Обман - Фрэнсис Клэр - Страница 7
- Предыдущая
- 7/96
- Следующая
Пока мы с Кэти и Джошем были в отъезде, лето вступило в пору разгара. Каштаны, трава, кустарники – все налилось ярким зеленым цветом. В полях зреют злаковые – пшеница, рожь и овес (честно говоря, я никогда не умела их различать). Вдалеке сквозь деревья ярко сверкают побеги рапса.
Я вспоминаю, что привыкла к жизни в сельской местности неожиданно легко для коренной горожанки. До сих пор не понимаю причин этого. Друзья утверждают, что сейчас я большая патриотка деревни, чем местные жители. Думаю, это правда. Мне сразу пришлась по душе почти семейная близость жителей небольших сельских общин. Мне понравилось печь пироги для местных празднеств и собирать деньги на местную церковь. Сама патриархальность этой жизни давала мне ощущение покоя и уверенности.
Когда десять лет назад мы с Гарри поженились, то жили в небольшом домике на окраине деревни рядом с вересковой пустошью. Я часто гуляла по этой пустоши с Кэти. И с Гарри мы тоже нередко совершали прогулки, хотя он предпочитал не вересковые поля, а тропинки, сбегавшие вдоль реки по направлению к морю. В одну из таких прогулок Гарри и показал мне Пеннигейт. Он сказал, что это один из лучших домов в округе. Конечно, не по архитектурной красоте, а по своему расположению и окружающему простору.
Теперь я вспоминаю, что когда Гарри указал на Пеннигейт, его глаза уже блестели огнем надежды: дом ему сразу понравился. Но не в характере Гарри было раскрывать свои сокровенные задумки кому бы то ни было, даже мне. По крайней мере до тех пор, пока он не был уверен в их воплощении. Гарри всегда боялся не столько самих неудач, сколько необходимости признать их перед другими. Даже я, всегда стремившаяся оказать ему максимальную поддержку во всем, не могла рассчитывать на его откровенность до конца. Поначалу это меня задевало, я старалась незаметно вызнавать его задумки, обсуждать их, но спустя короткое время поняла, что делать этого не следует. Я осознала, что Гарри чрезвычайно раним и ему органически не хватает чувства уверенности в себе, а страх потерпеть неудачу в чем бы то ни было сковывал его откровенность даже передо мной. И я научилась сдерживать свое любопытство в разговорах с Гарри, хотя подчас это давалось нелегко.
Через милю от начала дороги по обеим ее сторонам растут невысокие березки, затем следует последний поворот, и наконец в поле зрения оказываются четыре небольших коттеджа. Они и обозначают начало нашего участка. Гарри как-то пытался убедить владельца одного из коттеджей продать его с тем, чтобы поселить там нашу прислугу, но с деньгами у нас становилось все сложнее и нам так и не удалось нанять хотя бы постоянную горничную.
Сейчас три раза в неделю по утрам ко мне приходит убираться Джилл Хупер. Она живет в одном из коттеджей со своим мужем-фермером. Вот она стоит в воротах своего домика. Голубой костюм, в котором она была на панихиде, Джилл сменила на свои обычные футболку и цветастую юбку. Она энергично и весело машет мне рукой, но вдруг резко опускает ее, как будто усомнившись в уместности своего жеста в такой день. Я притормаживаю и слышу голос Джилл:
– Может быть, напоить Джоша чаем? У меня сегодня замечательный мясной пирог.
Я благодарю ее, объясняя, что Джош сейчас не голоден. И, приветственно взмахнув рукой, трогаюсь. Хорошо, что у нас есть Джилл. Она, конечно, далеко не лучшая горничная в мире, но зато очень добрая и охотно помогает мне с Джошем по первой моей просьбе.
До Пеннигейта остается метров сорок. От коттеджей его закрывают высокая стена и деревья. Со стороны въезда расположены кухня и столовая.
Перед домом стоят машины Маргарет и Чарльза, а также представительная голубая «Вольво» Леонарда, нашего семейного адвоката. Я с некоторой долей радости отмечаю, что на площадке нет «БМВ» Джека. Я ставлю свой автомобиль несколько поодаль от остальных. Выходя из машины, замечаю, что водосточная труба рядом с ванной на втором этаже дала сильную течь, и на фасаде дома образовались некрасивые потеки. Я думаю, что нужно бы вызвать жестянщика, однако понимаю, что сейчас это выше моих сил.
