Кровавое дело - де Монтепен Ксавье - Страница 38
- Предыдущая
- 38/157
- Следующая
— Ладно, поторопимся?
— Невозможно! Имей в виду: публика заплатила почти двойные цены; ясно, что она захочет посмотреть и послушать все за свои деньги! Плутовать было бы нечестно.
— Уж я знаю, почему он так торопится! Мне известны настоящие причины! — расхохоталась ingenue. — Не театр призывает его в Париж, а любовь. У monsieur Поля Дарнала есть любовницы, которые требуют его немедленного возвращения.
— Ты-то откуда знаешь? — осведомился Поль Дарнала, тоже смеясь.
— Да уж знаю, уверена, а доказательство то, что я даже видела одну из них.
— А ну-ка, скажи, которую?
— Да эту маленькую дамочку из Батиньоля, которая сидела пятнадцать представлений подряд в ложе авансцены, когда ты играл Шамиля. И очень недурна, должна сказать! А уж влюблена в тебя! Потом я видела вас вместе! Ну, что, не правда?
Интересный разговор был прерван появлением в ресторане театрального консьержа. В руках у него был конверт.
— Monsieur Поль Дарнала? — спросил консьерж.
— Я!
— Вам депеша, сударь.
— Пари держу на все что угодно, что это от той самой дамочки из Батиньоля! — воскликнула ingenue, заливаясь веселым смехом.
— Хочешь пари? — предложил Дарнала.
— Хочу.
— Значит, проиграла, и мы с тобой поужинаем в один прекрасный вечер. Депеша от madame Шотель. Я на афише на завтрашний вечер в бенефисе Мариуса, играю Рауля де Фулока в «Ричарде Третьем». Если не веришь, можешь прочесть депешу сама.
— На слово поверю, мой милый! Проиграла пари и не сожалею об этом. Будем ужинать с тобой, когда тебе вздумается.
Анджело Пароли рассеянно слушал все эти любезности, а артисты между тем кончали свой завтрак.
В это время в театре, сообщавшемся с кафе, раздался звонок.
— Репетиция! — воскликнул Поль Дарнала, бросая на стол салфетку. — Идем!
Он встал и вышел из ресторана. За ним последовали и другие.
Анджело Пароли также закончил завтракать и теперь медленно пил кофе, покуривая сигару и продолжая наблюдать за домом нотариуса Леройе.
Между тем Жак Бернье, сидя в кабинете нотариуса, только что окончил переписывать завещание.
— Готово, — сказал он, — а теперь дай мне, пожалуйста, конверт.
Бывший купец строка за строкой перечел свою последнюю волю, сложил лист гербовой бумаги вчетверо, положил в конверт, запечатал и сделал следующую надпись:
« Это мое завещание».
Затем поставил число, расписался и подал конверт Вениамину Леройе.
— Возьми, милый друг. Я переписал все слово в слово. Акт этот был совершен по твоему внушению, и поэтому я вручаю его именно тебе. Лучшего места не могу найти.
— Принимаю, — просто ответил нотариус, взяв из рука Жака конверт с завещанием, и прибавил: — Разорви же черновик!
— Нет, — ответил Жак, — я хочу сохранить его.
И, сложив черновик, точно так же, как завещание, Жак Бернье спрятал его в боковой карман своего сюртука.
— Ну-с, теперь серьезные дела закончены, к твоему удовольствию, — сказал он.
— И к твоему, надеюсь.
— И к моему, признаюсь. Мне как-то легче стало на сердце. Ты был прав. Дурной поступок, к какому бы далекому прошлому он ни относился, всегда оставляет за собой нравственное недовольство и тревожное состояние — угрызения совести, в сущности. Я исправил свою ошибку, насколько это было в пределах возможности, и теперь чувствую облегчение. Оставим теперь это и поговорим о твоем сыне. Как его здоровье?
— Леон здоров, спасибо.
— Увижу я его за завтраком?
— Ни за завтраком, ни за обедом, потому что его нет в Дижоне. Он только что закончил учиться, и я дал ему отдых. После Нового года я отвезу его в Париж, где он поступит в университет на юридический, и попрошу тебя быть ему добрым другом.
— Твоя просьба совершенно излишня: ты заранее знаешь, что она будет исполнена. Ты знаешь, как я люблю тебя и твоего сына.
— Да, это правда. Как только мы приедем в Париж, первым долгом — к тебе.
— Буду от души рад, прошу не сомневаться.
— Даже и не думаю.
— Где же теперь Леон?
