Осада, или Шахматы со смертью - Перес-Реверте Артуро - Страница 51

• Предыдущая
• 51/149
• Следующая

— Кто-то хочет воссоединиться с семьей, а семья у него — там, на том берегу. Я так понял, что — военный.

— Здешний? Из Кадиса?

— Судя по всему.

— Офицер, рядовой?

— Офицер, кажется.

— Ого… Это уже кое-что… Имя слышал?

— Нет.

Тисон ерошит усы. Офицер, намеревающийся перебраться на территорию, занятую неприятелем, представляет собой немалую опасность. От дезертирства до измены — полшага: попадет на ту сторону, развяжет язык, чтоб понравиться. И хотя дезертиры — это в ведении военной юстиции, все, что касается утечки сведений или прямого шпионажа, прямо касается и его. Особенно сейчас, когда лазутчики и шпионы — чуть ли не на каждом углу. В Кадисе и в Исла-де-Леоне судовладельцам и лодочникам под страхом суровой кары запрещено перевозить дезертиров и высаживать на берег любого беженца, переселенца, эмигранта, пока тот не пройдет через плавучий таможенный пост, стоящий в бухте на якоре. Это — что касается моря, а на суше — всякий содержатель гостиницы, постоялого двора или частного дома, сдаваемого в аренду, обязан докладывать о новых постояльцах, а тем для передвижения по городу следует выправить себе удостоверение личности. Тисон знает, что губернатор Вильявисенсио уже изготовил, но покуда еще не опубликовал декрет, где за серьезные нарушения предусмотрена смертная казнь. В данных обстоятельствах применить такой закон к делу значило бы половину Кадиса казнить, а другую половину — посадить.

— Ну хорошо, дружок… Если опять появятся у тебя, слушай в оба уха, о чем будут говорить, и потом мне расскажешь. Понял? И уж постарайся закрывать свою лавочку не позднее установленного часа. Торгуешь вином — торгуй, а к азартным играм не суйся.

— Так как же будет со штрафом, сеньор комиссар?

— Повезло тебе сегодня несказанно. Остановимся на сорока четырех реалах.

…От кадисского пекла нет спасения ни в какой тени, и комиссар сразу почувствовал это, как только вышел на улицу Сан-Хуан-де-Дьос и направился к себе на службу — к старинному зданию с решетками на окнах, прилепившемуся к монастырю Санта-Мария невдалеке от Королевской тюрьмы. Скоро полдень, но вокруг лотков, торгующих фруктами, зеленью, рыбой, под полотняными навесами, протянутыми от консистории до самого Бокете и ворот мола, вился и клубился народ. На выставленные товары роями слетелись мухи. Тисон ослабил стягивавший шею галстук и обмахивается шляпой. Он с огромным облегчением скинул бы сюртук и остался в одном жилете поверх сорочки, уже насквозь промокшей от пота, даром что из тонкого полотна, однако есть такое, что кабальеро и полицейский комиссар позволить себе не может. К кабальеро он отношения не имеет да и не претендует на него, но должность, как ни крути, налагает кое-какие обязательства. Ибо не одни розы на этой стезе, встречаются и шипы.

Едва лишь завернув за угол, Рохелио Тисон сразу и еще издали заметил своего помощника Кадальсо и с ним — секретаря. Должно быть, они уже давно поджидали его, потому что опрометью кинулись к нему с видом людей, которым не терпится сообщить важную новость. Да уж наверняка важную, сообразил комиссар, если даже секретарь, эта канцелярская крыса, отъявленный враг солнечного света, выскочил на улицу.

— Ну, что стряслось? — спросил он, когда они подбежали вплотную.

Оба наперебой начали докладывать. И Тисон, как только услышал, что еще одна девушка обнаружена мертвой, вдруг будто рухнул в ледяной колодец. С трудом шевеля одеревеневшими, словно от стужи, губами, он еле выговорил:

— Мертвой?

— Да, сеньор комиссар. Кляп во рту, спина разодрана кнутом…

Он смотрел на них в растерянности, силясь осознать услышанное. Этого не может быть. Он пытался заставить себя думать — и не мог. Мысли разбредались и путались.

— Где это произошло?

— Совсем рядом. В патио заброшенного дома в конце улицы Вьенто, у поворота… Нашли ее какие-то мальчишки.

— Этого не может быть, — повторил он вслух.

