Кровавое дело - де Монтепен Ксавье - Страница 36
- Предыдущая
- 36/157
- Следующая
Не теряя надежды, нотариус взял за руку старого друга и продолжил:
— Нет, я буду защищать Анжель; многие годы я ждал случая смягчить тебя. Не отказывайся поступить по справедливости!
— С моей стороны это будет малодушием… я отказываюсь.
— Вспомни, что у Анжель есть ребенок. Подумай, что девочка, будучи такой же бедной, как и ее мать, может в свою очередь пасть. Нищета — дурной советник.
— Эта девочка имеет отца, его дело позаботиться о ней.
— Анжель также имела отца по имени Жак Бернье, слывшего честным человеком. Однако ты знаешь, что этот отец отказался ее поддержать. Отец ее ребенка, без сомнения, тоже честный человек, следует твоему примеру. Дай твоей дочери по крайней мере такие средства, которые могли бы удержать девочку от падения. Сядь, Жак! Я тебе даю хороший совет, послушайся его, и ты избавишь себя от угрызений совести.
Несмотря на все свое упорство, Жак Бернье чувствовал себя взволнованным словами и умоляющим голосом старого товарища. Он колебался.
— Поговорим, мой друг, — говорил Леройе, — поговорим по душам! Молодость прошла, прежние страсти сменились спокойным чувством. Следует пытаться искупить грехи, чтобы приобрести душевное спокойствие и очистить совесть. Душа должна мирно отойти в неведомый мир, куда ее призывает Создатель, но для этого надо загладить дурные поступки. Что ты думаешь делать со своим состоянием?
— Я оставил миллион двести тысяч у моего банкира в Марселе.
— Как его фамилия?
— Давид Бонтан.
— Он честный человек: твои деньги в надежных руках. Сколько процентов ты получишь?
— Пять на сто.
— Итого, шестьдесят тысяч франков в год.
— Да. На оставшиеся у меня триста пятьдесят тысяч я куплю маленький дом.
— Хорошо. У тебя, значит, миллион двести тысяч наличного капитала. Прибавив сто двадцать тысяч, положенных мною раньше по твоей просьбе на счет, получим миллион триста двадцать тысяч и ежегодный доход в шестьдесят шесть тысяч…
— Который уменьшится на двадцать пять тысяч, когда я выдам Сесиль замуж, так как я думаю дать ей в приданое пятьсот тысяч франков.
— Так у тебя останется восемьсот двадцать тысяч. Это много для человека с такими незатейливыми привычками. Неужели частица таких больших денег не может быть назначена для Анжель?
— Разорить себя! — начал Жак с оживлением. — Вот еще!
— Кто тебе говорит о разорении? Ты когда-нибудь ведь умрешь, не правда ли? Уж таков закон природы! Людовик XIV, Король-Солнце, и тот умер. Анжель, в качестве признанной дочери, получит право наследование одной трети.
— Я могу при жизни так распорядиться своим капиталом, что она не получит ни гроша. Ты нотариус и должен знать, как легко это устроить.
— Ты этого не сделаешь, Жак! Это позор! Ты напишешь завещание по всем правилам и предоставишь незаконной дочери часть наличного капитала.
Бернье слушал, опустив голову. Нотариус продолжал с убеждением:
— Или — что, может быть, еще лучше — ты предпочтешь завещать Анжель только проценты с отказанной ей суммы, а сам капитал перейдет целиком к ее дочери по смерти матери. Ты сделаешь истинное благодеяние и искупишь прошлое. Анжель и ее дитя — одной крови с тобой, мой старый Жак. Если ты забывал о ней до сих пор, не забывай дальше. Обеспечь несчастной женщине и ее дочери спокойное будущее. У меня тоже были грехи молодости, но, слава Всевышнему, я все загладил и могу смотреть прямо в глаза всему свету. Благословляю небо, что оно направило тебя ко мне, потому что я надеюсь избавить твою старость от угрызений совести. Я не хочу, чтобы в день бракосочетания твоей законной дочери голос совести заговорил в тебе: «Счастье и деньги для одной… нищета и забвение — для другой… Это несправедливо и гнусно».
Слеза Жака Бернье упала на руку нотариуса.
