Выбери любимый жанр

Скиталец - Корнуэлл Бернард - Страница 8


Изменить размер шрифта:

8

Вместо этого юноша подъехал к дяде. Одна стрела попала ему в седло, а другая, звякнув, скользнула по шлему, но он свесился, схватил сэра Уильяма за руку и потащил на север. Стрелы летели им вслед, но очень скоро обоих укрыл клубящийся туман. Сэр Уильям высвободил руку и дальше уже ковылял сам, неуклюже спотыкаясь из-за утыканного стрелами щита и тяжелой кольчуги.

— Слева! Слева! Берегись! — выкрикнул кто-то с шотландским выговором, и сэр Уильям увидел нескольких вылетевших из-за живой изгороди английских всадников, заметивших беглеца и решивших, что он будет легкой добычей.

Англичане были готовы к сражению не более чем шотландцы: ни у кого не видно ни тяжелых лат, ни длинных копий, и даже кольчуги удосужились надеть не все. Однако сэр Уильям рассудил, что враги заметили его задолго до того, как полетели первые стрелы, и злость на себя, из-за того что он так по-дурацки угодил в засаду, заставила рыцаря рвануться навстречу скакавшему впереди всаднику. Тот от неожиданности выставил перед собой меч, словно пику, но шотландец, вместо того чтобы попытаться укрыться от возможного удара, поднял тяжелый щит и изо всех сил ткнул им в конскую морду, почти одновременно полоснув животное клинком по ногам. Лошадь с истошным ржанием шарахнулась, всадник потерял равновесие, и, воспользовавшись этим, нападающий успел мечом пробить его кольчугу и вонзиться во внутренности.

— Ублюдок! — выругался сэр Уильям, и англичанин взвыл, когда рыцарь повернул клинок в его брюхе.

Подскакавший с другой стороны Робби изо всех сил рубанул всадника мечом по шее, перерубив ее почти начисто.

Англичанин рухнул на траву, а второй всадник, его спутник, таинственным образом исчез. Он-то исчез, но стрелы засвистели снова, и сэр Уильям понял, что переменчивый туман опять редеет. Рыцарь выдернул меч из трупа врага, сунул окровавленный клинок в ножны и вскочил в освобожденное англичанином седло.

— Сматываемся! — крикнул сэр Уильям племяннику, который, похоже, всерьез вознамерился разделаться со всей английской ратью в одиночку. — Уносим ноги, парень! Живо!

«Клянусь Богом, — подумал он, — до чего же обидно улепетывать от врага, хотя, конечно, в том, что две сотни человек убегают от шестисот, а то и от семисот, нет ничего постыдного. К тому же позже, когда туман развеется, здесь еще может разразиться настоящая битва, честный поединок людей и стали. Я еще покажу этим английским ублюдкам, как надо драться!»

Он пришпоривал лошадь, стремясь как можно скорее оповестить основные силы Шотландии о появлении англичан, и тут заметил притаившегося у живой изгороди лучника. Да не одного, а с какой-то бабой и святошей в рясе. Рыцарь схватился за рукоять меча, порываясь свернуть с дороги и посчитаться хоть с этим предателем за их гнусную засаду, но позади него другие англичане уже выкрикивали: «Святой Георгий! Святой Георгий!», и сэр Уильям предпочел не трогать одинокого стрелка. Он скакал дальше, оставляя на осенней траве своих бойцов — славных шотландских парней, мертвых и умирающих. Да, сэр Уильям оставлял их, но он твердо знал, что вернется и обязательно отомстит, недаром ведь он был Дугласом!

