Река Снов - Сезин Сергей - Страница 19
- Предыдущая
- 19/108
- Следующая
Надо было возвращаться. Ах да, я же сказал, что пошел пристреливать пистолет. Ну ладно, поддержим легенду. Я вынул кольт, прицелился и двумя выстрелами добил тот самый горшок. Вытащил магазин, вставил туда патроны взамен израсходованных, и стал искать пристойный подъем. Пройдя метров десять дальше, нашел осыпь. Которой и воспользовался, хватаясь свободной рукой за кусты. Осыпь мне напомнила обвал стены Каскелена, там, где мы смогли подорвать стену динамитом. На штурм через эту брешь и осыпавшийся в ров оползень первую роту повел Эрру. Ему как всегда, чем опаснее, тем было лучше. Вторая рота штурмовала город с востока, где стена была ниже всего. Штурмовые лестницы у нас были ублюдочные, так что вся надежда была на то, что стрелки собьют горожан со стены и не дадут им нас посбрасывать в ров. Третья рвалась через разбитые пушкою Речные ворота… Тут я опять насильно оборвал нить воспоминаний и двинул к извозчику.
Но возка и извозчика на месте не оказалось. Совсем. Там, где возок стоял, остались конские яблоки и окурок. Следов драки и убиения нет. Был возок и пропал. Я подумал и решил, что ждать я его тут не буду. До ворот совсем не далеко, а торчать лишнее время в безлюдном месте, на краю оврага–оно мне надо? Тем более, я не бросил извозчика в беде, он сам куда–то ускакал, зараза. Я плюнул и пошел по дороге в сторону ворот. Навстречу мне вышел тот же охранник, лениво проверил меня жезлом и сделал приглашающий жест. То, что я прибыл пешком, без возка и извозчика, его совершенно не волновало. Я задал ему вопрос, куда мог запропаститься извозчик, пока я пистолет пристреливал.
Охранник, ухмыляясь, сообщил, что это с Аймо (так звали этого паршивца) случается регулярно. Когда его клиенты предаются пристрелке пистолетов, разврату, выбиванию долгов и прочим мирным занятиям, Аймо скачет в недальний хутор, где вкушает самогон, до которого он большой любитель. Остаться он может только тогда, когда знающие его клиенты ему вперед не заплатят. Если по незнанию заплатили вперед — искушение он преодолеть не может. Однажды нервный клиент его подстрелил за исчезновение. Но простреленная ляжка Аймо от загулов не отучила. Тут я, слушая это, еще раз пожалел, что не знаю заклинания, вызывающего анальный зуд. Я б его к этому Аймо применил вместо пистолета.
Охранник продолжил, что если мне неохота и дальше идти домой пешком, то за воротами есть трактир 'Красная Роза', откуда можно вызвать такси. Я пошел туда. Трактир был весьма запущенным, и напитки в нем были под стать заведению. Поэтому хозяин компенсировал ободранность стен и неважный вкус вина своим пением и игрой на гитаре. Коронным номером была душещипательная баллада о красной розе на вилларском. Повествовалось в ней о любви дочери садовника и сыне лесничего. Все было у пары своим чередом, пока во время любовных утех кто–то из них случайно задел заряженный арбалет. И 'моя Красная Роза побелела'. Пел и играл он средне, но с чувством. И проникновенно.
Балладу эту я уже слышал, и еще тогда обратил внимание на то, что в юности, читая приключенческий роман из времен до Переноса, встречал там другую балладу с такой же строкой 'моя красная роза побелела'. Герой романа, слушая эту балладу, получает известие о гибели жены. Его роза тоже побелела. Или я путаю, и это белый шиповник стал красным?
Такси явно не торопилось, поэтому балладой про красную розу я насладился дважды. Но грех жаловаться — сколько я наслушался солдатских песен и жестоких романсов про любовь всяких несочетаемых героев вроде вампира и охотницы на нечисть. Или эльфийки и алху.
Толи дело чеканные строки стихов из Старого мира:
'Солдат, учись свой труп носить,
Учись дышать в петле,
Учись свой кофе кипятить
На свечки фитиле,
Учись не помнить серых глаз,
Учись не ждать небес,
Когда ты встретишь смертный час,
Как свой Бирнамский лес."
