Толмач - Кортес Родриго - Страница 19
- Предыдущая
- 19/75
- Следующая
Он знал, что теперь от китайцев сплошной чередой пойдут именно такие панические послания, на что чиновники МИДа России начнут уклончиво говорить, что не все так просто и что нам ссориться с Германией – чуть ли не единственным союзником в Европе – как-то не с руки…
Тогда китайцы усилят напор и начнут намекать на возможное замораживание строительства КВЖД, которое и началось-то исключительно благодаря обещанию военной помощи.
«И вот тогда мы испугаемся, – потешно поднял брови Муравьев, – и скажем, что у нас в этом районе недостаточно военно-морских сил…»
Естественно, что китайцы сразу же поймают нас на беззастенчивой лжи. А затем торжествующе ткнут нас носом в курсирующую неподалеку эскадру контр-адмирала Дубасова и буквально навяжут нам разрешение войти в их территориальные воды – сами!
Граф самодовольно хохотнул: эта часть плана нравилась ему более всего.
К тому времени нашему посланнику в Китае Павлову уже разъяснят, что служба его работает из рук вон плохо; никаких сведений об активизации сил мировых держав в китайской акватории почти не поступает. И вот результат: Германия нарушила суверенитет дружественного нам Китая, а мы узнали об этом последними!
Муравьев улыбнулся. Он уже предвидел, как насмерть перепуганный Павлов мгновенно засыплет МИД телеграммами одна страшнее другой – и об активизации британского флота, и о происках португальцев, и все в таком духе. Вкупе с почти навязанным китайской стороной разрешением на присутствие военно-морских сил России в их акватории этого вполне хватит и чтобы высадить десант, и чтобы нейтрализовать прекраснодушных мечтателей типа Витте.
«А потом мы войдем в Порт-Артур и останемся там до тех пор, пока последний немецкий солдат не покинет территорию дружественного Китая…»
Муравьев самодовольно рассмеялся: кто-кто, а уж он-то, сам и посоветовавший Вильгельму занять Циндао при первом удобном случае, знал: немцы из этой бухты уже не уйдут никогда.
С того самого дня, как он случайно пролил каплю жертвенной крови на священную карту, Курбан не спал ни единой ночи. Едва наступала темнота, как на него обрушивались сонмы духов – застрявших в безвременье почти обезумевших от усталости и жажды вечного покоя воинов Хунгуз-хана, мирнадов безобидных, промышляющих мелкими услугами демонов, эдженов озер и рек… Все это выглядело так, словно кто-то взломал плотину между мирами и все живое и неживое хлынуло сюда, в срединный мир.
Курбан совершенно изнемог, пытаясь избавиться от постоянного «второго зрения», но ничто не помогало – ни бабушкины травы, ни маковый отвар, ни тем более опиум и смирна. И только БухэНойон все чаще и чаще подавал своему шаману явные знаки одобрения – огромным, перегородившим дорогу всему отряду красновато-красным быком, стадом пятнистых телят, а то и лично в тот короткий миг, когда солнце падает за край земли.
А потом он получил такой знак, о котором не смел и мечтать.
Отряд как раз приблизился к хребту Чжангуанцайлин, причем, вопреки совету Курбана, Загорулько решил свернуть с проторенной дороги и оценить проходы в южном направлении, в сторону Гирина – главного арсенала Поднебесной. А едва отряд углубился в небольшую узкую лощину, как сверху со всех сторон защелкали усиленные звонким эхом винтовочные затворы.
– Хунгузы, – констатировал Курбан и, подавая пример остальным, размашисто перекрестился.
– А чего они хотят? – запаниковал Загорулько.
– Оружие, – сжал губы Курбан, и вот тогда креститься начали все, потому что забрать оружие у казака можно, только когда он умер.
– Эй, аньда! – крикнули сверху по-монгольски. – А ты чего к орусам пристроился?
– Я с тобой под одно одеяло не ложился! – отрезал Курбан. – Аньдой не зови!
Сверху раскатисто, многоголосо захохотали, и горы умножили хохот в тысячи раз, так что лошади начали ржать и подыматься на дыбы.
– Чего они говорят? – заволновались казаки. – Эй, толмач! Переводи!
Но Курбан даже не повернул головы.
– Ты, я вижу, смерти не боишься, – вклинился в смех густой, сильный голос.
