Арлекин - Гамильтон Лорел Кей - Страница 18
- Предыдущая
- 18/104
- Следующая
— Она — твой слуга-человек, — возразил Лизандро. — Ее действия — твои действия. Разве не считают вампиры, что слуга-человек — всего лишь продолжение своего мастера?
Жан-Клод моргнул и прошел дальше в комнату, по дороге взяв меня за руку.
— Приятное самодовольство. Но ты же знаешь, что ma petite — самостоятельная личность.
Его рука ощущалась в моей твердо, реально, и мир вдруг стал надежнее. От одного прикосновения его руки я вдруг будто пришла в себя.
— Не знаю, кто на меня воздействовал, но оно все еще здесь, — сказала я. — Чуть как-то выветрилось, но здесь.
— О чем ты говоришь, ma petite?
— Вот когда ты меня коснулся, я как-то собралась. А до того рассыпалась, оказывается, даже сама того не замечая.
Он притянул меня к себе, почти обнял. Я погладила масляную мягкость его кожаных лацканов.
— И вот так ты все еще собрана? — спросил он.
Я покачала головой.
— Попробуй прикосновение кожи к коже, — предложил Реквием.
Он не встал с кресла у стола. Мы подошли к нему ближе — ненамеренно. По крайней мере с моей стороны.
Я не выпускала руку Жан-Клода, но другую приложила к его голой груди. И момент прикосновения был хорош.
— Еще лучше, — сказала я и погладила гладкие, твердые мышцы груди. Провела пальцами по кресту шрама. Еще лучше.
— Почему ты не сказал нам с Байроном, Жан-Клод? — Реквием поднял на нас глаза, пытаясь сохранить непроницаемое лицо, но не совсем преуспев. Он сидел в вольной позе, откинувшись на спинку кресла, но глаза его выдавали: настороженные и напряженные.
— Ты такое уже видел? — спросила я.
— Однажды. — Голос его был спокойнее глаз.
— Когда? — спросила я.
Он посмотрел на Жан-Клода:
— Пусть крысолюд уйдет.
Жан-Клод кивнул:
— Лизандро, ты пока свободен. Если мы сможем тебе рассказать больше — расскажем.
Лизандро, уходя, глянул на меня — будто потом ему скорее расскажу я, чем остальные. И был прав.
8
Байрон оглядел нас всех. Обычно шутливое его лицо стало полностью серьезным.
— Кто-нибудь, просветите нас, бедных темных крестьян?
— Вы получили дар? — спросил Реквием.
— Oui.
— Какой дар? — спросил Байрон.
— Маску, — ответил Жан-Клод.
Байрон побледнел — он сегодня достаточно напитался, чтобы хватило краски это сделать.
— Нет, блин, нет, не надо, только не это, только не опять…
— Какого она цвета? — спросил Реквием голосом почти исчезающим — как умеют исчезать только старые вампиры.
— Белая, — ответил Жан-Клод.
Байрон от облегчения чуть не рухнул на пол. Натэниел протянул ему руку, Байрон ее взял.
— Рыбоньки мои, у меня ж коленки слабые. Больше не надо меня так пугать. Белая, уф… белая. Это значит, мы не под угрозой.
Натэниел помог ему вернуться на диван, но не остался с ним, а подошел к нам.
— А какого цвета получил ваш мастер в Англии? — спросила я.
— Сперва красную, потом черную, — ответил Реквием.
— А красная что значит?
— Боль, — ответил Жан-Клод. — Обычно это заявление о покарании мастера, чтобы привести его к покорности. Совет очень нелегко прибегает к Арлекину.
Имя упало в тишину, как камень в колодец — напрягаешься, прислушиваясь и ожидая всплеска. Я прижалась щекой к груди Жан-Клода — сердцебиения не было слышно. И дышал он лишь тогда, когда ему нужно было говорить. Я подняла голову, оторвав ухо от груди Жан-Клода. Иногда мне все же не по себе бывало — прикладывать ухо к молчащей груди. Тишину прервал Байрон.
— Красная — это они с тобой играть будут.
— Как сегодня кто-то со мной?
— Да, — ответил Реквием.
— А черная? — спросила я.
— Смерть, — сказал Реквием.
— Но белая — разве это не значит, что за нами только наблюдают? — задал вопрос Натэниел.
— Должна значить, — ответил Реквием.
