Донгар – великий шаман - Кащеев Кирилл - Страница 15

• Предыдущая
• 15/54
• Следующая

– Храмовая стража, – испуганно прошептала у него над головой мать. – Зачем они тут?

– Во-во. Зачем они тут вместо того, чтобы за рекой отморозков гонять? – пробормотал Орунг.

Полуобернувшийся Пукы метнул на него бешеный взгляд:

– Тихо ты! Жрица говорит!

– Ну, так. – Жрица обвела испуганно сгрудившуюся толпу пронизывающим взглядом блекло-голубых, неестественно круглых глаз. – Если ваш шаман хоть немного выполнял свои обязанности, все вы должны знать, что в давние-предавние времена, когда на Небесах светило не одно, а три солнца, испепеляя все живое своим Жаром, по средней Сивир-земле бродили древние великаны-богатыри эрыг отыры. Храма тогда не было, так что мира они не знали и непрерывно сражались между собой, пожирая тела своих врагов. Потому большая часть их исчезла с лица Сивира. Уцелевшие же вмерзли в лед, когда великий герой Хадау сбил лишние солнца своими могучими стрелами, оставив лишь одно, отчего на Сивир пришел живительный холод.

– Иногда его могло быть и поменьше, – зябко кутаясь в меха, пробормотал старый шаман, с завистью поглядывая на полураздетую жрицу. По ее морщинистому лицу стекали редкие капельки пота, которые жрица небрежно стряхивала ладонью. – Хант-маны знают историю, достославная, – возвысив голос, сказал он. – Краткий курс истории Храма – это у нас главное при обучении молодых охотников. Ну еще ОБЖ, – признался шаман. – Как ловушки правильно ставить, как от медведя удирать, если что, как людоеда-мэнква от зимовки отвадить…

– Ладно, ладно, – жрица отмахнулась. – Верю. Ну вот, а теперь эти самые уцелевшие эрыг отыры, или, как вы их называете, отморозки, соответственно, отмораживаются, – резким рубящим тоном, далеким от интонаций сказительницы, еще недавно звучащих в ее голосе, отчеканила жрица. – С ними еще всякая гадость прет вроде мамонтов… вы их Вэс называете. И так повсюду. Жрица-наместница Югры отправила послание в главный Храм Снежной Королеве и ее Советнику. Но сами знаете, люди, королевский двор далеко, их дело заботиться обо всей Сивир-земле. Пока что надо справляться самим. Объединиться, сплотиться и так далее. – Жрица сделала небрежный жест. – Как видите, я прибыла к вам с отрядом храмовой стражи…

– Они будут драться с отморозками! – восторженно прошептал Пукы. Он обернулся к брату и матери, сверкнув улыбкой, радостной, как первый лучик нового Рассвета после Долгой ночи. – Я! – Пукы подпрыгнул и замахал руками, чтобы жрица заметила его за широкими спинами стоящих впереди охотников. – Я покажу, где мы с братом видели отморозков!

Жрица скользнула взглядом по скачущему оборванному мальчишке. Ее фиолетовые губы исказила едва заметная презрительная гримаса. Она выдернула из-за края набедренной повязки свиток:

– Советом жриц при наместнице решено весь наш район, всю Югрскую землю, объявить зоной бедствия. Разработан план мероприятий по преодолению чрезвычайной ситуации. – Она снова посмотрела вниз в мгновенно словно промерзшие лица хант-манов и усмехнулась снова. – Ну да, столько сложных слов… Короче, чукчи!.. – сворачивая свиток обратно, отрубила она.

– Мы хант-маны, великая, – пробормотал шаман.

– Неважно! В стране беда, ясно? Поэтому решением Совета все ваши продовольственные запасы передаются представительницам наместницы – то есть мне – и будут вывезены в центральный Храм Югрской земли в Хант-Манске!

– Вас и правда всех пороть будут – пока не скажем? – прерывистым шепотом спросила Тан. – Прямо по голому? – Она с ужасом покосилась на насмешливо оглядывающих ее пухленькую фигурку стражников. – При всех?

– При всех – это когда одного порют, – рассудительно ответил Орунг, отшагивая так, чтобы прикрыть Тан от взглядов. – Вот как меня перед нынешним Закатом, когда шаману в араку болотной воды подлили…

– Ты и подлил! Легко тебе говорить, – шмыгнула носом Тан и опустила голову – вплетенные в ее косы медные птички слабо вздрагивали, будто хотели улететь. – Вы, мальчишки, привычные. А я девочка! Меня еще никогда не наказывали!

– Не бойся, маленькая, – мать Орунга и Пукы обняла девочку. – Сейчас поспать всем надо, отдохнуть… А там, глядишь, до вас и не дойдет. Взрослых ведь сперва. Ора и шамана первыми.

