Океания. Остров бездельников - Рэндалл Уилл - Страница 6
- Предыдущая
- 6/60
- Следующая
Этот роман, как и многие другие, начинался бурно и стремительно, а затем все свелось к тому, что каждое утро мне приходилось дожидаться, когда она выйдет из ванной. Несомненно — готов это признать, — я не уделял ей необходимого внимания. Слишком погружался в мелочи школьной жизни и не понимал, что она отнюдь не разделяет мой энтузиазм. Ее достали мои поздние репетиции школьного спектакля и совершенно не интересовали бесконечные рассказы о таинственно исчезнувших футбольных кроссовках или новом блюде, придуманном Барри для школьной столовой. (Хотя следовало бы признать, что Барри обладает редким талантом.)
Софи изучала английский язык в университете, и многие обычаи и выходки моих соотечественников продолжали вызывать у нее интерес, хотя я воспринимал их как нечто само собой разумеющееся. По завершении рабочего дня или к выходным я мечтал лишь об отдыхе, желательно в постели. Мне совершенно не хотелось куда–либо идти, чтобы просто чего–нибудь «посмотреть». Я не испытывал никакого желания общаться с людьми, которые и так окружали меня каждый день. И ошибочно принимал летаргическую домовитость за здоровые взаимоотношения, лень за любовь, отсутствие взаимопонимания за обоюдную удовлетворенность.
Софи усердно пыталась выманить меня в мир, находящийся за пределами школы. Она устраивала общественные мероприятия, где я должен был присутствовать и вовремя улыбаться. Порой мне приходилось рассказывать анекдоты, подобающие собираемому обществу и предлагаемым обстоятельствам, что иногда даже вызывало смех и бурное веселье. Однако со временем мне стала надоедать роль шута горохового, и Софи, возмущенная моей инерцией, попыталась воодушевить меня сначала с помощью улащивания, а затем и угроз. Закончилось все тем, что она постоянно указывала, чем мне надлежит заняться. Однако это привело к противоположным результатам. Я закопался с головой в подушки, а когда вылез из них, ее уже и след простыл.
Да, я отлично понимал, почему она меня бросила, и утешал себя тем, что это произошло рано, а не поздно. Когда Софи хлопнула последней дверью, пришлось убеждать себя, что жизнь немалому меня научила, что я возмужал и в следующий раз все будет совершенно иначе. Однако, к сожалению, проверить свои предположения мне почему–то не удавалось.
Когда одинокими ночами меня покидала врожденная жизнерадостность, я вспоминал рыдающую, сильно перебравшую барышню, с которой познакомился на одной из свадеб. Вцепившись в мое плечо, она поведала мне свою теорию, в соответствии с которой, если человек не состоял в браке к тридцати двум годам, ему следовало хвататься за первого встречного, которым в ее случае явно оказался я. Или, подытоживала она, ничего не остается, как махнуть на все рукой и уехать за границу. Я был уже на полтора года старше обозначенного ею срока.
Утром во вторник Джим доставил мне еще одно приглашение на свадьбу, и я вошел в кабинет директора, продолжая сжимать его в руках. Атмосфера академической учености и строгой самодисциплины всегда действовала на меня гнетуще — еще с подросткового возраста. И я, точно так же, как в детстве, непроизвольно проверял, насколько чисты мои ботинки.
— А, Уилл. Прости, что вызвал тебя — наверняка ты очень занят. Просто речь идет… об очень щепетильном деле… — Я поджимаю пальцы ног в своих отнюдь не безупречных ботинках и мысленно начинаю перебирать карточки в разделе «Виновен». К счастью, их должно быть там не слишком много. — Просто землекоп обнаружил это на обочине вашего поля в субботу и вполне разумно принес мне.
Он выдвигает ящик своего огромного дубового стола и достает помятые и полупережеванные остатки апельсинов. С трудом сдержав смех, я придаю своему лицу столь же скорбное выражение, как и у сидящего передо мной директора.
— Мусор. — Он наконец находит нужное слово и произносит его с такой интонацией, которая намекает на неминуемое и скорое крушение западной цивилизации.
— Ну что сказать… это вопиющее упущение. Не волнуйтесь, я проведу необходимое расследование на следующей тренировке.
— И о результатах сразу сообщи мне. Критерии, Уилл, критерии. Ну вот и все. Спасибо.
