Бредень - Андерсон Лин - Страница 14
- Предыдущая
- 14/40
- Следующая
Он встал в дверях и окинул взглядом гостиную. Июньское солнце, светившее в окна веранды, переливалось на сине-розовом китайском ковре, на обивке диванов и на полированной мебели красного дерева. Эта комната символизировала все, ради чего он работал, от шелковых штор на окнах с видом на ухоженный газон, до цветочных ваз (дорогих ваз с дорогими цветами) и бара с солидным запасом напитков.
Если бы не Фиона, ее связи, ее семья, он вряд ли сумел бы достичь таких успехов. Пусть он был хороший специалист, другие были не хуже. А вот Фиона была не у каждого.
Сквозь открытые настежь двери в столовую он наблюдал, как она, пока еще в домашнем платье, вносит завершающие штрихи в композицию и без того великолепного стола. В то время как Фиона, наклонившись, выравнивала вазу, он с восхищением отмечал ее внимание к мельчайшим деталям и любовался видом ее оголившегося бедра.
Эдвард уже поднес Фионе два виски, якобы сильно разбавленных, но на самом деле довольно крепких, в надежде, что она выберет момент между расстановкой цветов и переодеванием в маленькое черное платье, чтобы заняться с ним любовью.
Фиона оглянулась через плечо, приглашая его оценить сервировку стола. Эдвард дал ей ответ, которого она желала, и кивком головы указал на лестницу, ведущую в спальню. Фиона улыбнулась.
Эдвард встретил Фиону на одной из вечеринок, которую совместно устроили его контора и корпоративный клиент, в роскошной штаб-квартире клиента, расположенной на набережной Клайда. В тот вечер он был очень доволен собой, поскольку накануне совершил зарубежную трансакцию, сохранившую этому клиенту целое состояние, которое не пришлось выплачивать в казну Великобритании в виде налогов. И по правде говоря, он был рад вырваться из дому. Отношения с Роной окончательно испортились.
Фионе очень шел черный цвет. Эффект, вероятно, производило сочетание модной белокурости и легкого загара. В тот вечер на ней было узкое платье, подчеркивающее ягодицы.
Он и Рона давно не занимались сексом. Эдвард вдруг почувствовал себя подростком с первой в жизни эрекцией.
В разгар вечеринки Фиона повела его в свой кабинет, двумя этажами выше.
Эдвард прижал ее к массивному столу из красного дерева и стянул бретельки платья, обнажая упругую грудь.
Фиона, отняв у него свои губы, скользнула вниз и уткнулась лицом ему в ширинку. Эдварда охватило бешеное желание взорваться здесь и сейчас.
Но Фиона все рассчитала точно.
Она повернулась к нему спиной, наклонилась, и тогда Эдвард удовлетворил свое желание. Он раскрыл ее маленькие тугие ягодицы и скользнул внутрь. И если общество внизу не слышало его страстных стонов, то лишь благодаря музыке, которая играла слишком громко.
И даже сейчас, спустя годы, Фиона вызывала у него прежние чувства. У него были другие женщины, так же как и у нее – он знал – были другие мужчины, но они оставались вместе. Они оба знали, что вместе они сильнее, чем врозь.
Гул оживленных голосов свидетельствовал о том, что Фиона удачно рассадила гостей за столом. Их было восемь человек, и все так или иначе имели отношение к выборам. Фиона, сидевшая напротив Эдварда, увлеченно беседовала с судьей Камероном Маккеем. Она уже предупреждала Эдварда, что шестидесятипятилетний судья с трудом находит собственные колени и часто его рука попадает на колено сидящей рядом женщины, каковой в этот раз оказалась сама Фиона.
Эдвард нарочно уронил салфетку, чтобы посмотреть, насколько энергично действует судья. То, что он увидел, заставило его восхититься выдержкой жены.
Еще за столом сидели два деловых партнера (сторонники партии) и несколько активистов, среди которых была и красотка Сара Андерсон. Сара, по мнению Эдварда, была лесбиянка, поскольку ни разу не обмолвилась о том, что он ей нравится. И все же, думал он, оценивающе разглядывая ее через стол, даже лесбиянки имеют грудь, и притом недурную.
По левую руку от Сары сидел Иен Урхарт, руководитель избирательной кампании Эдварда. Иен не интересовался Сарой. Его наклонности были совсем иного рода. Сегодня Фиона определила ему место рядом с сэром Джеймсом Далримплом.
