Лучше умереть! - де Монтепен Ксавье - Страница 26
- Предыдущая
- 26/135
- Следующая
«Ноэми Мортимер… — подумал Жак Гаро. — Какое красивое имя!…»
— Господин Поль Арман… — продолжал читать помощник.
— Здесь! — ответил Жак.
Услышав это имя, упомянутый выше молодой человек с расхлябанной походкой и весьма живописной речью внезапно вздрогнул и с каким-то особым интересом уставился на того, кто сказал «Здесь!».
— Поль Арман! — прошептал он себе под нос. — Имя моего двоюродного брата, а говорили, будто он умер! Ну и ну! Интересные делишки! Этот малый производит впечатление богатенького гражданина! Здорово, однако, было бы обнаружить вдруг такого жирненького родственничка!
Он с любопытством разглядывал Жака Гаро, который и не подозревал о том, какой эффект произвело присвоенное им имя покойного товарища.
«Забавно, — думал рабочий, — я же был знаком со своим двоюродным братом, а теперь не могу узнать его. Правда, когда мы виделись, он был моложе, годы меняют человека, но все-таки я немного помню его лицо, и, кажется, тут ни малейшего сходства нет. Наверное, это не он. Но все равно я с этим типом как-нибудь да поболтаю…»
В этот момент помощник капитана произнес:
— Овид Соливо!
Парижанин ответил:
— Вот он я!
Вскоре перекличка закончилась. И сразу же прозвучал приказ занять свои места в каютах.
«Черт возьми, — подумал рабочий, — хорошенькое дельце! Этот тип путешествует первым классом, как и инженер Мортимер со своей девицей! Нас разлучили… и уже не поболтаешь. Какой же я дурак! — стукнул вдруг себя по лбу Овид Соливо. — Если вторыми не принято ходить к первым, то первые-томогут отправиться ко вторым. Попрошу сообщить этому Полю Арману, что я здесь, и он ко мне зайдет. Проще и не придумаешь».
Пассажиры заняли свои места; пароход снялся с якоря и вскоре уже на всех парах плыл к Америке.
Жак Гаро большую часть времени проводил в салоне, куда частенько захаживал Джеймс Мортимер со своей белокурой Ноэми. Он ломал голову над тем, под каким бы хитроумным предлогом познакомиться с отцом и дочерью и завязать с ними отношения, но ничего путного на ум не приходило.
Из случайно подслушанного разговора между одним из пассажиров и Мортимером он узнал, что тот направляется в Нью-Йорк, свой родной город. Поскольку бывший мастер и сам туда же ехал, ему тем более хотелось познакомиться с человеком, который за время путешествия мог бы рассказать ему, какие там царят обычаи и нравы, и — уже в Америке — оказался бы, безусловно, очень полезен; но никак ничего не мог придумать.
Прошло три дня с момента отплытия. Погода стояла чудесная, и большая часть пассажиров высыпала на палубу. Овид Соливо прохаживался в носовой части корабля, посматривая, нет ли в толпе пассажиров того Поля Армана, который, может быть, приходится ему двоюродным братом. Но — так же как накануне и днем раньше — Жак Гаро не выходил из салона.
«Невероятно! — размышлял Овид. — Нужно быть просто больным, чтобы отдать столько денег и сидеть в четырех стенах, словно в тюремной камере. Пойду-ка и сейчас же все разузнаю».
Он тут же наткнулся на матроса, обслуживающего каюты первого класса, с горем пополам изъяснявшегося по-французски, поприветствовал его и обратился со следующей просьбой:
— Простите, сударь, будьте так любезны, окажите мне небольшую услугу.
— Оу! йес! — ответил англичанин. — Я вам сэйчас покажу. С удовольствием.
— Дело вот в чем. Первым классом едет один пассажир, имя которого, названное при перекличке, кое-что Бибинапомнило.
— Биби? — прервал его матрос.
— Биби — это я… — пояснил Овид. — Так вот, оно напомнило мне имя одного из моих двоюродных братьев, которого я считал умершим; может, так оно и есть, а может, он сейчас чувствует себя не хуже нас с вами.
— Оу! Йес! Он может.
— Вот мне и хотелось бы узнать, как все обстоит на самом деле. И раз уж здешние правила запрещают мне входить в помещение первого класса, а я порядок уважаю, я и решил попросить вас оказать мне услугу и передать этому господину, что кое-кто хочет сообщить ему кое-что интересное, но не может сам к нему зайти и просит его на пять минут подняться на палубу в носовой части корабля.
