Отпусти - это всего лишь слово (СИ) - "Сан Тери" - Страница 48
- Предыдущая
- 48/115
- Следующая
- Поехали, Ни...
Увидев матерящегося меня, держащегося за морду, Сан нервно хохотнул и устало закатил глаза. Испытывая катарсис, очевидно.
- Ник, у меня иногда с тобой просто слов нет. Только склонения. Дядь Серёж, у вас лёд есть? - кинул он, полуобернувшись через плечо. - Мой бойфренд тут убиться решил, на ровном месте.
А дядя Серёжа - твой родственник? - Я ёрзал на переднем сиденье Санькиной машины, пытаясь выбрать позу поудачнее, и никак не мог успокоиться. На лбу красовался очередной пластырь, прячущий небольшую ссадину, щедро измазанную йодом (исключительно для того, чтобы позлить Сана, как я предполагал).
- Не совсем. Просто старинный друг семьи, - Саня вывел машину на проспект, плавно пристраиваясь в хвост движения. - И мой крёстный.
- Понятно, - вспоминая о том, как эти двое поцапались, а потом как ни в чём не бывало сели пить чай (моя разбитая голова стала поводом для примирения), я невольно улыбнулся.
Сергей Александрович организовал долгосрочный перерыв и, опрокидывая в себя коньяк, убеждённо втолковывал мне: "Что если засранец крестник надумает обижать - приходить жаловаться. Повод зайти представиться в среду. Жду на приём. Всё как полагается. Саня проследи" - пригрозил он племяннику.
И племянник тоскливо закатывая глаза - уныло покивал, покорно принимая нравоучения и прочие вводные в жизнь. Промолчать в ответ и не спорить, ума у него хватило.
В отличие от разговорившегося крёстного, Сан не пил, будучи за рулём. А мне не дали по причине малолетства. Так что возвращаясь назад, оба мы с ним были трезвые и злые.
- Нет желания ко мне переехать ? - спросил Саня, когда мы вновь расположились в номере, поедая приготовленный ужин. За последние несколько дней этот гостиничный номер стал восприниматься почти как дом. Мне даже не хотелось думать, сколько родительских денег Саня угробил на то, чтобы иметь возможность встречаться здесь со мной.
- А предки? - Я без интереса смотрел идущий по телику фильм и вяло ковырял тарелку с салатом.
- Предки тебя как родного встретят, поверь, - Саня странно хмыкнул заставив меня покоситься на него с недоверием и неприязнью. В такие моменты он мне здорово не нравился. Когда вёл себя так.
- Не хочу.
Я отодвинул тарелку и забрался под одеяло, не без злорадства припоминая, что на две недели Саня отлучён от моего тела.
- Мне и самому по себе неплохо, знаешь ли.
Я принялся рыться в рюкзаке, выискивая мобильный, но, кажется, мобильный я забыл дома у Вольха. Интересно, он меня разыскивает?
Я отогнал эту мысль, понимая, что самобичевание не поможет. Убиться можно об чувство вины, но легче не станет. Я не понимал, когда началась наша с Саней история, но сейчас, чётко знал: расставаться с ним не хочу. Можно сколько угодно врать себе, но мне хотелось верить, что я определился, даже если в глубине души понимал, что не так всё просто в королевстве Датском. Совершенно не просто. Но любовь - странная материя, она не приемлет рационализма и здравых доводов. Просто два человека загораются, как спички, и им становиться неважно, чем на самом деле наполнен этот коробок.
Мы просто были. Во времени здесь и сейчас. Что будет завтра? Как нам жить дальше? Сможем ли мы быть вместе? Мы жили сегодняшним мгновением, и в этом мгновении телевизора, ужина, опускающегося на город мартовского вечера нам было достаточно просто быть рядом. Болтать друг с другом, шутить, смеяться. Саня откуда-то выкопал забытые предыдущим жильцом шахматы и учил меня играть, на ходу объясняя правила и ставя детские задачки, вроде прорваться линией пешек до противоположного поля, или чей конь первым придёт к финишу. Потом он рассказывал разные истории и случаи из своей жизни. А я, скрестив ноги по-турецки и подперев ладонью подбородок, слушал.
