слышал разговора, который вели артельщик и бегущий за ним сугроб средней величины, говоривший голосом Хапкинса.

— Мистер Стёпка, тысяча долларов, пока не выпала.

— Нью-Йорк, Сан-Франциско, Рио-де-Жанейро! — прохрипел Стёпка и в страхе остановился: жемчужина соскользнула в штанину.

— Теперь только пятьсот долларов, — пропел «сугроб».

— Нью-Йорк и Сан-Франциско, — сказал артельщик и плотно сдвинул колени.

— Сто долларов, — пропищал Хапкинс.

— Сан-Франциско! — крикнул артельщик и вдруг подскочил, словно сойдя с ума.

Ощупав штанину, которая выбилась из голенища, он взвыл и бросился назад. За ним, подпрыгивая на коротких ногах, помчался «сугробчик», в котором трудно было узнать директора крупнейшей торговой фирмы.

— Пропала, пропала! — дрожал артельщик. Он упал на четвереньки и, принюхиваясь к следам, пополз, разгребая вокруг себя снег и льдины.

У полыньи он остановился и схватил что-то сверкнувшее перед его глазами. Но в ту же секунду в его кулак вцепилась хваткая, вынырнувшая из метели рука.

— Моя! — прохрипел артельщик.

— Моя! — взвизгнул из метели мистер Хапкинс.

Каждый тянул находку к себе, а пурга наметала вокруг снег, и брызги с океана обдавали всё растущий сугроб…

А Солнышкин пробивался сквозь пургу и нёс на спине большую заснежённую птицу. На секунду он остановился отдохнуть и внезапно услышал, как под свитером что-то громко ударило: тук-тук-тук…

Солнышкин замер. Толчок раздался снова, и там, где лежало пингвинье яйцо, хрустнула скорлупа, а в бок Солнышкину упёрся твёрдый острый клюв.

Солнышкин запустил под свитер руку, и в пальцах у него затрепыхалось маленькое пушистое существо. Он услышал, как чисто и нежно пульсирует крохотное сердечко.

«Живёт!» — улыбнулся Солнышкин. И хотя он очень устал и ему очень хотелось сесть, он ещё быстрей пошёл наперекор вьюге. Но вьюга постепенно меняла направление, кружила, и Солнышкин двигался за ней по невидимому снежному кругу.

Сквозь снег на него иногда падали лучи садящегося солнца. Тогда на бесконечном снежном полотне возникала его огромная тень. И чем сильнее гудела и выше поднималась метель, тем больше эта тень разрасталась, тем быстрей она шагала по гудящим снегам Антарктиды.

Пионерчиков мрачно бегал по коридору. Только недавно он вернулся на судно в чудесном настроении. Он побывал в домике у полярников. Он взял интервью у иностранных гостей. Судно разгрузили в рекордный срок! И это благодаря его другу Солнышкину! И вдруг — беда!

Пионерчиков и Перчиков облазили все трюмы. Они заглядывали под ящики, под брезент и даже под льдины, но Солнышкина нигде не было.

В воздухе раздавались тревожные гудки. Пионерчиков покусывал губы, а в голове у него стучали, складывались горькие и мужественные слова. Он совсем не думал о статьях, о законах и ничего не хотел придумывать, но слова сами настойчиво всплывали в голове.

• Предыдущая
• 32/35
• Следующая