— У моей сестры, madame Фонтана. Он только вчера уехал в Ларош. От сестры он проедет дня на два-три к своему товарищу. Они хотят поохотиться на кабанов.
— Жаль, что не могу повидаться с ним в Дижоне. Ну да ничего. В Париже я вознагражу себя.
— Почему ты не хочешь подарить мне несколько деньков?
— А потому, что мой маршрут начертан заранее и я не имею возможности ничего изменить в нем.
— Значит, это решено и подписано, что ты уезжаешь сегодня вечером?
— Да, сегодня вечером, или лучше сказать, сегодня ночью. Я уже написал Сесиль, что буду в Париже 12-го утром. Бедная девочка! Она так долго не видела отца! Я думаю, ты и сам понимаешь, с каким нетерпением она ждет моего возвращения. Я никогда не простил бы себе, если бы обеспокоил ее, отсрочив свой отъезд хотя бы на один час. Ты согласен со мной, не правда ли!
— Вполне согласен и потому больше не настаиваю. Ты поедешь на курьерском?
— Да.
— Во всяком случае, мы пообедаем вместе?
— Это уже решено.
— И затем, конечно, проведем вместе вечер?
— Само собой разумеется. Я весь к твоим услугам до половины первого. Я предупредил в гостинице, что я не лягу, предпочитая вовсе не спать, чем быть внезапно разбуженным среди ночи.
— И ты совершенно прав. Мы славно проведем вечерок.
— В этом я не сомневаюсь, так как проведу его у тебя и с тобой.
— Со мной — да, но не у меня.
— А где же?
— В театре.
— Господи, в театре, в Дижоне! Вот идея-то!
— Моя мысль не так странна, как кажется на первый взгляд. Сегодня вечером у нас бенефис примадонны, и на это торжество собрались парижские звезды, которые примут участие в спектакле. Вот им-то мы и будем с тобой аплодировать. Спектакль продлится заполночь. Из театра ты пойдешь прямо в гостиницу, захватишь багаж, а оттуда — на вокзал, куда поспеешь как раз к отходу поезда.
— Все это хорошо, но дело-то в том, что если сегодня играют, как ты говоришь, парижские звезды, то, разумеется, публики будет в театре масса, и нам не мешало бы заранее позаботиться о местах.
— После завтрака мы пойдем за билетами.
Вошедшая служанка доложила, что завтрак подан, и старые друзья поднялись на второй этаж, где находились жилые покои нотариуса.
А в «Cafe du Theatre» Анджело Пароли продолжал ждать, не сводя глаз с двери дома, чтобы не пропустить выхода Жака Бернье.
Визит последнего длился, по мнению итальянца, неестественно долго. Ему казалось невероятным, чтобы клиент мог сидеть у нотариуса так долго. Выкурив кучу папирос, он спросил газеты и делал вид, что со вниманием читает.
В два часа пополудни Жак Бернье еще не выходил.
Итальянец начал терять терпение. Он уже спрашивал себя, не имеет ли этот дом двух выходов и не вышел ли отец Сесиль через другую дверь.
В ту минуту, когда в голову его пришла эта тревожная мысль и он уже собирался задать слуге надлежащий вопрос, рискуя даже скомпрометировать себя, дверь отворилась и из нее вышел Жак Бернье в сопровождении самого хозяина дома. Последний жестом указал на кафе и перешел площадь. Тут они расстались. Нотариус пошел в театр, а бывший купец вошел в кафе.
Итальянец только успел развернуть газету и закрыть ею лицо, будто веером.
Навстречу Бернье вылетел болтливый слуга.
— Что вам угодно, сударь? Что прикажете? — затараторил он.
— Две рюмки зеленого шартреза, — ответил Жак Бернье и уселся за другой столик, спиной к итальянцу.
Слуга подал шартрез. Прошло несколько минут, и в ресторан вошел Леройе.
— Я сейчас к твоим услугам, — сказал он и направился к конторке, за которой царила молоденькая, замечательно хорошенькая кассирша.
— Какая редкость видеть вас здесь, — сказала она, приветливо улыбаясь. — Хотя вы и самый близкий наш сосед, но не бываете у нас и двух раз в году.
— Вы знаете мои принципы, милая барышня. Место нотариуса — в его конторе, а не в кафе. Сегодня же совершенно случайное обстоятельство заставило меня изменить старым привычкам. Я хочу обратиться к вам с просьбой оказать мне услугу.
- Предыдущая
- 38/157
- Следующая
