Кровавое дело - де Монтепен Ксавье - Страница 19

• Предыдущая
• 19/157
• Следующая

Между ним и любителем абсента не существовало никакого положительного сходства, но одинаковый цвет волос, кожи и похожее выражение лица ясно указывали, что у них общее место рождения — Италия.

Новоприбывший быстро осмотрелся. Человек в поношенном платье делал ему нетерпеливые знаки. Тот заметил и подошел к нему. Они обменялись рукопожатием, с виду казавшимся дружеским.

— Ты писал, чтобы я пришел сюда поговорить с тобой, я и пришел, — начал любитель абсента. — Ну садись, добро пожаловать! Может быть, ты принес мне богатство? Признаюсь, что это было бы очень кстати.

Слова эти были произнесены на чистейшем итальянском наречии, родном языке обоих незнакомцев, так как и тот и другой родились во Флоренции.

— Богатство? О нет, мой бедный друг, — ответил его собеседник, взяв стул и спокойно усаживаясь.

— Может быть, место, на которое ты подавал мне надежду?

— И тут разочарование. Мне ничего не удалось сделать для тебя.

— А, черт возьми! Я заранее был уверен! — проговорил первый, на этот раз уже по-французски и без малейшего акцента, на самом чистейшем парижском наречии. — Разве возможен какой-нибудь успех, когда речь идет обо мне? Никто меня не хочет!

— Все бы тебя хотели, мой милый друг! Никто и не думает отрицать твоих достоинств. Но, признаюсь, твоя репутация всех пугает.

— Да, я знаю, меня зовут «любителем абсента»…

— И, к несчастью, вполне справедливо. Ты напиваешься.

— А кто виноват?

— О, Господи, я и не думаю отрицать смягчающие обстоятельства. Я знаю, что неудачи и разочарования заставили тебя искать утешения и забвения в пьянстве. Я говорю это на все лады всем, кого хотел бы завербовать в твою пользу. Я повторяю им это тысячи раз.

— Ну и что же?

— А знаешь, что мне на это отвечают?

— Нет.

— Буквально следующее: надо было искать утешения и забвения в труде, а не в пьянстве.

Молодой человек сделал гневный жест.

— Все это только предлог для отказа, и ничего больше! — воскликнул он. — Дело-то все в том, что мои собратья завидуют мне и боятся.

— Есть и этот грех, мой милый Анджело. Во время оно ты работал много и энергично. Твои знания далеко превосходят их знания и могли бы обнаружить их несостоятельность. Они опасаются тебя. А между тем если бы ты отказался от абсента и карт, то, право, было бы возможно подыскать тебе в больнице место, которое бы вполне соответствовало твоим талантам и знаниям. Несомненно, ты не замедлил бы занять первое место среди собратьев.

— Пьяница и игрок! Вот моя репутация! — проговорил молодой итальянец, рассмеявшись таким смехом, который было больно слушать. — А что, ведь это истинная правда! Я люблю и абсент, и карты! А ведь прежде я ненавидел и то, и другое. Я люблю карты, потому что они дают мне те скудные гроши, на которые я живу! Я люблю пьянство, потому что оно хоть на какое-то время создает смеющийся мираж вместо подавляюще-грустной действительности. Но пусть мне доставят возможность и средства подняться! Пусть мне дадут больных! Пусть, наконец, отворят двери полезной и честной жизни, и пусть тогда скажут, если у кого язык повернется, что Анджело Пароли — игрок и пьяница!

— Я всем говорю и повторяю то же самое, сколько у меня хватает сил.

— И ни один из них, кому ты говорил это, — с горечью продолжал Анджело Пароли, — не подумал, что, относясь ко мне так безжалостно, осуждая меня на вечную нищету, они толкают меня к отчаянию, даже к преступлениям? Ни одному из них это и в голову не пришло? Что за подлые эгоисты! Я презираю их! Ненавижу! Я кровь, жизнь бы свою отдал, чтобы отомстить им как можно ужаснее!

— Ты мог бы сделать это!

— Каким образом?

— Подавив их всех до одного собственным превосходством. Я знаю тебя, отлично знаю! У тебя есть недостатки, допустим, даже пороки, но ты первоклассный специалист в своем деле. Тебе только нужно было бы организовать собственную лечебницу, и тогда все те, которые теперь относятся к тебе с презрением, стали бы гнуть перед тобой спину.

