Брисингр - Паолини Кристофер - Страница 5
- Предыдущая
- 5/199
- Следующая
Впрочем, последние слова Насуады несколько озадачили Эрагона: «Мы решили довериться вашим суждениям, Эрагон и Сапфира. Но ради успеха вашего и нашего дела мне бы очень хотелось, чтобы все прошло удачно, и я очень на это надеюсь». Но сказала она это таким тоном, что Эрагон остался в неуверенности, чего в ее словах больше: искреннего пожелания им успеха или некоей скрытой угрозы.
Конец того дня Эрагон провел за сборами в путь, заготовляя дорожные припасы и вместе с Сапфирой изучая карты Империи. Он также подумал и о том, какие заклинания могут ему понадобиться, чтобы не дать Гальбаториксу и его приспешникам отследить действия Рорана в магическом кристалле.
Наутро Эрагон и Роран сели Сапфире на спину, и она сразу взлетела выше оранжевых облаков, что тянулись над Пылающими Равнинами к северо-востоку. Она без передышки летела весь день, а когда солнце пересекло небосклон и исчезло за горизонтом, отдыхать не стала, а снова бросилась вперед, сверкая чешуей в последних красноватых отблесках заката.
Первый этап их путешествия завершился на границе Империи. В этих местах обитало крайне мало людей, и они незаметно повернули там на запад, к Драс-Леоне и Хелгринду. Но с тех пор летели только ночью, дабы избежать невольного внимания жителей мелких деревень, разбросанных по бескрайним заросшим травой равнинам, что расстилались на их пути к конечной цели.
Эрагону и Рорану приходилось кутаться в меховые плащи и прятать руки в шерстяные перчатки, ибо Сапфира предпочитала лететь выше самых высоких горных вершин, покрытых вечными льдами, и воздух там был невероятно холодным и разреженным, он прямо-таки застревал по пути в легкие, но делать было нечего. Иначе любой фермер, вышедший посмотреть на приболевшего жеребенка, любой востроглазый стражник или любопытный ночной сторож могли случайно взглянуть вверх и заметить летящего в небесах дракона, хотя Эрагону казалось, что с земли Сапфиру, летевшую на такой высоте, можно было бы принять разве что за орла.
И повсюду Эрагон видел свидетельства продолжающейся войны: армейские лагеря, скопления повозок с провизией и оружием, отряды людей в железных ошейниках, которых гнали из родных селений сражаться за Гальбаторикса. То, какие невероятные средства были задействованы в этой войне против варденов, поистине приводило его в трепет.
Под конец второй ночи вдали показался Хелгринд; его покрытые трещинами колонны выглядели особенно грозными в пепельных предрассветных сумерках. Сапфира приземлилась в низине, где они и устроили лагерь. Почти весь следующий день они проспали, а уж потом приступили к разведывательным действиям.
Янтарные и красные искры взвились снопом и закружились в воздухе, когда Роран подбросил в затухающий костер очередную валежину. Поймав взгляд Эрагона, он только пожал плечами:
— Холодно.
Ответить Эрагон не успел, услыхав легкий свистящий звук: с таким звуком вынимают из ножен меч.
Он не стал раздумывать и бросился в противоположном направлении, перекатился через голову, встал на четвереньки и поднял свой крепкий посох из боярышника, чтобы отразить удар. Роран проявил не меньшую прыть. Он успел схватить свой щит, скатился с бревна, на котором сидел, и вытащил из-за пояса молот — и все это в считаные секунды.
Оба замерли, ожидая нападения.
Сердце Эрагона бешено стучало в груди, мышцы были так напряжены, что дрожали, когда он всматривался во тьму, надеясь заметить хоть малейшие признаки движения.
«Я ничего не чую», — сообщила ему Сапфира.
Несколько минут прошли без каких-либо последствий, и Эрагон, мысленно обследовав близлежащую территорию, пробормотал изумленно:
— Никого! — Затем, проникнув в те глубины своей души, где происходило его соприкосновение с магией, он воскликнул: — Брисингр раудхр! — И неяркий красноватый волшебный огонек, вспыхнув в нескольких футах от него, повис над землей на уровне глаз, освещая низину своим зыбким светом. Эрагон чуть шевельнулся, и огонек в точности повторил его движения, словно связанный с ним невидимыми нитями.
