Зомби - Баркер Клайв - Страница 25

Небольшую каменную пирамиду возле реки венчала конструкция из палок. Колин Леверетт с недоумением рассматривал сооружение: полудюжины ветвей равной длины, крест-накрест связанных проволокой. Странное творение наводило на малоприятную мысль о необычном распятии, и Колин задавался вопросом: что же находится под грудой камней?

Шла весна 1942 года. День выдался отличный, казалось, что война где-то далеко-далеко или же ее вовсе нет, хотя на столе лежала призывная повестка. Всего через несколько дней Леверетту предстояло запереть свою мастерскую — интересно, удастся ли вновь вернуться сюда и вновь взять в руки карандаши, кисти и резец? Сегодня он прощался с лесами и речушками сельской части штата Нью-Йорк. Вряд ли в оккупированной Гитлером Европе ему удастся порыбачить и побродить, любуясь мирными деревенскими пейзажами. Поэтому самое время закинуть удочку в изобилующий форелью ручей, мимо которого он как-то проходил, исследуя проселочные дороги долины Отселик.

Ручей Манн — именно так он был обозначен на старой геологоразведочной карте — протекал к юго-востоку от городка Дерайтер. Безлюдная грунтовая дорога взбиралась на видавший виды каменный мост, построенный задолго до изобретения первых самодвижущихся экипажей, и для «форда» Леверетта он был явно узковат. Поэтому молодой человек припарковал машину, привязал к поясу железную сковороду и флягу, взял удочку и прочие рыболовные снасти и тронулся в путь пешком. Несколько миль он шел вниз по течению ручья. К полудню не мешало бы перекусить форелью и, возможно, лапками лягушки-быка, если повезет.

Ручей был неглубокий, с кристально чистой водой, но рыбачить в нем было непросто: по берегам плотной стеной разросся кустарник, свешивающий ветви к самой воде, а на открытых участках спрятаться было негде. Но все же форель с жадностью набрасывалась на приманку, и Леверетт пребывал в отличнейшем расположении духа.

Сразу за мостом по берегам ручья тянулись пастбища, но через полмили вниз по течению земли уже не использовались человеком и густо заросли молодой порослью вечнозеленых растений и диких яблонь. Еще через милю кустарник уступил место непроходимой чаще.

Вскоре Леверетт и наткнулся на остатки стародавней железной дороги. Не остатки рельсов или шпал, а именно сама насыпь, на которой успели вырасти громадные деревья. Заброшенная железная дорога, уходящая вглубь леса, показалась ему немного жутковатой.

Он представил себе допотопный угольный паровоз с конусообразной трубой, чадящий черным дымом и тянущий два-три деревянных вагона. Должно быть, здесь проходило ответвление железной дороги «Освего Мидленд», неожиданно закрытой в семидесятых годах XIX столетия. Леверетт обладал замечательной способностью запоминать все в мельчайших подробностях и поэтому дедушкин рассказ о свадебном путешествии как раз по этой железной дороге из Отселика в Дерайтер в 1871 году помнил тоже. Двигатель паровоза работал на износ, поезд столь тяжело и медленно взбирался на холм Крам, что дед даже сошел с поезда и пошел рядом с составом. Возможно, причиной отказа от данной ветки и послужил этот чересчур крутой подъем.

Когда Леверетт наткнулся на доску, прибитую к воткнутым в груду камней палкам, то решил, что надпись на ней могла бы гласить «Посторонним вход воспрещен». Любопытно, что видавшая виды доска совершенно выцвела, зато гвозди казались совсем новыми. Он едва ли обратил бы внимание на эту странность, если бы вскоре не наткнулся еще на одну такую же «вывеску». И еще одну.

Теперь он задумчиво поскреб щетину на подбородке. Что это? Шутка? Детская игра? Нет, это явно дело не детских рук. Художник оценил весьма искусную работу: сочетание углов и длины, намеренную сложность соединения. Причем впечатление от этих сооружений из палок оставалось определенно негативным.

Леверетт напомнил себе, что собирался порыбачить, и, повторяя эти слова, двинулся вниз по течению. Но, блуждая по зарослям, он внезапно застыл в изумлении.