Когда он начинал отделываться краткими рубленными предложениями, мне становилось страшно. Стихотворные цитаты мне иногда действовали на нервы, а резкие короткие слова означали, что он злится или что ситуация очень опасная. Или и то, и другое.
— Ты говорил, что объяснишь подробнее, когда я приеду в «Запретный плод». Я приехала, объясняй.
— Сейчас Арлекин — это всего лишь фигура шута. А когда-то он был — или они были — mesnee d’Hellequin. Ты знаешь, что такое дикая охота, ma petite?
— Дикая охота — общий миф по всей Европе. Сверхъестественный предводитель ведет отряд дьяволов или мертвецов с призраками гончих и лошадей. Они убивают всех, кто попадается у них на пути, либо же только злых, и тащат в ад. У разных авторов по-разному: включение в состав охоты может быть и наказанием, и наградой. Но считается, что горе тому, кто оказался под открытым небом, когда летит дикая охота.
— Ты меня поражаешь, как всегда, ma petite.
— Ну, эта история так широко распространена, что какая-то основа у нее должна быть, но ее на самом деле не видали уже со времен какого-то из Генрихов Английских. Думаю, что Генриха Второго, но не уверена на сто процентов. Обычно предводителем охоты бывает какой-нибудь местный убитый злодей либо же сам дьявол. Но пока легендой не занялось христианство, во главе охоты перебывало множество скандинавских богов. Чаще всего Один, но бывали и богини вроде Хель, или Холды — хотя охота Холды раздавала не только наказания, но и награды. Другие охоты иногда тоже, но обычно очень плохо было им попасться или даже просто увидеть, как они мчатся мимо.
— Арлекин — один из этих предводителей, — сказал Жан-Клод.
— Для меня это ново, но я после колледжа об охотах не читала. Единственное, думаю, отчего застряло в памяти — очень уж история у всех на слуху, но все легенды резко прекращаются несколько сот лет назад. Почти любая история, у которой есть столько свидетелей, оказывается правдой — по крайней мере насколько мне известно. Так отчего же эта прекратилась? Почему перестала скакать дикая охота, если она существовала?
— Она существует, ma petite.
Я посмотрела на него:
— Ты хочешь сказать, что это были вампиры?
— Я хочу сказать, что легенда существовала и мы ею воспользовались. Арлекин принял образ дикого охотника — потому что это было нечто такое, чего уже боялись.
— Люди и без того боялись вампиров, Жан-Клод. Вам не было нужды для этого притворяться скандинавскими богами.
— Арлекин и его родичи не пытались пугать людей, ma petite. Они пытались пугать вампиров.
— Вы и так друг друга пугаете до дрожи. Милая Мамочка тому доказательство.
— На заре нашей истории Марми Нуар решила, что мы слишком опасны. Что надо нас чем-то держать в узде. И она создала идею Арлекина. Как ты верно заметила, ma petite, очень много было диких охот на лице Европы, кто заметил бы еще одну? Вампиры начинают свою жизнь людьми, и идея дикой охоты — это нечто такое, чего они боялись и так.
— О’кей, так какое отношение эта липовая дикая охота имеет к нам?
— Она не липовая, ma petite. Есть некое сверхъестественное войско, умеющее летать, умеющее наказывать злых и убивать загадочно и быстро.
— Это не первоначальная дикая охота, а потому в моем понимании она липовая.
— Как тебе угодно. Но эта организация, если хочешь, ближе всего к полиции из всех вампирских учреждений. Ее члены берутся из всех главных линий крови. Ни одной линии она не обязана преданностью. Ее призывают, когда совет раскалывается. И сейчас совет раскололся по вопросу о нас. Обо мне.
— Так что же именно делают эти арлекины?
— Их хлеб и вода — маскировка и уловки. Это убийцы и шпионы высшего сорта. Никто не знает их личностей. Никто не мог увидеть их лица — и остаться жить. Если они не замышляют нам вреда, то являются перед нами в маске. Маски вроде венецианских, где богатые и сильные носили маски и шляпы, чтобы выглядеть одинаково, чтобы их нельзя было отличить друг от друга. Если они являются нам в этой личине, значит, они явились только наблюдать. Если же они в масках по именам, то дело может обернуться двояко. Может быть, они будут всего лишь наблюдать — а могут и убить нас. Они надевают маски своего тезки и чтобы скрыть лица, и чтобы дать нам знать: если мы не будем помогать им, они станут смертоносными. Быть может.
- Предыдущая
- 18/104
- Следующая