– А им вообще полезно, – мстительно улыбнулся Орунг. – Потерпим, если не хотим Долгой ночью с голоду околеть!

Тан прерывисто вздохнула, вытерла кулачком слезы, кивнула на прощанье и, лавируя между расположившимися на развалинах поселка людьми, побежала к дому своих родителей. К тому, что от него осталось.

– Порка-то ладно, – устало вздохнула мать, глядя вслед девочке. – А вот что мы есть будем? Дети уже сейчас просят, – она с тревогой перевела взгляд с одного сына на другого.

– На это у них и расчет, – сквозь зубы процедил Орунг, чувствуя, как его трясет от ярости. – Маленькие от голода плакать начнут, у родителей сердце не выдержит – и побегут за едой, а эти-то … – он злобно кивнул на кольцо Огней вокруг развалин пауля. Там мелькали тени, слышался мужской смех, вжиканье меча по точильному камню. Одурительно пахло едой – стражники варили мясо. – …И проследят, где у нас амбар с припасами! Только много ли тех детей потом до конца Долгой ночи доживет? – Орунг вскочил, уронив с плеч обгорелую оленью шкуру. – А если ты, мать, про нас – так мы с Пукы уже не совсем дети. Хотя еще и не совсем охотники, – нехотя признал он. – Ты-то чего молчишь, а? – накинулся он на сидящего рядом Пукы.

– Ничего, – не поднимая головы, ответил Пукы. Спутанные волосы, как всегда, падали на его лицо, не позволяя разглядеть выражение глаз. – Не видишь – занят я! Мужские вещи от женских отделяю! Нельзя им вместе лежать – йим! Запрет!

– У нас женских вещей осталось – мамины рукавицы, а мужских – наши с тобой торбоза! – Орунг сунул брату под нос снятую для просушки пару торбозов. Пукы невольно сморщил нос. – Ты их Торум знает сколько раз туда-сюда перекладываешь! Ты мне скажи, что сам думаешь? – на всякий случай Орунг понизил голос.

– Много вы на сходке спрашивали, что я думаю! – прошипел в ответ Пукы.

– Младших-то вообще не спрашивают, – резонно возразил Орунг.

Пукы невольно кивнул – верно. Поэтому он стоял и молчал, когда их шаман вдруг начал говорить, что все припасы в поселковых сумьяхах – амбарах, что возле домов, – остались под развалинами и теперь их не достать. А и достать – так ведь подмокшие, горелые, достославные жрицы до гадости такой не снизойдут. Что оленей, как всегда, отогнали в тундру, а там их отморозки пожрут. И охотиться уж поздно – ушел зверь. Вот и выходит – где уж хант-манам отдавать, впору самим помощи просить. У Храма… Или к родичам на поклон всем паулем идти, в вечные работники наниматься. Или вовсе в ледяной город податься – а что же, еды нет, жить негде. Как думает достославная жрица – примут бедных хант-манов в городе или погонят от ледяных стен? И это говорил их шаман! Тот самый шаман, настоящий Белый, что учил Пукы превыше всего почитать Голубой огонь и его Храм, да род свой, да предков, да обычаи… И теперь врал жрице Храма, а род молчал – да еще и кивали все как один одобрительно. И Пукы молчал. Не годится младшему поперек старших говорить.

Но больше всего Пукы потрясло лицо жрицы. Она смотрела на толпящихся у ее ног людей сверху вниз, и в ее ледяных, по-тигриному круглых глазах отражалось бесконечное, терпеливое презрение. Будто ничего иного она и не ожидала.

Она даже так и сказала: «Чего еще ждать от жадных дикарей? Пусть другие погибают – лишь бы свое брюхо набить». Это презрение полосовало Пукы как раскаленным ножом, так что он готов был уже выскочить из толпы и… И не выскочил! Не годится младшему, не охотнику еще, да в собрании…

– Не след бы ору нашему ее… – мать кивнула на Огни стражницкого обоза, явно имея в виду жрицу, – Советником стращать!

Пукы тихо застонал сквозь зубы – не след? Когда их толстяк-ор вдруг налился алой краской, как снег у оленьей туши, и пошел вопить, брызгая слюной чуть не в самое лицо жрицы, Пукы хотелось сквозь землю провалиться да замерзнуть там вместе с Вэсом и эрыг отырами, лишь бы стыда такого не видеть! А уж что нес-то ор, что нес: он, дескать, до самого Советника дойдет, тот, дескать, и этой жрице покажет, и остальным всем, и самой Ее Снежности… Хорошо, охотники сзади навалились, рот заткнули.

• Предыдущая
• 15/54
• Следующая