– Все в мешке будем, – парировал Курбан. Горы снова отозвались хохотом, потому что и это была чистая правда. Не видевших, как китайский палач складывает головы хунгузов в мешок, словно капусту, здесь не было.
– Скажи длинноносым, чтобы стояли смирно, – снова прорвался сквозь хохот все тот же голос. – Я с ними говорить буду.
– Что он сказал? – процедил сквозь стиснутые зубы подъехавший сбоку Семенов. – Ну?!
Курбан успокаивающе потрепал свою лошадь по гриве.
– Хунгуз говорить хочет. Сейчас спустится.
Казаки заволновались, загремели оружием, и Загорулько поднял руку.
– Спокойно, ребята… Что вы, как дети, право слово… Слышали же, люди поговорить хотят.
Курбан подавил саркастическую улыбку. На месте начальника отряда он бы хунгузам не доверял. А потом ветви молодого кедрача у тропы вдруг дрогнули, и к отряду выехали трое – монгол в огромной лисьей шапке и два китайца в потрепанных солдатских балахонах. Курбан удивился – обычно беглые китайские солдаты прибивались только к своим, но тут же собрался в комок и отбросил все лишние мысли. Он знал: сейчас будет разговор о цене за проход по этой территории, а по сути, о цене, которую готов заплатить отряд за свои жизни.
– Скажи им сразу: деньги мне не нужны, – презрительно скривился монгол.
– Он сказал, что деньги отбирать не будет, – удивленно перевел Курбан и быстро оглядел русских. Казаки сидели в седлах так напряженно, словно от степени прямоты их спин зависела их собственная жизнь.
– А что им надо? – старательно скрывая нервную дрожь, выдавил Загорулько.
– А что тебе надо? – перевел Курбан.
– Я хочу знать, правда ли, что русские хотят построить свою дьявольскую дорогу на нашей земле, – с вызовом поинтересовался монгол.
Курбан перевел.
– Скажи им, что наш царь договорился с Ее Величеством китайской императрицей, – сглотнул начальник отряда.
– Русские договорились с Орхидеей, – назвал, императрицу истинным, безо всяких титулов, именем Курбан.
– С этой старой шлюхой?! – возмутился монгол и повернулся назад, к своим. – Вы слышали?! Она отдала нашу землю орусам!
Горы отозвались возмущенным рокотом.
– Это не навсегда, – попытался объяснить суть дела Загорулько. – Речь идет о взаимовыгодной аренде…
– Убить их! – зарокотали горы, и Курбан уже видел: требование русские понимают и без перевода.
И тогда он поднял руку.
– Ты сказал, что это земля хунгузов?
– Всегда так было, – гордо выпятил подбородок монгол.
И тогда Курбан сунул руку за пазуху и вытащил бабушкин амулет.
– Клянусь честью моей семьи, вся эта земля принадлежит мне, – веско произнес он и подъехал поближе – так, чтобы потомок Хунгуз-хана мог рассмотреть семейную реликвию.
– Гурбельджин? – охнул монгол. – Ты из рода Гурбельджин?!
– У тебя хорошие глаза, – констатировал Курбан.
Чующие, что вся их судьба болтается на волоске, русские напряженно ждали, а монгол все никак не мог поверить своим глазам.
– Ты не можешь быть хозяином этой земли, – вдруг усмехнулся он. – И ты сам знаешь почему.
– Хочешь убедиться, что могу? – возразил Курбан, пришпорил лошадь и подъехал совсем близко.
Не слезая с коня, он расстегнул ватную куртку, задрал рубаху до подбородка, развязал шнурок на широких штанах и приспустил их до самого седла. И тогда китайцы растерянно переглянулись, а монгол побледнел и склонил голову.
– Прошу прощения, Ваше Величество.
Все это было похоже на сон: только что хотевшие, да и вполне способные перестрелять их всех бандиты тихо, без единого слова растаяли в зарослях молодого кедрача, и как только звуки копыт их маленьких мохнатых лошадей окончательно стихли, пошел снег.
Огромные белые хлопья полетели на черную мокрую землю, и в считаные секунды она вся стала пронзительно белой.
– Что ты ему сказал? – с немыслимым облегчением выдохнул Семенов.
- Предыдущая
- 19/75
- Следующая