— Это вам спасибо, господин директор.
Когда я уже закрываю за собой дверь, мне приходит в голову посоветовать ему, куда надо деть столь раздражающие его объекты.
«Бог мой, весь этот хлам является биорасщепляемой субстанцией, — думаю я, идя по коридору и разглядывая портреты помпезных кретинов, имена которых ни о чем мне не говорят. Я зол как черт. — Он мог бы просто сказать, что мы проиграли».
— Доброе утро, сэр, — раздается за мной свистящий слащавый голос.
Я оборачиваюсь. О нет, только не это.
— Доброе утро, Роберт, — ворчу я себе под нос. — Ты видел землекопа?
— Нет, сэр… но, сэр–р–р! — он вприпрыжку устремляется за мной. — Мама спрашивает, когда вы выдадите нам наши тетради.
— Можешь сообщить своей драгоценной маме, — (этой уродливой старой ведьме), — что я выдам их сразу после того, как разберусь с апельсинами.
Дверь учительской вполне внушительно хлопает.
— Сэр?
И я понимаю, что мое решение уехать не настолько уж спонтанное, как мне казалось вначале. Более того, моя жизнь определялась потоком случайностей, внешними воздействиями, врожденной ленью и неспособностью адекватно реагировать на происходящее. Как бы там ни было, мне пора уходить из школы.
В спертой атмосфере учительской, прислонившись к двери, я вспоминаю один урок французского, проведенный мной за несколько лет до этого. «Чем бы вы хотели заняться, когда вырастете?» — спросил я тогда у своих все еще восторженных одиннадцатилеток. Они тут же засыпали меня вопросами: как будет по–французски то или это.
— А как сказать капиталист–предприниматель, сэр?
— Э–э… я бы сказал… э–э… Почему бы тебе не сказать, что ты хочешь стать пекарем? Je veux etre boulanger.
— Ну a как сказать механиком?
— Э–э… звучит так же… только измени произношение. Понятно? Еще есть вопросы? Да, Саманта?
— Сэр, сэр…
Во втором ряду возбужденное веснушчатое лицо.
— Сэр, сэр… а чем вы хотите заниматься, когда вырастете?
Тогда я не знал, что ответить. Возможно, теперь у меня найдется что сказать на этот вопрос.
Заключительный брифинг проходил в удобной гостиной Чарлза и Джульетты в нескольких сотнях ярдов от моего дома.
К счастью, Чарлз был исключительно методичным человеком, способным компенсировать мою безалаберность, и он взялся ознакомить меня со всеми нюансами. Хотя у меня еще не улеглись переживания из–за инцидента с апельсинами, я старался быть максимально внимательным и кивал по каждому поводу.
Этот Капитан и впрямь интересный тип. Мало того, что во время войны он сбежал от немцев, разобрав пол в вагоне для перевозки скота и спрыгнув из поезда прямо на шпалы, так еще потом всю зиму откатался на лыжах в Швейцарии, прежде чем вернуться на свой корабль. Лично меня уже одно это заставило бы сразу уйти в отставку; так нет же, после окончания войны он нанял яхту и отправился на юг Тихого океана, где и приобрел плантацию.
— Думаю, мало кто поступил бы так же, как он, — заявляю я, демонстрируя редкое отсутствие воображения.
— Ну, теперь ты можешь получить некоторое представление об этом острове.
Чарлз расстилает на полу карту, и мы склоняемся над ней, опустившись на четвереньки. К своему изумлению, вместо вен и артерий, к виду которых я привык благодаря атласу Великобритании из «Ридерс Дайджест», я обнаруживаю, что эта карта в основном украшена концентрическими кругами, обозначающими глубины океана.
— Вот он — Рандуву (мы говорим Рендова). Эта область в Западной провинции, Нью–Джорджия. Она занимает приблизительно такую же территорию, как остров Уайт. Где–то сорок на двадцать.
— Ярдов? — встревоженно осведомляюсь я.
— Да нет, Уилл, миль.
О боже, как неловко!
— А здесь в центре находится вулкан — естественно, потухший.
— Да–да, это хорошо…
Я всматриваюсь пристальнее и пытаюсь представить себе пляжи, отели, бары и рестораны. Чарлз указывает на крестик, нанесенный на карту.
- Предыдущая
- 6/60
- Следующая
