Выбери любимый жанр

Осада, или Шахматы со смертью - Перес-Реверте Артуро - Страница 47


Изменить размер шрифта:

47

Шлюпка с призовой командой — писарем, баталером и матросами, которые должны будут управляться с парусами, — уже отвалила от борта «Кулебры» и, качаясь на крупной зыби, выгребает к захваченной тартане. Та по-прежнему на расстоянии пистолетного выстрела, в пределах слышимости. Рикардо Маранья вновь появился на палубе с жестяным рупором в руках и криком извещает Пепе Лобо, как называется судно, куда следует и что везет. «Тереса дель Пало», две 4-фунтовые пушки, порт приписки Малага, шла из Танжера к устью Барбате с грузом кож, масла, оливок, изюма и миндаля. Пепе Лобо слушает и кивает одобрительно. Захват судна с таким содержимым трюмов, а главное — с таким пунктом назначения, морской трибунал признает совершенно законным. Капитан, взглянув на вымпел, указывающий направление ветра, тотчас вслед за тем оценивает состояние моря — смотрит на высокие облака, бегущие по серому небу. Левантинец задул с вечера и держится ровно и сильно, так что нетрудно будет отконвоировать тартану в Кадис. Они уже три недели бороздят море между Гибралтаром и мысом Санта-Мария. И потому несколько дней в порту всем пойдут на пользу, тем более что неуклонно падающий барометр настоятельно приглашает сделать это. Может быть, за это время уже решился вопрос с предыдущим захватом, и согласно «Положению о корсарских и каперских судах» и договору с судовладельцами команда «Кулебры» сможет получить причитающуюся ей треть прибыли, из каковой трети капитану выплачивают семь частей, старшему помощнику — пять, боцману и баталеру — по три, матросам — по две, а юнгам — по одной, не считая те восемь частей, которые откладываются на лечение тяжелораненых, погребение убитых, вспомоществование тем, кого они оставили вдовами и сиротами.

— Орудия принайтовлены, дульные заглушки поставлены. Горизонт чист.

— Добро. Как только вернется абордажная команда сеньора Мараньи, подтянем шкоты.

— Курс?

— Кадис.

По лицу Брасеро расплывается широкая улыбка, будто в зеркале отразившаяся и на лице первого рулевого — малого дюжего и рыжего, а потому носящего кличку Шотландец, хотя он из Сан-Роке родом и фамилия его — Мачука. И покуда боцман движется на ют, проверяя по дороге, погашены ли пальники, готовы ли для маневра шкоты и фалы, убраны ли картузы с порохом в погреб, ссыпаны ли картечные пули в зарядные ящики, под парусину, его улыбка заражает весь экипаж. Ну что же, должен признать Пепе Лобо, удалось набрать не самых худших, хоть выбор был и небогат: армия и Королевская Армада постарались выгрести и призвать всех, кто может держать ружье или тянуть шкоты. Времена к чрезмерной разборчивости не располагают. Из сорока девяти человек на борту, считая двух юнг, из которых одному двенадцать, а другому — четырнадцать лет, треть составляют люди, привычные к морю: рыбаки и матросы, привлеченные возможностью получать помимо премии за добычу твердое ежемесячное жалованье в 130 реалов (капитану положено 500, старшему помощнику — 350). Прочие — это, конечно, припортовое отребье, каторжане, отсидевшие срок за ненасильственные преступления, а призыва сумевшие избежать, потому что сунули кому надо, и несколько иностранцев — два ирландца, два марокканца, три неаполитанца, англичанин-комендор и мальтийский еврей, в последний момент навербованные в Кадисе, Альхесирасе, на Гибралтаре и внесенные в судовую роль, только чтоб дыры заткнуть. За четыре месяца «Кулебра» записала на свой счет уже семь судов, и независимо от того, что скажет по поводу «призов» морской трибунал, команда считает сезон охоты исключительно удачным. Все на борту довольны, благо кровь пролилась только при двух захватах, а помимо всего прочего, за те же, как говорится, деньги можно жариться на солнце и палить из пушек.

Пепе Лобо, сняв шляпу задирает голову к самой верхушке мачты, о которую, скрипя бакштагом, все сильнее бьется обвисшая бизань — ветер свежеет.

— Ну, что там у Барбате?