Если говорить честно, то при всем восторге от окружающей природы и тишины я почему-то никогда особенно не любила сам дом. До сих пор не знаю почему. Может потому, что будучи таким громадным (семь спален), он никогда не казался мне удобным. Или оттого, что я не имела права решающего голоса при его покупке. А может, и потому, что здесь мы с Гарри уже никогда не испытывали того счастья, которое познали в домике на вересковой пустоши.
Пеннигейт был построен в двадцатых годах. А тогда строили основательно. Со стороны въезда дом не производит особого впечатления: небольшие окна, грубоватые пилоны, густая тень от деревьев. Эта часть дома кажется темной и сырой в отличие от той, что выходит в сад и на реку.
Я проскальзываю в кухонную дверь и поднимаюсь по дальней лестнице в комнату Джоша. В ней никого нет, что меня не особенно удивляет. Хотя Джош и выглядел изможденным, когда мы вернулись из Лондона, но у него удивительная способность быстро восстанавливать силы. Перед нашим с Кэти отъездом в школу он уже двигался в сторону сада. Сейчас сын или прячется в одной из своих засад, или стреляет самодельными стрелами по деревьям.
Я останавливаюсь возле его стола с кучей открыток и плакатов из «Диснейлэнда», которые, видимо, будут скоро висеть на стене между наклейками с Бэтменом и фотографиями, изображающими вздымающихся из воды хвостовых плавников китов. Мы дважды были в «Диснейлэнде». Я не осознавала тогда, насколько Джош скучал по дому, с каким нетерпением хотел он вернуться к своим играм в саду и на улице. Я так много времени уделяла Кэти, что мальчику, похоже, было скучно и ему казалось, будто о нем забыли. Теперь, когда мы вернулись, я рада, что буду видеть его не только за завтраком, обедом и ужином. Иногда я нервничаю, если Джоша подолгу нет дома, но он знает, что ему не разрешается одному уходить к реке – я всегда беспокоюсь, если дети находятся возле воды. Наш участок земли простирается до самой реки и является частной собственностью, но по нему, особенно вдоль русла, протоптана не одна «дикая» тропинка, по которым ходит много незнакомых людей.
Я тихонько направляюсь по коридору в свою спальню. Наполовину распакованные сумки все еще лежат на полу. В гардеробной почему-то горит свет и видны аккуратно развешанные костюмы Гарри. Заметив, что несколько его рубашек висит не на тех вешалках, машинально перевешиваю их на место. Я внимательно осматриваю костюмы. От них предстоит избавиться. С ужасом думаю об этом, но сделать все же нужно поскорее, например, на следующей неделе, если только у меня будет время. Можно отдать их на ближайшую распродажу в поддержку нашей церкви, а вырученные деньги пустить на ее ремонт. Прикасаясь к ткани, я ощущаю запах Гарри, легкую смесь одеколона и еле уловимого аромата, который я сразу же узнаю. После всего, что пришлось пережить, запах мгновенно вызывает во мне ответную реакцию. Я прислоняюсь к стене и молча плачу, слезы обжигают мне щеки. Я чувствую и боль, и замешательство, и гнев, и еще, наверное, отчаяние. Но вот как раз отчаянию и не должно быть места в душе. Поэтому я быстро иду в ванную и умываюсь холодной водой до тех пор, пока жар не проходит.
Смотрюсь в зеркало. Выгляжу я, кажется, по-прежнему, но ощущаю себя совсем другой. В глазах еще осталось что-то от меня, но уже появляется нечто новое и незнакомое, и черты лица выдают совсем другого человека. Этот человек обладает качествами, о наличии которых в себе я и не подозревала. Мне самой они не особенно нравятся, но я должна теперь их задействовать с угрюмой решимостью. Если я когда-нибудь забуду об этом, если проявлю колебания, мне надо будет всего лишь вспомнить о детях.
Мысли тотчас же обращаются к Кэти, и что-то переворачивается у меня внутри. Стараюсь заставить себя думать, как я по ней скучаю.
Я ополаскиваю глаза сначала холодной водой, затем горячей, тщательно вытираю лицо и расчесываю волосы, затем подхожу к окну в спальне. Минута покоя перед тем, как спуститься вниз.
- Предыдущая
- 7/96
- Следующая