Вместе с Рораном он двинулся туда, откуда донесся тот подозрительный звук. Ущелье там сворачивало к востоку, и они передвигались очень осторожно, держа в руках оружие и то и дело останавливаясь, готовые в любой момент перейти к обороне. Примерно через десять ярдов Роран поднял руку, призывая Эрагона остановиться, и указал на грубую глиняную тарелку, лежавшую на траве. Тарелка казалась здесь совершенно и подозрительно неуместной. Опустившись на колени, Роран потер по ее поверхности кусочком глины, и они услышали тот же свистящий звук, что и в первый раз.
— Ее, должно быть, уронил кто-то из тех, что делали приношения у алтаря, — сказал Эрагон, изучая стены ущелья. И погасил волшебный огонек.
Роран кивнул и встал, отряхивая колени.
Направляясь назад, к Сапфире, Эрагон размышлял над тем, с какой скоростью они отреагировали на случившееся. Сердце его по-прежнему билось с болезненным напряжением, руки дрожали, и он все еще готов был в случае чего сорваться с места и, ринувшись неведомо куда, пробежать без остановки несколько миль. Раньше мы бы никогда не стали так дергаться, думал он. Причина столь невероятной нервозности была, впрочем, самой обычной: каждое из сражений отщипывало по кусочку от их умения владеть собой, постепенно оголяло их нервы, и при малейшем волнении оба они реагировали чересчур остро.
Рорана, должно быть, терзали похожие мысли, потому что он спросил:
— Ты их видишь?
— Кого?
— Тех людей, которых когда-то убил? Они приходят к тебе во сне?
— Иногда.
В неровном свете почти погасшего костра грубоватое лицо Рорана казалось несколько зловещим из-за густых теней, что пролегли у него в углах губ, на лбу и под глазами, прикрытыми полуопущенными веками. Он вдруг промолвил — медленно, словно с трудом:
— А я никогда не хотел быть воином! Я, конечно, мечтал о кровавых сражениях и воинской славе, когда был мальчишкой, но единственное, что было для меня важно даже тогда, это земля. Наша земля и наша семья… А теперь я убил уже… Я убивал, убивал, убивал… А ты, наверное, и еще больше! — Взгляд его устремился куда-то вдаль, словно он увидел там нечто такое, чего не дано видеть более никому. — Вот, например, те двое из Нарды… Я ведь тебе рассказывал?
Он рассказывал, но Эрагон, желая дать ему выговориться, лишь молча покачал головой.
— Это были стражники. Они стояли у главных городских ворот… Вдвоем, как всегда. И у того, что стоял справа, были совершенно седые волосы. Я хорошо его запомнил, потому что он был еще совсем молод, никак не больше двадцати четырех или двадцати пяти лет. Они были в форме армии Гальбаторикса, но, судя по выговору, родились оба в Нарде. И явно не были настоящими воинами. Скорее всего, они просто решили защитить свой город и свои дома от ургалов, пиратов, бандитов… За это их даже пальцем тронуть было нельзя! Клянусь, Эрагон, мы и не собирались никого убивать! Однако в тот момент у меня не было выбора. Меня разыскивали, а эти стражники меня узнали. И я воткнул этому седому в горло кинжал. Прямо под подбородок… Так отец свиней у нас на ферме забивал. А второму я расколол череп. И до сих пор чувствую, как хрустнули его кости… Знаешь, я помню каждый нанесенный мною удар — с тех пор, как солдаты Гальбаторикса явились в Карвахолл, и до сражения на Пылающих Равнинах… Порой я закрываю глаза, но не могу уснуть: передо мной стоит тот пожар, который мы устроили в доках Тирма. Боги, как ярко горит этот огонь в моей памяти! В такие минуты мне кажется, что я схожу с ума.
Эрагон вдруг заметил, что с такой силой стиснул набалдашник посоха, что у него костяшки пальцев побелели, а на запястьях вздулись вены.
— О да, — сказал он, помолчав, — сперва это были просто ургалы, затем — люди и ургалы, а теперь, во время той последней битвы… Я, конечно, понимаю, что наше дело правое, но быть правым совсем не легко. Из-за той роли, которую мы с Сапфирой призваны играть, вардены требуют, чтобы мы всегда были в первых рядах и уничтожали врага отряд за отрядом. И мы уничтожали. Уничтожаем… — Голос у него сорвался, и он умолк.
- Предыдущая
- 5/199
- Следующая