Чисто, отвечают с марса. От тартаны уже идет назад шлюпка с людьми Мараньи и баталером, прижимающим к груди судовой журнал. Лобо, выудив из кармана огниво и став с подветренной стороны, раскуривает сигару. Корабль — это дерево, смола, порох и прочее, что воспламеняется легко и горит жарко, а потому курить на борту где и когда угодно и не спрашивая разрешения позволено лишь капитану и старшему помощнику, хоть оба и стараются не злоупотреблять своим правом. Впрочем, Пепе не слишком привержен этой страсти, в отличие от Рикардо Мараньи — тот, хотя у него больные легкие и поднесенные к губам носовые платки время от времени окрашиваются кровью, садит сигары одну за другой целыми дюжинами.

Мысль о возвращении в Кадис, где придется отстаиваться, не может не радовать капитана. «Кулебра» должна будет стать на малый ремонт, а Пепе Лобо предстоит походить по кабинетам морского ведомства, смазать, чтоб веселей крутились, колесики и маховики бумагооборота. Впрочем, в этом отношении можно положиться на отца и сына Гинеа — надо полагать, все, что от них зависит и что требуется, они делают исправно. Да ладно, что уж тут лукавить: дело не в чиновниках морского трибунала — просто самому приятно будет размять ноги, пройтись по твердой земле. Пуская дым струйкой, Пепе думает об этом. Прогуляться по Санта-Марии и посидеть в кабачках Калеты. Кроме того, ему нужна женщина. И может быть, не одна.

Лолита Пальма. При воспоминании о ней губы капитана складываются в улыбку — насмешливую и задумчивую, потому что обращена к нему самому. Опершись о фальшборт, бездумно глядя на вырисовывающийся вдалеке — прибрежный туман рассеялся — мыс Трафальгар, Пепе Лобо размышляет и вспоминает. Есть в этой женщине что-то такое — и дело тут вовсе не в ее деньгах! — что внушает ему некие неведомые доселе чувства. Он менее всего на свете склонен к самокопанию, он — решительный и упорный охотник за столь желанной всякому моряку удачей, которую, если не боишься рисковать, порою можно настичь в море. Капитан Лобо сделался корсаром по необходимости и вследствие стечения обстоятельств, никак не по душевной склонности, а просто — так жизнь сложилась. Так потребовало время, в которое выпало жить. С тех пор как он в одиннадцать лет впервые ступил на палубу корабля, ему часто — слишком, к сожалению, часто — приходилось видеть: многие, некогда бывшие такими же, как он, превращаются в человеческие отбросы. А он не хочет окончить свои дни за столом таверны, повествуя перед молодыми моряками о своей жизни и уснащая рассказ подробностями немыслимыми и нелепыми в надежде, что послушают и поднесут — угостят стаканом вина. И потому он с таким упорством и терпением работает ради того, чтобы его будущее никогда не приняло столь плачевное обличье, чтобы если уж посчастливится оставить позади этот безрадостный пейзаж вовек не возвращаться в него. Что ему нужно? Скромную ренту, кусок собственной земли, крылечко, где он будет греться на солнце… Чтобы если зябнуть — то зимой, а мокнуть — так всего лишь под дождем. Чтобы рядом была женщина, которая накормит и согреет ему постель. Чтобы при завывании ветра не холодеть от недоброго предчувствия и не поглядывать с беспокойством на барометр.

Чуть только он вспомнил Лолиту Пальму, как непривычно сложные мысли наперегонки понеслись у него в голове. Стремительней, чем обычно. Да, хотя она его хозяйка и старший партнер и корсар обменялся с ней всего несколькими словами, так что узнать как следует не успел, он угадывает в ней неведомую и непонятную близость, которая ощущается даже вполне физически — как некая теплота. Пепе Лобо достаточно поплавал и повидал, чтобы не обманываться на свой счет. Тем удивительней для него эти новые ощущения. И удивительно, и беспокойно, потому что сбивает его с толку. Он привык иметь дело с совсем юными и красивыми женщинами, а что за это обычно приходится предварительно платить — так это даже хорошо, потому что удобно и избавляет от ненужных хлопот. Судовладелицу не назовешь красивой — по крайней мере, в определенный канон она никак не вписывается. Однако же и не дурнушка. Вот уж нет. У нее правильные и приятные черты, умные глаза, и стройная стать не скрыта, а подчеркнута одеждой. Но самое главное в том, что говорит ли она или молчит, от нее исходят неизменное и безмятежное спокойствие и уверенность, которая слегка завораживает и до известной степени — Пепе Лобо сам пока не разобрался до конца в этом важнейшем пункте — влечет. И это не перестает его удивлять. И беспокоить.

47
Перейти на страницу:
Мир литературы