Зомби - Баркер Клайв - Страница 29

Леверетт поспешно выудил записную книжку, а сам вернулся к рукописи.

Дана с трепетом пролистал блокнот:

— Эти штуковины совершенно удивительные, в рукописи упоминается о чем-то подобном, чудеса, да и только. Сможете ли вы их все поместить в издание?

— Не будет ли это слишком?

— Вовсе нет! Ваши эскизы просто созданы для этого издания, к тому же они совершенно уникальны. Пусть все наброски войдут в книгу. Я собираюсь назвать ее «Сущие в Земле». Издательство найдено, и мы начнем, как только будут готовы иллюстрации. Уверен, вы всецело посвятите себя работе.

Он парил в невесомости космоса. Что-то проносилось мимо. Сначала он подумал, что это пролетают звезды. Непонятное нечто приблизилось.

Палки. Решетчатые конструкции всевозможных конфигураций. Проплывая между ними, Леверетт заметил, что сработаны они вовсе не из палок, то есть не из дерева. Решетки-конструкции состояли из некоей бледной и мертвой субстанции, напоминавшей дорожки студеного звездного света. Они напоминали витиеватый трехмерный шрифт какого-то внеземного алфавита.

Затем он оказался в туннеле — узком каменном коридоре, по которому ему предстояло проползти на брюхе. Склизкие мшистые камни словно наваливались на его извивающееся тело, пробуждая к жизни назойливый шепот порожденного клаустрофобией ужаса.

Он все полз и полз по каменным ходам. Острые выступы грозили лишить его глаз. Наконец он оказался в подземном зале. Потолок и стены подземелья были сложены из громадных гранитных плит шириной дюжину футов, а между плит землю пронзали другие ходы. В центре зала наподобие алтаря возвышалась огромная плита из гнейса. Между каменных столбов, поддерживавших стол, смутно мерцали струи бьющего ключа. По внешнему краю плиты бежал желобок, окрашенный тошнотворной жидкостью, собиравшейся в каменном сосуде под сливным отверстием.

Из ведущих в зал темных ходов появились иные — неясные согбенные фигуры, смутно напоминавшие человеческие. Из тьмы к нему шагнул некто в лохмотьях плаща, простер клешню-руку, намереваясь схватить его за запястье и подтащить к жертвеннику. Он сам послушно последовал за проводником.

Они подошли к алтарю, и в мерцании высеченных в гнейсовой плите решетчатых знаков ему удалось разглядеть лицо провожатого: разлагающееся лицо мертвеца, подгнившая лобная кость разбита и вдавлена внутрь, зияющая рана сочится…

Леверетт пробудился от собственного крика…

«Нельзя так много работать», — сам себя предостерег художник и, спотыкаясь в темноте, оделся, ибо был настолько потрясен, что заснуть снова все равно не смог бы. Кошмары преследовали его еженощно. Неудивительно, что он совершенно измучен.

Но в мастерской ждала работа. Уже почти пятьдесят рисунков закончены, а в планах намечена очередная серия. Неудивительно, что каждую ночь его мучат кошмары.

Леверетт был вымотан до предела, но Дана Аллард с восторгом принимал сделанные иллюстрации. Не считая сложностей с типографским набором и доставкой специальной бумаги, на которой настаивал Дана, книга была почти готова и ожидала лишь окончания работы с иллюстрациями.

Хотя кости ломило от усталости, Леверетт решительно побрел в ночную тьму. Определенно кое-что из кошмара стоит запечатлеть на бумаге.

Последние рисунки отбыли к Дане Алларду в Питершем, и Леверетт, похудевший на пятнадцать фунтов и до крайности утомленный, обменял часть чека за работу на ящик хорошего виски. Как только с рисунков были отсняты слайды, Дана запустил печатные машины. Невзирая на тщательно разработанный план, машины остановились. Один принтер полностью вышел из строя по непонятным причинам, с новым постоянно случались мелкие поломки. С каждой новой задержкой Дана ярился пуще прежнего. Но тем не менее печатание книги продвигалось. Леверетт написал Дане, что книга проклята, но тот возразил: через неделю все будет готово.

Леверетт развлекался тем, что мастерил конструкции из палок и пытался отоспаться. Вместо ожидаемого экземпляра издания он получил письмо от Стефроя:

Кустистые брови. Леверетта полезли на лоб. Аллард намекал на некий темный культ, в котором фигурировали конструкции из палок. Но он писал более тридцати лет назад, и Леверетт решил, что автор взял за прототип что-то похожее на дом у ручья Манн. Информация Стефроя относилась к данному моменту.

Он даже понадеялся на то, что Стефрой обнаружит лишь глупый розыгрыш.

Кошмары все так же преследовали его — стали обычны и знакомы.

Его путь лежит через лес по направлению к холмам, до которых рукой подать. В сторону отодвинута большая гранитная плита, на ее месте зияет дыра. Недолго думая, он ступает туда и спускается по знакомым скругленным ступеням. Подземный каменный зал и каменные же ходы, уходящие в глубь земли. Он знает, в который из них надо заползать.

И вот опять перед ним подземный зал, посреди него жертвенный алтарь, а под ним темно мерцают воды источника, собираются туманные фигуры. Они толпятся у жертвенника, он идет к ним и видит привязанного к алтарю отчаянно извивающегося человека.

Это седовласый мужчина крепкого телосложения, с виду здоровый, только перепачканный. По искаженному лицу жертвы словно пробегает гримаса узнавания. Знаком ли ему этот человек? Но вот мертвец с пробитым черепом уже нашептывает в ухо, все силы уходят на то, чтобы не думать о том, что сочится из пролома во лбу, и вместо размышлений он берет из костлявой руки бронзовый кинжал, высоко заносит орудие и делает с ножом то, что велит ему шепот истлевшего жреца, — ведь на сей раз ему никак не удается закричать и проснуться…

Какое-то время он еще видел во сне ужасающие безумства. Когда все же пробудился, то был весь мокрым и липким вовсе не от пота. Увы, не было кошмаром и то, что в кулаке он сжимал наполовину сожранное сердце.

Леверетту хватило благоразумия избавиться от изодранного куска плоти. Все утро он мылся под душем, неистово оттирая кожу. Жаль, что его уже не тошнило.

По радио передавали новости. Раздавленное тело известного археолога, доктора Александра Стефроя, обнаружили под упавшей гранитной плитой поблизости от Уателя. Полиция предполагает, что гигантская плита сдвинулась при раскопках, производимых ученым в ее основании. Опознать тело смогли только по личным вещам покойного.