— Ах, как я счастлив, старый друг, — воскликнул он радостно, — ты меня понял, не правда ли?
Жак, взволнованный до глубины души, ответил, отирая глаза:
— Да… ты прав… я был виноват… очень виноват… Но я хочу загладить свою вину, приготовь мне образец завещания!
— Так ты решаешься написать его, не откладывая?
— Да, я решился.
— Ты прав! Сегодня мы вместе, оба здоровы, а завтра можем умереть… Я напишу вчерне завещание, тебе останется только переписать его.
— Пиши так, чтобы при разделе наследства не было никаких затруднений.
— Будь спокоен. Так ты завещаешь миллион триста двадцать тысяч франков, не так ли?
— Да.
— Ты знаешь, что незаконной дочери можешь отказать только третью часть состояния?
— Знаю.
— Скажи полное имя Анжель и время ее рождения.
— Мария-Анжель Бернье, родилась в Марселе, шестого ноября тысяча восемьсот пятидесятого года, признанная дочь Жака Бернье и Розы Марей.
— Знаешь ли ты ее теперешний адрес?
— Нет.
— Все равно, его легко узнать. Вполне ли ты уверен, что Анжель еще жива?
— Восемь месяцев назад она была жива.
— Откуда ты знаешь?
— Я ее встретил на бульваре Батиньоль с молоденькой девушкой, по всей вероятности, дочерью.
— Как имя девочки?
— Эмма-Роза Бернье, дочь Анжель Бернье и неизвестного отца.
— День ее рождения?
— Не знаю. Ей должно быть около шестнадцати лет. Больше ничего не знаю.
— Довольно и этого. В день, когда вскроют твое завещание — надеюсь, еще не скоро, — мать и дочь буду вызваны для получения доли наследства; нетрудно будет узнать их местожительство.
Вениамин Леройе сел к бюро, взял лист бумаги с клеймом своей конторы и крупным, правильным почерком быстро написал черновое завещание, так что Жаку Бернье оставалось его только переписать своею рукой и подписать имя.
« Я, нижеподписавшийся Жак Бернье, бывший торговец в Марселе, проживающий ныне в Париже, Батиньоль, улица Дам № 54, завещаю исполнить мою последнюю волю, выраженную в этом собственноручном завещании.
Мое состояние простирается до миллиона трехсот двадцати тысяч, положенных частью у нотариуса Вениамина Леройе, дижонского банкира. Кроме того, я сохраняю при себе триста пятьдесят тысяч франков, предназначаемые мною на приобретение недвижимого имущества и на покрытие расходов по его устройству.
Завещаю моей законной дочери, Сесиль Бернье, капитал в восемьсот восемьдесят тысяч франков и дом, который я собираюсь приобрести.
Отказываю Марии-Анжель Бернье, моей незаконной признанной дочери, проценты с капитала в четыреста сорок тысяч франков, или двадцать две тысячи ежегодного дохода. Право на получение этих четырехсот сорока тысяч предоставляю Эмме-Розе, дочери Анжель Бернье.
В случае если Эмма-Роза умрет раньше своей матери, назначаемый ей капитал перейдет к моей законной дочери Сесиль Бернье с обязательством уплачивать ею или ее наследниками моей незаконной дочери Анжель Бернье вышеозначенную сумму ежегодно.
Завещание сделано в Дижоне, в здравом уме и полной памяти 11 декабря 1883 года».
Пока нотариус составлял черновую бумагу, Жак Бернье погрузился в раздумья. Закончив писать, Вениамин Леройе встал со своего места и слегка дотронулся до плеча своего друга.
— Посмотри, я думаю, так хорошо, как твое мнение?
— Все как следует.
— Так ты ничего не станешь переделывать?
— Ничего.
— Ну, так сядь здесь, дорогой друг, возьми лист бумаги с моим клеймом, спиши слово в слово, подпишись, и все будет в порядке, а я ручаюсь, что никому на свете не придет в голову протестовать против этого завещания. Пока пишешь, я завершу экстренные дела, а потом мы вместе позавтракаем.
Жак Бернье сел на указанное место, взял лист бумаги, перо и стал писать.
- Предыдущая
- 36/157
- Следующая
