Жизнеописание Сайфа сына царя Зу Язана - Автор неизвестен - Страница 8

• Предыдущая
• 8/154
• Следующая

Из краткого обзора основного типажа и образов романа видно, что в нем пышным цветом расцвела сказочная стихия, которая успешно соперничает с эпической основой, местами полностью ее вытесняя. Здесь можно встретить значительную часть распространенных на мусульманском Востоке сказочных и новеллистических сюжетов или их отголосков. Некоторые известны нам по «1001 ночи» и аналогичным собраниям, другие входят в полуфантастические описания путешествий типа «Чудес Индии» Бузурга ибн Шахрияра или фигурируют в качестве иллюстративно-развлекательного материала в историко-географических сочинениях тина «Золотых россыпей» аль-Масуди. Бесчисленные сказочные ифриты [27]и мариды, злобные великаны, с которыми сражается Сайф, передвигающиеся в кувшинах по воздуху добрые и злые колдуны, девушки в волшебных платьях из перьев, таинственные подземелья, летающие кони из дерева и яхонта, пластинки-талисманы, управляющие джиннами, шапка-невидимка, волшебная чаша, в которой по приказу владельца появляется любая трапеза, волшебный перстень, живая вода в источнике, таинственные заклинания, обращающие человека в ворона, – все эти постоянные аксессуары волшебных сказок в разнообразных комбинациях представлены в «Романе о Сайфе».

Интересно трансформируется в романе столь характерный для раннего героического эпоса мотив любимого коня. В отличие от Абджара, верного помощника героя в «Романе об Антаре», копь Сайфа не играет в развитии действия существенной роли – еще одно свидетельство того, что герой романа, хоть он и доисламский воин, уже почти утратил в воображении горожан какие бы то ни было бедуинские черты, а с ними и чисто мифологическое представление о звере как о чудесном помощнике человека. Однако во второй половине повествования, когда Сайф становится обладателем волшебного яхонтового коня, без которого он не сможет повернуть течение Нила, эпический мотив могучего помощника-коня снова возрождается в сказочном варианте.

В фантастических рассказах о городах и странах, населенными неграми, о чернокожих великанах-язычниках, продающих купцам из дальних стран «семицветных крабов», обладающих магической силой, о городе Каймар, жители которого поклоняются Книге Нила, о фантастических островах Вак аль-Вак и др. заметны следы широких торговых связей арабов-мусульман с немусульманскими народами Африки и Азии.

Многие мотивы и сюжеты навеяны знаменитым «Путешествием Синдбада-морехода». Сайф несколько раз попадает в кораблекрушения, и его выбрасывает то на необитаемый остров, где растут деревья с гигантскими орехами (кокосовые пальмы?) или с плодами в виде человеческих голов, то на острова с фантастическими обитателями-великанами или чудовищами-вурдалаками. Приходится ему переправляться через море и на спине огромного морского чудовища, «плывущего вслед за солнцем».

Однажды Сайф, чтобы объяснить своим преследователям – переодетой предводителем Гизе и ее воинам, – как оп попал в их края, рассказывает историю, очень близкую похождениям Синдбада. Он выдает себя за купца, корабль которого буря забросила к «магнитной горе», притянувшей металлические части судна. В результате корабль затонул, а Сайфа, по его словам, выбросило на остров, с которого его вынесла птица Рух [28]. Однако Гиза относится к его рассказу, как бы пародирующему известный фольклорный сюжет, иронически и доказывает его неправдоподобие с позиции «здравого смысла». Таким образом, в роман о Сайфе проникли не только сказочные сюжеты, бытовавшие в городах халифата, но и скептическое к ним отношение здравомыслящего горожанина. Известный фольклорный мотив о магнитной горе, притянувшей к себе железные части корабля и вызвавшей кораблекрушение, уходит корнями в древнегреческие предания, так же как и рассказ о Городе девушек-амазонок. Может быть, многочисленные развалины греческих поселений на побережье Средиземного моря явились источником рассказа о семи городах с многочисленными статуями и «сирийскими» надписями, которые основали «греческие чародеи».