Я вообще люблю слушать. Могу молчать часами, наслаждаясь звуками чужого голоса, изредка вставляя реплики, показывающие, что мне интересно, действительно, по-настоящему интересно слушать. Другие люди всегда привлекали и завораживали меня собой, их понимание жизни, внутренний мир. Возможно потому, что моя собственная действительность оказалась тоскливой прозаичной банальностью, наполненной бесконечной борьбой за выживание, за существование души, которую я проиграл давным-давно, закрывшись от всего мира собственными картонными стенами, отстранившись от родного происходящего, потому что так было удобнее всего: не замечать и не чувствовать.
Наутро Саня, не слушая никаких возражений, отвёз меня в училище. И, вылезая из его машины, я буквально кожей ощущал изумлённые и любопытные взгляды курящих на лестнице парней и девчонок.
Наш тандем воспринимался непривычным. Не то чтобы кому-то было особое дело до меня, но Саня привлекал к себе внимание. Деньгами, положением, авторитетом, который не стремился поддерживать, но который присутствовал как данность.
Особая неуловимая манера ленивой вальяжности, понимание собственной власти.
Мне кажется, Сане не было никакого дела до всего, что происходило здесь, но по какой - то причине он позволял этому происходить. Развлекался? Ему было скучно? Мне сложно это понять. Парадокс. Сан не ассоциировался с чем-либо плохим, не мог с ним ассоциироваться. Возникало стойкое ощущение, что его натуре претит любое насилие, и в то же время безразличие, с которым он творил или позволял твориться самым неприятным вещам, пугало.
К Малину стремились, с ними хотели дружить, заискивали. Люди тянулись к нему безотчётно, тянулись к силе, которая его окружала, к деньгам, к престижу, который давало знакомство с ним. Саня плыл по течению чужой человеческой жадности, глупости, тщеславия, позволял себе неспешно брести в мутном грязном потоке, возвышаясь над ним, разбивая его с безмятежно-небрежным спокойствием засунутых в карманы рук, не позволяя себе испачкаться. Когда он хотел, он мог пойти поперёк, и поток расступался перед ним. Мне было всего шестнадцать лет, но уже тогда, возможно, я понимал: Сан обладал силой, которая однажды вознесёт его на самую вершину человеческой власти... А я... Я не хотел быть лакмусовой бумажкой, приставшей к подошве его ботинка, которую он небрежно стряхнёт однажды. И сам не заметит. Не знаю, откуда родилось это ощущение. Я смотрел на его уверенные и неторопливые движения, Саня залез в машину, выдёргивая наши вещи, подмигнул, протягивая мне рюкзак. Особый взгляд. У нас с ним теперь был свой собственный, особый взгляд людей, делящих на двоих маленькую тайну. Я бы спрятал её в самую тёмную кладовку, задвинул ногой, поставил сверху стул и никому не показывал, а Санька хотел поднять её на руках высоко-высоко, выставляя солнцу, и закричать о ней на весь мир. В этом мы различались. Это были наши чувства, которые нас различали.
Я не знаю, сделал ли Зидан какие-либо выводы. Он и Лён обменялись многозначительными взглядами, Зидан выразительно присвистнул, начиная тянуть что-то насчёт насыщенно проведённых выходных, я приготовился огрызаться, но Саня просто приподнял бровь, улыбнулся. И Зидан моментом приглох, предпочитая оставить своё мнение при себе. Саня обладал поразительной способностью, осаживать людей, заставляя ощутить собственную неуместность.
Я топтался рядом с ним с равнодушной мордой, борясь с желанием прижать за плечи, убиться носом в широкую спину и окунуться в его запах.
Санька захлопнул дверцу, повернулся. Весь такой аккуратный, спокойный, доброжелательный. Вытащил очки из футляра, натянул на нос, скорчив забавную рожицу, вызывая невольную улыбку и желание. Обхватить, шлёпнуть по соблазнительной заднице, сжать и тискать, твою мать, распяв на капоте машины, даже если выглядеть я буду, как мартышка на пальме. Нить взглядов, крепкая нить, что связала нас двоих. Он обещал скрывать наши отношения. Но можно ли скрыть притяжение взглядов?
Мы танцевали глазами бесконечный вальс на небесах, а на земле должны были удерживать себя в руках, изображать исключительно рабочий интерес. Санька откровенно ржал и стебался, сцуко, я краснел, желая выхватить из его руки папку с тетрадями и со всего размаха вразумить разика два.
- Предыдущая
- 48/115
- Следующая
