Слезы дракона - Кунц Дин Рей - Страница 23
- Предыдущая
- 23/102
- Следующая
На память пришли влажно блестевшие пурпурные глаза, Глядевшие на него из-за залитого дождем стекла, гнойные язвы на покрытом шрамами чумазом лице, полукруг неровных желтых зубов… — и неожиданно он понял, отчего такой необъяснимой и внушающей страх показалась ему усмешка бродяги, задержавшая его руку, когда он захотел дернуть на себя дверцу машины в первый раз. Пугала не бессмысленная гримаса безумия на лице этого подонка. Ее там не было и в помине. Пугала кровожадная ощеренность хищника: акулы в погоне за своей добычей, крадущейся пантеры, голодного волка в поисках пищи лунной ночью, чего-то более страшного и смертельно опасного, чем обыкновенный, вышедший из ума бродяга.
По дороге в Центр Гарри не углядел ничего необычного в пейзажах и улицах, проплывающих мимо, ничего таинственного в машинах, которые обгонял и которые обгоняли его, ничего иномирского в игре света на отливавших никелем струях дождя и в металлических щелкающих ударах капель по крыше и капоту седана, ничего жуткого в неясных силуэтах пальм, проступавших на фоне сплошного черного неба. И тем не менее он никак не мог избавиться от какого-то подспудного, панического чувства страха и изо всех сил гнал от себя мысль, что соприкоснулся с чем-то… сверхъестественным.
Тик- так, тик-так…
На ум пришло предсказание появившегося из вихря бродяги:
"Ты умрешь на рассвете".
Взглянул на часы. Хотя стекло запотело от влаги и цифры просматривались плохо, он все же рассмотрел, что они показывали ровно двадцать восемь минут третьего.
Когда рассветает? В шесть? В шесть тридцать? Да, примерно в это время. В его распоряжении, таким образом, около пятнадцати часов.
Равномерные, как метроном, взмахи дворников отбивали зловещие такты похоронного марша.
Ерунда какая-то! Не мог же в самом деле этот псих следовать за ним по пятам от Лагуна-Бич до дома Энрике — а это значит, что бродяги вообще не было, он его просто выдумал, и, следовательно, опасаться нечего.
На сердце у Гарри немного отлегло. Если бродяга ему только померещился, то ни о какой смерти на рассвете не может быть и речи. Тогда, насколько он мог судить, оставалось другое объяснение, которое, впрочем, его тоже мало устраивало: у него наблюдаются явные признаки нервного расстройства.
4
В своей части рабочего кабинета Гарри чувствовал себя уютно, как дома. Пресс-папье и письменный прибор располагались четко под прямым углом относительно друг друга и точно по линиям стола. Бронзовые часы показывали одно и то же время, что и часы на руке. Листья пальмочки в кадке, китайских вечнозеленых растений и вьюнка отливали глянцевой чистотой.
Уютно мерцал голубой экран персонального компьютера, в долгосрочную память которого были введены все официальные бланки Центра, что позволяло заполнять и печатать их одновременно, не прибегая к пишущей машинке. Линии строчек и буквы в них располагались ровными рядами, не наползая друг на друга и не разбегаясь слишком далеко, как это часто случается, когда заполняешь бланки по старинке.
Печатал он быстро и без ошибок, и с такой же быстротой и четкостью складывались в его голове фразы официального отчета. Любой сотрудник мог правильно и грамотно заполнять официальные бланки, но не все обладали его умением и сноровкой выполнять ту часть работы, которую он любовно называл "тестом на литературность" Все его отчеты о ходе расследования отличались яркостью описания и краткостью изложения, в чем никто из сотрудников Центра не мог с ним тягаться.
Как только его пальцы бабочками запорхали по клавиатуре компьютера и на экране возникли первые четкие и объемные по содержанию предложения, Гарри Лайон впервые после того, как утром, любуясь из окна видом тщательно ухоженного зеленого пояса своего жилищного кооператива, позавтракал горячими булочками с лимонным мармеладом, запивая их крепким ямайским кофе, почувствовал блаженное умиротворение. Когда кровавая бойня, устроенная Джеймсом Ордегардом, уложилась в стройное, лишенное всяких субъективно-оценочных прилагательных и глаголов повествование, весь эпизод более чем на половину растерял свою необычность и странность по сравнению с тем, что чувствовал Гарри, когда был его непосредственным участником. Слова ложились ровными строчками, и с ними вместе приходило успокоение, давая растрепанным нервам желанный роздых.