Звучит! Или стихи Киплинга про галеру. Это вам не солдатские песни про то, что когда девок нет, сойдет и старуха, а когда нет и старухи, сойдет и обозная кляча. Что интересно, эти стихи в Старом мире написали два штатских, которых на войну взяли только военными корреспондентами. Наверное, они еще и очкариками были, а оттого к службе в строю не годились…
Чудные вещи творились в Старом мире: военные стихи писали негодные к службе, а солдатам кофе в паек включали…
Под окном засигналил 'полевик': пора было ехать. Время обеда и время опять пораскинуть мозгами. Что–то засиделся я в Гуляй–Поле, а что делать дальше — пока не очень понятно. Пора бы вдохновителям этого 'похода по Дороге Снов' подать некий недвусмысленный знак, куда, как и когда… Нельзя сказать, что лечение котов и купцов, изредка перемежаемое расстрелом вампиров и посуды, меня утомляло, но отдых имеет свою границу, за которой ты не восстанавливаешь силы а, наоборот, теряешь их.
Я вышел, сел в машину и сообщил водителю, куда ехать. В голове звучало 'Моя красная роза побелела'… Тьфу, зараза, привязалась!
А вообще ладно, лучше пусть в голове вертится эта баллада, чем воспоминания, как развеивали астральных тварей, которых выпустили каскеленские колдуны от безысходности. Или на что было похоже лицо командира второй роты после удара саблей на стене, которую мы почитали самой низкой и несложной в преодолении, но которую взять так и не удалось до удара третьей роты ее защитникам в тыл…
Хоть самому пой: 'Роза красная моя, сердце часто бьется…" Или это не та песня? Да, не та, но все равно! 'Для любви не названа цена, лишь только жизнь одна, жизнь одна!"
Вот так, под собственный вокал о розах, я и прибыл к гостинице. Доплатил за номер, оставил фляжку в нем и пошел обедать.
Обед омрачило одно происшествие, которое могло показаться мелочью, но я был готов увидеть в нем некую серьезную подоплеку. Я не смог есть пирог с капустой и запить его морсом. Не лезло в меня кислое. Странно, я всегда его охотно ел, и даже лимон. А теперь даже откусить кусок пирога противно. Пришлось заказать вместо морса чай. Отпив чаю, попробовал снова укусить пирога, но опять стало противно, и я отложил пирог окончательно. Меня с детства приучили не оставлять на тарелке ничего съедобного, и этому девизу я всегда старался следовать, потому и сейчас испытывал дискомфорт. Но демоны с этим пирогом, а вот со мной что происходит — просто организм выделывается или это более серьезный симптом какой–то трансформации организма? Первый шаг–внешность изменилась, второй шаг — кислое есть не могу, а потом что — превращусь в цербера для борьбы с вампирами? Или в четверорукого, как Кали, сокрушителя демонов? Да, так можно и дойти до серьезного нервного расстройства, выискивая в мелочах глубокий смысл и прослеживая связь капусты в пироге с тайнами миропорядка…
Ладно, побреду в гостиницу, может, после сна что–нибудь пройдет — или отвращение к кислому или паникерство…
Но послеобеденный сон не оправдал надежд, а наоборот выбил из колеи. В нем я трижды проникал в Черную башню и трижды погибал в ней. Один раз меня сожрала гигантская зубастая пасть, в которую превратился портал ворот, когда я через него проходил. Второй раз меня изрубили в схватке посреди какого–то зала. Третий раз наступил во время перехода по нескончаемому коридору — я просто очередной раз шагнул и рассыпался прахом. Видимо нарвался на какое–то защитное заклинание, преграждающее дорогу посторонним. Вот и почувствуй себя хорошо, если за какой–то час столько раз просыпаешься от ощущения, что ты умираешь…
Несколько успокоив рвущееся наружу сердце, я попытался проанализировать увиденное во сне. Исследовательский мазохизм особо не помог. Где находилась Черная башня во сне — непонятно. Выглядела она каждый раз по–другому. Однажды — черным столпом среди ровной степи, однажды — мини–замком, скорее стилизованным под крепость, чем реальной крепостью. Третий раз — семибашенный замок, а Черная башня была его донжоном. Выглядела она всегда прилично и не заброшенно. Встречали меня в бою полуорки, зомби и какие–то карлики. Оружие у них было только холодное. Колдовством они не пользовались, колдовство скрывалось в самой башне. Главного обитателя Цитадели Ужаса я не увидел. И источника его силы тоже.
- Предыдущая
- 19/108
- Следующая