Глазам его открылась поляна, на которой снова обнаружились хитросплетения из палок, а еще некая фигура из выложенных на земле плоских камней. Камни, вероятно позаимствованные у какого-нибудь сложенного из тесаных глыб кульверта, образовывали площадку двенадцать на пятнадцать футов, которая на первый взгляд напоминала план дома. Заинтригованный Леверетт быстро понял, что это не так. Если это и был какой-то план, то план какого-то лабиринта.

Причудливые сооружения были здесь повсюду: в невообразимом множестве сколоченные между собой ветки и доски. Некоторые состояли лишь из пары палок, соединенных под углом или же параллельно. Другие были кропотливо сработаны из множества веток и досок. Одно сооружение даже напоминало шалаш. Иногда штуковины были воткнуты в груды камней, порой вкопаны в железнодорожную насыпь или прибиты к дереву.

Это должно было бы выглядеть смешным, но нет. Напротив, выглядело очень зловеще — все эти совершенно необъяснимые, скрупулезно выполненные хитросплетения палок среди девственной природы, где лишь поросшая деревьями насыпь напоминала о давнем присутствии человека. Леверетт совсем забыл и о форели, и о лягушачьих лапках и принялся рыться в карманах в поисках блокнота и огрызка карандаша. Он деловито взялся за наброски самых замысловатых сооружений. Вдруг кто-нибудь сумеет разобраться во всем этом, вдруг эти безумные и запутанные узоры пригодятся ему самому в работе.

Леверетт был примерно в двух милях от моста, когда набрел на развалины дома. Это оказался вросший в землю сельский дом в форме короба, с мансардной двускатной крышей. Окна без стекол зияли черными дырами, обе трубы были готовы вот-вот обвалиться. Через провалы в крыше виднелись стропила, местами отвалилась прогнившая обшивка стен, обнажив тесаные бревна. Фундамент показался Леверетту несоразмерно мощным. Судя по размерам каменных блоков, ему было уготовано стоять вечно.

Хотя подлесок и буйно разросшаяся сирень почти поглотили дом, Леверетт все же смог различить остатки газона с огромными раскидистыми деревьями. Дальше виднелись искривленные чахлые яблони и заросший сад, где все еще попадались одичавшие цветы, изогнутые и потускневшие без заботы человека. Палки были повсюду: таинственные сооружения стояли на лужайке, висели на деревьях и даже на самом доме. Их было так много, что Леверетту пришло в голову сравнить их с безобразной паутиной, опутавшей весь дом заодно с поляной. Осторожно приближаясь к заброшенному строению, художник делал в блокноте наброски.

Он не знал, что ждет его внутри. Откровенно зловеще выглядел этот дом, затерявшийся во мрачном запустении, где единственным признаком присутствия человека за последний век были рукотворные безумные конструкции из дерева. Кто-то здесь повернул бы назад. Но Леверетт, в творчестве которого просматривалось очевидное тяготение к жути, наоборот, был заинтригован. Он быстро сделал набросок дома с прилегающим парком, загадочными деревянными узорами, разросшимся кустарником и выродившимися цветами. Жаль, что перенос этого жуткого сверхъестественного места на холст придется отложить на неопределенно долгое время.

Дверь была сорвана с петель, и Леверетт осторожно вошел внутрь, надеясь на то, что старый пол не провалится под его весом. В пустые окна заглядывало полуденное солнце, расцвечивая подгнившие половицы пятнами света. В солнечных лучах плясали пылинки. Дом оказался пуст: мебели в нем не было, на полу лишь каменная крошка и листья, скопившиеся за многие годы.

Кто-то здесь был, причем недавно. И этот кто-то испещрил буквально все покрытые бурыми пятнами стены изображениями таинственных решетчатых конструкций. Жирными черными линиями рисунки нанесли прямо на полусгнившие обои и облупленную штукатурку. Особо сложные чертежи занимали всю стену и напоминали безумную стенную роспись. Некоторые были совсем маленькие, всего из нескольких пересеченных линий, и напоминали Леверетту клинопись.

Карандаш его без устали летал по страницам записной книжки. Похоже было, что это штаб-квартира того сумасброда или же идиота, создававшего конструкции из палок. Гравировка древесным углем по мягкой штукатурке казалась выполненной недавно, может быть, несколько дней назад.