В конце концов, думал Эдвард, Фиона, похоже, права насчет сэра Джеймса.
Когда зазвонил телефон, гости как раз перемещались в оранжерею, чтобы выпить по стаканчику. Фиона кивнула Эдварду и вышла, заметно досадуя, что Эми все еще нет. К ее возвращению Эдвард уже рассадил гостей с напитками в оранжерее. Он успел как раз вовремя, потому что иначе они увидели бы лицо Фионы.
– Это женщина, – холодно произнесла она. – Хочет с тобой поговорить.
Эдвард изобразил одну из своих улыбок, означавшую «избирательница, наверное, какая-нибудь», но Фиону не так-то просто было убедить.
– Ты пока не член парламента, – напомнила она ему и прошла в оранжерею.
Едва услышав голос Роны, Эдвард понял, что она плакала. Как странно, что после стольких лет что-то внутри у него от этого заныло. Она путано принялась объяснять про родимое пятно и про убитого подростка.
Когда она сделала паузу, чтобы перевести дыхание, Эдвард неожиданно для себя пообещал ей узнать все, что она хочет. Все, что угодно, лишь бы она замолчала, лишь бы мысли о ней не отражались на лице. Он попрощался и поднял бокал с виски, который оставил несколько минут назад, когда жизнь еще была прекрасна. У него дрожали руки. Глоток крепкого виски не помог растворить страх, овладевший им. Эдвард сделал над собой усилие, пытаясь собраться с мыслями, представить события в перспективе. Рона всегда была истеричкой, особенно после рождения ребенка. Фиона совсем другая. Она рожала детей походя. Через несколько дней она уже играла в теннис. Но не Рона. Месяцы холода и отторжения. Это было ужасно. От воспоминаний он даже поежился. Слава богу, все позади. А вот теперь эта сцена в галерее. И ведь все, что от него требовалось, – послать простой запрос. Нельзя было встречаться с ней. Он допустил большую ошибку. И в какое время!
Осушив бокал, Эдвард вернулся в столовую и налил себе из графина еще виски. Затем он глубоко вздохнул и пошел к гостям.
Он с безмятежным выражением лица кивнул жене и уселся рядом с Сарой Андерсон, которая впервые в жизни приветливо ему улыбнулась. Он улыбнулся в ответ, про себя отмечая, что необходимо определить приоритеты: ничто (ни дети, ни убитые мальчики, ни даже флирт) не должно помешать сегодняшнему разговору с сэром Джеймсом Далримплом.
11
В комнате был беспорядок. На полу валялись три грязные футболки, на тумбочке стояли три липких от диетической колы стаканчика. Из открытого ящика для носков тянуло застарелым пеплом. Там он прятал окурки. Теперь их скопилось слишком много, и каждый раз, когда Джонатан выдвигал ящик, чтобы взять чистую пару носков, в нос ему ударял этот запах. После того, как мать, выражаясь ее языком, «отдала комнату в его распоряжение», стало легче скрывать следы курения. Эми, их экономка, теперь не приносила чистое белье прямо сюда, а оставляла стопку на полу возле двери. И раз она больше не входила, не нужно было избавляться от окурков по одному. Но сейчас, если высыпать всю кучу целиком в мусорное ведро на кухне, то Эми учует запах и скажет матери.
Затянувшись в последний раз, Джонатан затушил сигарету о карниз, закрыл окно и сунул окурок в переполненную коробку. Единственное, о чем он был в состоянии думать, так это о том, куда он их все-таки денет.
Он открыл гардероб и стал рыться среди вещей.
Гости переместились из столовой в оранжерею. Внизу гомонили голоса, гремели по паркету отодвигаемые стулья. Когда зазвонил телефон, у Джонатана на мгновение вспыхнула надежда, что это Марк. Но часы показывали время, к наступлению которого Марк уже успевал куда-нибудь смыться. Ему бы и в голову не пришло звонить сейчас Джонатану. В субботу вечером Марка не застать дома.
Спальня Джонатана располагалась прямо над холлом, и ему всегда было слышно, если кто-то поднимался по лестнице. Это также означало, что он слышал телефонные разговоры. Судя по невнятному бормотанию отца, этот звонок был ему крайне неприятен.
- Предыдущая
- 14/40
- Следующая