Анджело Пароли только пожал плечами.

— Лечебницу! — повторил он. — Ты, кажется, смеешься надо мной, мой бедный Аннибал! Какая тут лечебница, когда человеку часто не на что бывает пообедать!

Последовало минутное молчание; Аннибал прервал его:

— Я хочу предложить тебе кое-что.

— Что-нибудь серьезное?

— Да.

— Говори, я тебя слушаю.

— Ты знаешь Грийского?

— Поляка?

— Его самого. Как твое мнение на его счет?

— Это великолепный глазной врач. Но он стареет и поэтому страшно придерживается рутины.

— Старик и сам все отлично понимает и поэтому ищет или покупателя, или компаньона.

— Да, я знаю. Но его глазная лечебница стоит страшно дорого. Чтобы войти с ним в компанию, нужно было бы внести чистыми деньгами сумму, которая представляла бы половину стоимости всего заведения. Ну-с, а стоимость эта равняется чему-то вроде четырехсот тысяч франков. Затем барыши стали бы делиться пополам, а через пять лет он бы ушел совсем, предоставив лечебницу в полное владение своему компаньону. Это великолепное дело. Но, к несчастью, сейчас же необходима громадная сумма. Может быть, ты хочешь предложить ее мне? Это было бы очень мило!

— Тебе очень хорошо известно, что все мое богатство состоит из жалованья в триста франков в месяц.

— Однако к чему же ты заговорил со мной о каком-то предложении?

— Видишь ли, Грийский тебя знает…

— Да, я с ним встречался раза два-три.

— Он ценит тебя по достоинству и превозносил твои таланты до небес одному из моих товарищей, и прибавил, что считает тебя способным занять очень высокое положение в медицинском мире, если бы только ты согласился, или, лучше сказать, решился изменить некоторые свои привычки.

— Это необыкновенно лестно для меня. Но что же дальше?

— А вот что: ступай к Грийскому, расскажи ему откровенно о себе все, опиши свое положение, как оно есть, скажи, что ты положительно не знаешь, что предпринять. Сознайся, что ты заслуживаешь репутации игрока и пьяницы, но в то же время чувствуешь в себе силы окончательно порвать с прошлым, если только найдется человек, который протянет тебе руку помощи и даст возможность подняться с помощью честного труда. Напомни поляку те чудесные операции, которые тебе удавались, когда ты еще был в клинике у доктора Г. Одним словом, заключи свою речь таким образом: «Возьмите меня к себе в компаньоны. Если в течение трех лет я не утрою ваши доходы, мы расстанемся, и я согласен ничего не получить, кроме обычного содержания. Если же, напротив, мои намерения и желания осуществятся, вы уступите мне лечебницу, стоимость которой я оплачу в течение десяти лет». Что ты скажешь о моей идее, Анджело?

— Я нахожу ее великолепной, мой милый Аннибал, а доказательством этому служит то, что она уже и мне самому приходила в голову.

— Значит, ты последуешь моему совету?

— Я уже сделал это.

— Ты виделся с Грийским?

— Виделся.

— И сделал ему предложение?

— Чуть ли не в тех самых выражениях, в каких ты только что советовал мне.

— И что же он ответил?

— «Мне прежде всего нужны деньги. Я вполне признаю ваши достоинства, знания и таланты — они неоспоримы. Я убежден, что, взяв вас в компаньоны, я прославил бы свою лечебницу и удесятерил число своих клиентов. Но в силу особенных, чисто личных обстоятельств мне нужны теперь же чистые деньги. Я решился продать лечебницу именно ради того, чтобы иметь возможность разом получить большую сумму, совершенно отстраниться от дел и уехать».

Вот видишь ли, друг мой, он захотел денег, но деньги-то ведь все в нашей жизни. Без них ничего не достигнешь. Если желаешь счастья, надо много-много денег. Хотя это и кажется парадоксом, однако сущая правда. Когда я принимаюсь играть, я говорю про себя: как бы мне выиграть…

— И ты проигрываешь…

— Признаюсь, частенько. Чтобы выигрывать, нужны деньги, да и большие.

— Послушай, Анджело, ты ведешь скверную жизнь.

— Я того же мнения.

• Предыдущая
• 19/157
• Следующая