Секретарь и стражник смотрели на своего начальника во все глаза. Один поправлял очки на носу другой собрал морщинами свой низенький лоб.

— Тем не менее, сеньор комиссар, — сказал Кадальсо. — Тем не менее это так. Ей было шестнадцать лет, жила в этом квартале… Семья искала ее со вчерашней ночи.

Тисон помотал головой, словно отказываясь, хоть и сам бы не смог объяснить — от чего отказывается. Отдаленный рокот моря, бьющегося о подножье стены, вдруг приблизился, сделался так оглушителен, словно оно ревет вот здесь — у самых его ног в начищенных сапогах. И оттого мысли путаются еще сильнее. Странный озноб сотрясает все тело, пронимает до костей.

— А я вам говорю: этого не может быть.

Его бьет дрожь, и он понимает, что подчиненные видят это. Внезапно и остро чувствует, что надо сесть. Медленно все обдумать. Медленно, не спеша, в одиночестве.

— Это точно, что ее убили, как других?

— Совершенно так же, — говорит Кадальсо. — Я только что осмотрел труп… Пытались вас найти, но не смогли… Я распорядился оцепить место, никого не пропускать и ничего не трогать.

Тисон не слушает. Этого не может быть, твердит он сквозь зубы. Это совершенно невозможно. Кадальсо смотрит на него растерянно:

— Почему вы это повторяете, сеньор комиссар?

Тисон смотрит на него как на безнадежного дурачка:

— Туда никогда еще не падало ни одной бомбы.

В голосе его будто слышится протест, и оттого эти слова звучат особенно нелепо. Он и сам, со стороны услышав себя, осознал это. И не удивляется, заметив, как тревожно переглянулись секретарь и Кадальсо.

— Кроме того, — добавляет он, — город вот уже несколько недель вообще не обстреливают.

Маленький караван — четыре повозки, запряженные мулами, — грохоча колесами, переезжает через второй плавучий мост на левый берег реки Сан-Педро и движется в сторону Трокадеро. Капитан Симон Дефоссё сидит, свесив ноги, на задке последнего фургона — единственного, что снабжен парусиновым верхом, — держа саблю между колен, а лицо обвязав платком от пыли из-под копыт, и смотрит, как скрываются из виду окраинные белые домики Эль-Пуэрто-де-Санта-Мария. Следуя изгибу берега, дорога идет по дуге меж примыкающим к реке пустынным плоскогорьем и морем: открыты сузившееся из-за отлива устье, чуть подальше — широкий, подернутый зеленой ряской рукав реки с отмелью Сан-Педро и в глубине, в синеве неподвижной воды, — изготовившийся к обороне Кадис в кольце своих стен.

Дефоссё, в сущности, всем доволен. На подводах лежит именно то, что ему нужно, а сам он провел два приятных дня в Эль-Пуэрто, наслаждаясь кое-какими прелестями второго эшелона: спал в постели и ел что-то пристойное, отдыхая от обычного своего дневного рациона — осточертевший черный хлеб, полфунта жесткого мяса да квартилья [29]кислого вина, — пока дожидался, когда прибудет транспорт, неспешно двигающийся из Севильи под охраной драгун и пехоты. Это, впрочем, не избавило его от двух нападений геррильеров: первое произошло рядом с вентой Бискайца, у подножья Хибальбинской сьерры, второе — под Хересом, на берегу реки Валадехо. Вчера наконец обоз с эскортом добрался до пункта назначения, и почти без потерь: двое было ранено, а один, юный корнет, — убит. И при следующих прискорбных обстоятельствах: пошел с флягами к ручью за водой — и пропал, а наутро обнаружили его раздетый донага и привязанный к дереву труп, причем по виду его можно было судить, что смерть корнету досталась не скорая и не легкая.

Лейтенант Бертольди, который ехал на головной повозке, выныривает из придорожных кустов у обочины, на ходу застегивая штаны. Он с непокрытой головой, без сабли, в распахнутом мундире и расстегнутом до пупа жилете — зной стоит палящий. Лицо и руки у лейтенанта — красные, словно у гурона какого-нибудь.

— Составь компанию, — предлагает ему Дефоссё.

Он протягивает руку и помогает лейтенанту устроиться на задке фургона, под навесом, дающим благодатную тень. Поблагодарив, Бертольди усаживается и первым делом закрывает рот и нос грязным платком, сдернутым с шеи.

• Предыдущая
• 51/149
• Следующая