Татуированная кожа - Корецкий Данил Аркадьевич - Страница 28
- Предыдущая
- 28/85
- Следующая
Солдаты едят так, что за ушами трещит. Все хорошее кончается очень быстро, и вскоре о проглоченном лакомстве напоминают только жирные пальцы.
– Эще хатитэ? – улыбается Ахмед. Улыбка выходит зловещей. И вообще в исходящей от мангала жаре человек не может существовать. Красноватые блики углей напоминают о преисподней, а сам он кажется дьяволом.
– Денег нет, – разводит руками Вольф. На месячное жалованье рядового можно купить ровно четыре шаурмы. А ведь еще паста, мыло, нитки, конверты... Родители иногда вкладывают в письма по рублю, но деньги не всегда доходят, да лишний рубль и не решает дела.
– Нэ нада дэнег. Угасчаю. Бэсплатна! Ахмед улыбается еще шире.
– Это как? – хмуро спрашивает Серж. Он не верит в доброе отношение чужих людей.
– Патрон принэсеш, и всо. Простой, нэ сэкретный. Очэн легкое дэло. Одын патрон – одын шаурма. Сколке прынэсеш – всэ возму. И дэньгами заплачу тожэ...
Разведчики отшатываются от окошка, Серж быстро оглядывается на сидящих неподалеку строителей.
– Ты что, очумел?! – Вольф крутит пальцем у виска. – Я пока еще туда не хочу!
Он показывает на юго-запад. Там, в трех километрах от Рохи Сафед, находится колония строгого режима. Иногда солдаты конвойной охраны встречаются в поселке со спецназовцами, почти всегда вспыхивают драки.
Ахмед от души смеется.
– Да я пошутыл! Правэрить вас хатэл. Маладцы! Еште, еште, угосчаю!
Он действительно протягивает им по свернутой лепешке, из которой торчат кусочки сочного светло-розового мяса. Уплетая за обе щеки дармовое угощение, ребята направляются к БТРу.
– Что-то тут не так, – вслух рассуждает Вольф. – На всех постах в бригаде у часовых обычные «акаэмы». У патрулей тоже. Откуда же он знает, что есть еще секретные патроны?
– Они тут все знают. Ты думаешь, он действительно шутил? Посмотри на Шмеля – когда мы выезжали из части, у него не было ни копейки...
Серж усмехается и отправляет в рот последний кусок шаурмы.
От полупустых торговых рядов вразвалку шагает Шмелев, размахивая наполненным пластиковым пакетом. В левой руке он держит папиросу и довольно улыбается. За ним идет худенькая босая девочка лет двенадцати в ветхом ситцевом платьице. Она по очереди грызет яблоко и местное лакомство – склеенный медом цилиндрик из воздушной кукурузы.
– Всем по местам! – строго кричит сержант. Серж с Вольфом запрыгивают на броню, Сидорук вяло вылезает из куцей тени бронетранспортера и, кряхтя, протискивается в люк к месту водителя – он второй день мается животом и потерял интерес ко всему окружающему.
– Видишь, Леночка, – меня все слушаются! Залазь, мы тебя домой отвезем!
По дороге к рембазе Шмелев весело напевает. Девочка доела сладости и сидит молча, безразлично глядя перед собой. Пальцы с обгрызенными ногтями крепко вцепились в стальную скобу. По обе стороны узкой дороги расстилаются хлопковые поля.
– А что, Леночка, мама все пьет? – участливо спрашивает сержант.
– Пьет, – девочка кивает.
– И все деньги пропивает?
– Пропивает, – эхом повторяет она.
– А отец с заработков не приехал?
– Какие там заработки! Вранье это все. Он пьянь и никогда не зарабатывал. А теперь вообще убежал, нас с мамой бросил, – «взрослым» тоном говорит девочка и плотно сжимает губы.
– Это ничего, – Шмелев гладит ее по нечесаной голове. – Мы командира попросим, станешь дочерью полка. Кормиться в нашей столовой будешь, платье тебе купим...
Вольф не верил своим глазам. Он никогда не ожидал от глумливого сержанта такой заботливости.
– Платье у меня есть. Мне больше туфли нужны. И портфель. Только это тоже вранье.
– Ты что! – обиделся Шмелев. – Я же тебя накормил! Свои деньги потратил, не пожалел. А ты мне не веришь. Нехорошо. Пойдем вниз.
– А масло есть? – отпустив скобу, девочка послушно поползла к проему люка. Вольф обратил внимание на ее черные потрескавшиеся пятки.
– Чего нет, того нет.
– Тогда опять не влезет.
– Ничего, слюнями смажешь, как в тот раз...