Он настолько расслабился, что даже позволил себе некоторые вольности, о которых и помыслить раньше не мог на рабочем месте: расстегнул ворот рубашки и чуть-чуть ослабил узел галстука.
От отчета он оторвался только для того, чтобы сходить к торговому автомату за чашкой кофе. Кое-где одежда была еще немного влажной, но проникший было в душу неприятный холодок испарился без следа.
Возвращаясь с чашкой кофе обратно в кабинет, он в концe коридора, на пересечении с другим, заметил бродягу.
Глядя прямо перед собой, не обращая никакого внимания на Гарри, грязный верзила вышагивал целеустремленно и размашисто, словно явился в Центр по каким-то своим неотложным делам. Еще мгновение — и он исчез за углом.
Ускорив шаг, чтобы посмотреть, куда именно тот направился, и стараясь не пролить кофе, Гарри пытался уверить себя, что это был другой человек. В чем-то, несомненно, он походил на его знакомца, остальное же довершили воображение и растрепанные нервы.
Но доводы эти и ему самому казались неубедительными.
Человек в конце коридора был того же роста, что и его "Немезида"*, с теми же медвежьими ухватками, огромным бочкообразным туловищем, с той же копной грязных волос и всклокоченной бородой. Длинный черный плащ ниспадал с плеч, подобно мантии, и было в его походке что-то царственное, делавшее его похожим на древнего пророка, мистически перенесенного из библейских времен в наш век.
Дойдя до места пересечения коридоров, Гарри резко сбавил шаг и сморщился от ужалившего руку пролитого горячего кофе. Повернул голову в ту сторону, куда исчез бродяга. В коридоре находились только Боб Уонг и Луи Янси, сотрудники отдела шерифа Оранского округа, временно откомандированные для работы в Центре. Оба что-то внимательно рассматривали в раскрытой перед ними папке.
Гарри бросился к ним:
— Куда он подевался?
Оба недоуменно уставились на него, а Боб Уонг спросил:
— Кто?
— Кусок дерьма в черном плаще, бродяга.
Полицейские озадаченно вертели головами. Наконец Янси переспросил:
— Бродяга?
— Ну ладно, не заметили, но запах-то? Наверняка учуяли!
— Вот прямо только что? — снова спросил Уонг.
— Ну да, секунду тому назад.
— Здесь никто не проходил, — убежденно заявил Янси.
Гарри чувствовал, что они говорят правду, а не разыгрывают его. И тем не менее у него возникло непреодолимое желание один за другим тщательно осмотреть все кабинеты в этой части коридора.
Сдержался же он потому, что они и так уже с нескрываемым любопытством поглядывали на него. И было на что посмотреть — волосы спутаны, глаза бешеные, лицо белое как мел.
Мысль, что он выглядит как пугало, была невыносимой. Всю жизнь Гарри стремился к строгой умеренности, четкому распорядку, умению владеть собой.
Он нехотя вернулся в кабинет. Из верхнего ящика стола достал пробковую подставку, положил ее на пресс-папье и только тогда поставил на нее чашку с пролитым кофе.
В нижнем ящике бюро для хранения документов у него всегда лежал рулон бумажных полотенец и аэрозольный освежитель воздуха. Оторвав несколько полотенец, он тщательно вытер ими руки, затем чашку.
С удовлетворением отметил про себя, что руки не дрожат.
Что бы ни случилось, он сумеет в конце концов во всем разобраться и принять надлежащие меры. Выйти победителем из любой трудной ситуации. Так было всегда. И так всегда будет. Главное — не терять головы. Остальное — дело техники.
Сделал несколько медленных, глубоких вдохов и выдохов. Обеими ладонями пригладил на голове волосы.
Низкое свинцовое небо, загородив собой солнце, укутало землю мрачным полусветом. Было только чуть больше пяти пополудни, а день уже уступил место ранним сумеркам.
- Предыдущая
- 23/102
- Следующая