— Оу! Йес! Говорить мне имя персонейджа.
— Поль Арман.
— Говорить еще ваш имя.
— Овид Соливо… Француз, уроженец Дижона, Кот-д'Ор.
— Оу! Йес! Эта довольна…
Англичанин спустился в столовую и, обращаясь к метрдотелю, спросил его на своем родном языке:
— Вы знаете господина Поля Армана из первого класса?
Метрдотель открыл свою записную книжку, каждая из страниц которой была озаглавлена одной из букв алфавита.
— Арман Поль, — прочитал он, — каюта № 24. Это тот пассажир, который все время торчит в салоне.
— Прекрасно… я понял, о ком речь. Пойду загляну туда.
Матрос отправился в салон, где бывший старший мастер, вооружившись словарем, прилежно зубрил английскую грамматику, ибо мечтал как можно быстрее добиться того, чтобы хоть как-то суметь объясняться. Матрос подошел к нему и обратился со следующими словами:
— Я проусил вас меня прощать. Это вы есть оучень уважаемый Пол Арман?
Жак Гаро резко вскинул голову.
— Да, — ответил он с интересом, к которому примешивались удивление и беспокойство. — Что вам угодно?
— Есть один пэссэджир второго класса, там, на баке; оун хочет говорить с вами.
Старший мастер удивлялся все больше.
— Но у меня нет знакомых среди пассажиров.
— Этот пэссэджир, кажется, оутлично знать вас.
— Как его зовут?
— Овид Соливо.
Поль Арман судорожно рылся в памяти. Матрос пришел ему на помощь:
— Оу! Йес! Овид Соливо… мэкэник… французский сабджект… Дижон, Коут д'Ор… Он, кажется, узнавать вас оудин ему двоюродный брат, оун думал умер.
Жак Гаро вздрогнул, побледнел и, чтобы как-то скрыть свою тревогу, резко вскочил.
— Брат… мой двоюродный брат Овид Соливо… — пробормотал он. — Отлично… Благодарю вас… сейчас выйду на палубу.
Матрос удалился. Бывший мастер вышел из салона, но, вместо того чтобы подняться на палубу, бросился в свою каюту.
«Что все это значит? — гадал он. — Или он и в самом деле двоюродный брат умершего в Женеве Поля Армана, которого мне угораздило воскресить?… Ну конечно: фамилия его матери — Соливо… Как я мог забыть, это же в удостоверении написано!»
Разговаривая таким образом сам с собой, Жак извлек бумажник. Достал оттуда удостоверение личности, открыл его на первой странице и прочел:
« Поль-Оноре Арман, сын Сезара Армана и Дезире-Клер Соливо…»
— И в самом деле родственник покойного… — продолжал он бормотать. — Что же делать? Не пойти на встречу с этим, так сказать, братцем — значит, возбудить подозрение; начнет еще везде писать, справки наводить, что и погубит меня!
Нужно взять его дерзостью. Я вполне сумею противостоять этому человеку и доказать ему, что я и есть Поль Арман… Доказать! А как я это сделаю, если он уверен, что тот умер? Как бы там ни было, но я должен с ним встретиться. Не бывает в жизни сплошного везения: вот вам и преграда на ясном пути. Ну что ж, придется ее либо преодолеть, либо уничтожить».
Жак вытер выступивший на лбу пот, убрал удостоверение в бумажник, бумажник сунул в карман и — уже вполне готовый ко всему — отправился на бак. Увидев его, Овид устремился навстречу.
— Это вы, сударь… — сказал он, слегка поклонившись. — Я вам очень благодарен за то, что вы сочли возможным прийти сюда, и благодарен тем более, что, хоть и не виделись мы чертовски долго, теперь, глядя на вас вблизи, я почти уверен, что не ошибся и могу пожать руку своему двоюродному брату, своему настоящему брату — вы ведь Поль Арман, не так ли?
— Совершенно верно, — ответил Жак, понимая, что отрицать бесполезно: все данные о нем записаны в бортовом регистре.
— Поль-Оноре Арман, родом из Дижона, Кот д'Ор, родины лучших сортов французского вина! Сын Сезара Армана!
— И Дезире-Клер Соливо… — подхватил Жак.
- Предыдущая
- 26/135
- Следующая