– Нет, так мне больно...
Шмелев с Леночкой скрылись в чреве БТРа.
– ...Наземная РЛС[12] при отсутствии осадков обнаруживает боевую машину десанта на расстоянии десять километров, при моросящем дожде – на восьми, при ливне – только на одном...
– ...Дымовая шашка создает облако длиной до двухсот и шириной до сорока метров, дымовая машина за 5 – 7 минут ставит непросматриваемую завесу длиной не менее километра...
– ...Разведывательными признаками ракетных частей и соединений являются: сигарообразная форма ракеты, наличие пусковых установок, стартового и вспомогательного оборудования, усиленная охрана...
– ...И, оседлав спину противника, резко скрутить ему голову встречным движением рук. Левая толкает затылок от себя, правая тянет подбородок на себя и вверх... В вертикальном положении это делать сложнее, для облегчения задачи следует приподнять голову, растягивая шею и ослабляя соединение шейных позвонков...
– ...Сигаретный дым можно почувствовать за сто метров, запах пищи и пота – со ста двадцати, одеколон – со ста пятидесяти...
– ...«Потрошением» называется проводимый в полевых условиях допрос высокой степени интенсивности, позволяющий в кратчайший срок получить стопроцентно достоверную информацию...
– ...Разведывательные признаки ядерной ствольной артиллерии...
Премудрости спецназа конспектируются в толстых тетрадях с пронумерованными страницами, прошитых и опечатанных. Секретчики выдают их перед занятиями, а потом уносят обратно в спецбиблиотеку. Но специфические знания остаются в стриженых головах молодых людей. Считается, что они не могут вызывать возражений.
– Полная скрытность – залог выполнения задания. Поэтому, если в поиске группу обнаружат, свидетели подлежат безусловной и немедленной ликвидации...
Специальную разведподготовку ведет лично майор Шаров. Форма на нем тщательно отглажена, в треугольном вырезе на груди проглядывает свежая тельняшка. Майор недавно вернулся из страны «А» [13], и чувствуется, что ему приходилось делать все, о чем он сейчас говорит. Вольф поднимает руку.
– А если это не солдаты противника, а мирные жители? Да еще старик, или женщина, или ребенок?
Майор Шаров смотрит на него, как на идиота.
– Ваша цель – шахта МБР. Если операция сорвется, ракета уничтожит крупный город – несколько миллионов жителей, заводы, электростанции, воинские части. Поэтому свидетели подлежат безусловному и немедленному уничтожению. Такие категории, как старик или ребенок, в специальных операциях не используются. Вам ясно?
– Никак нет!
Теперь Шаров смотрит внимательно, будто целится.
– Что неясного?
– Кто сможет такое сделать?
Майор усмехается.
– Сейчас посмотрим. Кто готов выполнить эту работу – поднять руку! Раз, два, три...
Руки подняли все, кроме Лисенкова и Вольфа.
Шаров усмехается еще раз.
– Вот так! Причем делать это надо быстро, пока свидетель не опомнился и не стал молить о пощаде. Так будет лучше – и для него, и для вас. Ясно, рядовой Вольф?
– Ясно...
Убежденности в голосе нет, это формальный ответ, чтобы отстали.
– Хорошо. И имейте в виду – специальные операции не проводятся в белых перчатках! Когда дойдем до темы «Потрошение», вы в этом убедитесь.
Помолчав, Шаров задумчиво добавляет:
– Впрочем, думать, что вы можете это, – одно, а реально сделать – совсем другое... Поэтому меня поднятые руки не очень-то убеждают. И те, кто их поднял, – имейте в виду мои слова... Перекур!
Когда-то давно Вольф завидовал Еремину, которого научили полезным для мужчины боевым премудростям: прыгать с парашютом, стрелять на ходу с бронетранспортера, убивать голыми руками... Так казалось: взяли и научили.
Но когда инструктор по специальному курсу рукопашного боя лейтенант Пригоров дал ему в руки обычный штык-нож и поставил в восьми метрах от деревянного человеческого силуэта, стало ясно: никто никого не учит, да и не может научить. Показать – да! Лейтенант метал штык и рукояткой вперед, и вперед клинком – в девяти случаях из десяти оружие втыкалось в цель. Никаких секретов в этом деле не было – как сказал сам Пригоров, надо бросить три тысячи раз, и все получится. А если бросить пять тысяч раз – научишься попадать в любую точку мишени, на выбор. А уж если десять тысяч – станешь мастером.
12
РЛС – радиолокационная станция.
13
В первые годы афганской войны, когда все с ней связанное окутывала завеса секретности, так называли в армии театр военных действий.
- Предыдущая
- 28/85
- Следующая