* * *

Лавина охваченных паникой всадников галопом промчалась мимо живой изгороди, возле которой затаились Томас, Элеонора и отец Хобб. С полдюжины лошадей были без ездоков, тогда как по меньшей мере еще два десятка всадников истекали кровью: из ран их торчали заляпанные красным стрелы с белыми гусиными перьями. За всадниками бежали три-четыре десятка человек, оставшихся без лошадей: некоторые прихрамывали, у иных из одежды торчали стрелы, а несколько воинов несли седла. Возле горящих хижин их настигла очередная туча стрел, заставив беглецов поторопиться. Затем загрохотали копыта, и оглянувшиеся в панике шотландцы увидели вылетевших из тумана и настигающих их английских всадников, облаченных в кольчуги. Из-под конских копыт летели комья земли. Некоторые всадники придерживали лошадей, стреляя с седел, другие же пришпорили их, и Элеонора вскрикнула, предчувствуя кровавую бойню. На беглецов обрушились тяжелые мечи. Кое-кто упал на колени и поднял руки, показывая, что сдается, но большинство пыталось убежать. Один беглец увернулся от мчавшегося за ним всадника и метнулся к изгороди, но, завидев Томаса с его луком, повернул назад и оказался на пути другого конного воина, на всем скаку ткнувшего его в лицо мечом. Шотландец рухнул на колени. Рот его был открыт, словно он собирался что-то крикнуть, но звука не последовало, лишь между пальцами, которыми он зажимал лицо, сочилась кровь. Всадник, не имевший ни щита, ни шлема, свесился с седла и рубанул свою жертву мечом по шее, убив человека с такой легкостью, словно зарезал корову. Самое удивительное, что на джупоне — короткой, надетой поверх кольчуги, но не прикрывавшей ее полностью тунике нападавшего — действительно красовалось изображение рыжей коровы. Правда, туника была порвана и заляпана кровью, а эмблема настолько выцвела, что Томас поначалу принял корову за быка. Тем временем всадник повернул в их сторону, угрожающе поднял меч, но, заметив лук, попридержал коня и спросил:

— Англичане?

— И гордимся этим! — ответил за Томаса отец Хобб.

Второй всадник, на чьей белой тунике красовались три черных ворона, остановил коня рядом с первым. Пленников подтолкнули поближе.

— За каким чертом вы поперлись так далеко вперед? — осведомился новоприбывший.

— Вперед чего? — не понял Томас.

— Вперед всех нас.

— Мы шли пешком, — сказал юноша, — из Франции. Вернее, из Лондона.

— Из Саутгемптона! — поправил друга отец Хобб с педантизмом, совершенно неуместным на этой пропахшей гарью вершине холма, где корчился, испуская дух, шотландец.

— Из Франции? — Первый всадник, англичанин со спутанными волосами и выдубленным ветрами, побуревшим лицом, говорил с таким сильным северным акцентом, что Томасу трудно было его понимать. В голосе его звучало такое удивление, словно он сроду не слышал о подобном месте. — Ты что, был во Франции?

— Был, вместе с королем.

— Ну а теперь ты с нами, — угрожающим тоном произнес второй всадник. — А эту шлюху ты тоже привез из Франции?

— Да, — отрывисто ответил Томас.

— Он лжет, он лжет, — произнес еще один голос, и вперед протиснулся третий верховой.

То был тощий верзила лет тридцати, с физиономией настолько красной и обветренной, что могло показаться, будто он, сбривая щетину, содрал заодно со впалых щек и свою кожу. У него были длинные волосы, связанные на затылке кожаной тесемкой, а его чалая лошадь, испещренная шрамами и тощая, под стать седоку, нервно таращилась на незнакомцев.

— Кого я терпеть не могу, так это проклятых лжецов, — промолвил всадник, уставясь на Томаса, после чего повернулся и бросил злобный взгляд на пленников, на тунике одного из которых красовалось Алое Сердце — знак рыцаря из Лиддесдейла. — Я их ненавижу почти так же, как проклятых Дугласов.

На нем не было кольчуги или хауберка, лишь плотная стеганая куртка, какие носили лучники, если не могли раздобыть ничего получше, но этот малый явно не был простым лучником. На это указывала золотая цепь на шее — знак отличия, приберегаемый для благородных. С луки его седла свисал видавший виды шлем, вмятин на котором было не меньше, чем шрамов на шкуре его коня. На поясе болтался меч в простых черных потертых ножнах, а на левом плече — щит с изображением черного топора на белом фоне. Кроме того, к его поясу был прикреплен свернутый в кольцо кнут.

— Среди шотландцев тоже попадаются лучники, — проворчал он, смерив Томаса недружелюбным взглядом, после чего посмотрел на Элеонору и добавил: — Есть у них и женщины.

— Я англичанин, — настойчиво повторил Томас.

— Мы все англичане, — решительно заявил отец Хобб, забыв, что Элеонора нормандка.

— Любой шотландец объявит себя англичанином, чтобы его не выпотрошили, — язвительно заметил краснолицый.

Два других всадника подались назад, явно опасаясь своего худощавого товарища, который схватился за кожаный кнут, развернул его и с небрежной ловкостью щелкнул им в воздухе, да так, что изогнувшийся змеей кончик просвистел примерно в дюйме от глаз Элеоноры.

8
Перейти на страницу:

Вы читаете книгу


Корнуэлл Бернард - Скиталец Скиталец
Мир литературы