Встречаются в романе и переосмысленные в сказочном духе библейские предания, проникшие в мусульманскую литературу в коранической интерпретации, обогащенной древней ближневосточной фольклорной традицией. К этой категории относятся рассказ о «предках» Сайфа – Ное и Симе, предание о «пророке» Сулаймане (библейский Соломон), заточившем Черного джинна в столб за дерзкое желание жениться на прекрасной Билькис (царице Савской), и т. д.

Из доисламского фольклора позаимствован рассказ о приключении Сайфа в Долине гулей – волков с человеческими головами, – встречающийся и в доисламской арабской поэзии. Сражаясь с царем-колдуном города Нут в Египте, Акила бросает в сторону противника горсть песка и произносит магическую формулу, после чего волшебник Нут гибнет, хрустальный купол города (давший, по мнению рассказчика, имя городу – Саманут, что означает Небеса Нута) обрушивается. Подобное магическое действо совершалось древнеарабскими прорицателями (кахинами), швырявшими песок во врагов, читая заклинания, чтобы обеспечить своему племени победу. Доисламский магический жест повторил и Мухаммед, когда во время сражения при Бадре бросил в сторону курайшитов [29]горсть песка, после чего, согласно преданию, на его стороне стал действовать сонм ангелов, опрокинувших вражескую армию. Отзвуком популярных преданий можно считать и рассказ о похищении Сайфом платья Муньят ан-Нуфус во время купания в Саду колдунов.

Но более всего в романе ощущается влияние багдадской и каирской новеллистики, так богато представленной в соответствующих циклах «1001 ночи» [30]. В духе багдадских фривольных новелл выдержаны рассказ о том, как Акила поднимает Сайфа в сундуке на стену города Каймар; пикантная сцена, в которой Камария, которая еще не знает, что перед нею – сын, предлагает Сайфу сражаться на поединке без одежды; рассказ о том, как Сайф, переодевшись в женское платье, проникает в темницу к Муньят ан-Нуфус, и многие другие приключения. В них, что характерно для багдадской новеллистики, не участвуют сверхъестественные силы, а колдуны или волшебники действуют вполне «земными» средствами, как изобретательные люди. Именно так ведет себя волшебница Акила, когда, пряча Сайфа в своем доме, обманывает колдунов города.

Иной характер носят те эпизоды романа, которые сложились под влиянием египетского фольклора. В них, как правило, джинны и другие феномены волшебного мира находятся в зависимости от колдовских талисманов, что составляет одну из типологических особенностей египетских новелл из «1001 ночи» (например, новеллы о Мааруфе-башмачнике). Именно в духе каирских новелл нарисован образ сына Красного царя, джинна Айруда, раба пластинки-талисмана, полученной Сайфом от его предка Сима. Айруд предан Сайфу, любит своего господина и ревностно служит ему. «Я служу… Сайфу – повелителю правоверных, ведущему священную войну и приносящему ислам в страны неверных язычников, – говорит он. – И даже если бы у него не было пластинки – моего талисмана, я все равно служил бы ему, потому что это не позор, а честь…»

Но вот благодаря доверчивости и легкомыслию Сайфа пластинкой овладевает Камария, которая, стремясь погубить сына, приказывает Айруду отнести его то в Долину гулей, то в Огненное ущелье, то отдать на растерзание врагам, и Айруд, скорбя и плача, а иногда и браня Сайфа за беспечность, выполняет все ее приказы, ибо иначе его «сожгут тайные имена и письмена», начертанные на пластинке. Правда, порой ему удается кое-как уклониться от того или иного поручения или косвенно помочь герою, сообщив о грозящей ему опасности Акисе. Вся ситуация и образ «чувствующего функционера» Айруда – реализованная метафора той модели поведения зависимого от повелителя чиновника или придворного, которая характерна для восточно-бюрократического стратифицированного общества. Поэтому при всей любви Айруда к Сайфу он помогает герою несравненно меньше, чем его сестра Акиса, свободная и в любви и в преданности, как и во всех своих поступках. В этом смысле символичен эпизод, когда Айруд по приказу Камарии бросает Сайфа на растерзание его врагам, а Акиса на лету подхватывает и уносит брата. Зависимый от волн владельца его талисмана, Айруд безынициативен и беспомощен, поэтому Сайфу приходится «собственноручно» устраивать его судьбу (брак с Акисой). Не случайно гордая Акиса предпочитает страстно влюбленному в нее Айруду своего доблестного брата.

• Предыдущая
• 8/154
• Следующая