Последние ритуалы - Сигурдардоттир Ирса - Страница 55

— Здравствуй, солнышко, а где Гильфи? — Тора протиснулась мимо дочки, высматривая сына.

— Он ушел. У меня для тебя записка, — сказала девочка, с важным видом вытаскивая из кармана сложенный клочок бумаги.

Тора выхватила ее и развернула.

— Когда он ушел? И куда?

— Только что. Час назад… — Соулей пока еще не разобралась в сложностях часов и минут, поэтому время оставалось для нее загадкой. У нее Гильфи мог уйти как несколько секунд назад, так и две недели назад. — Куда он ушел, написано вот тут… — Она ткнула пальчиком в записку, беспокоясь, чтобы ее не перепутали с другими бумажками.

— Пойдем-ка со мной. — Тора увидела, что адрес тоже в Сельтьяднарнесе, так что, слава, Богу, это близко. — Сейчас поедем на машине с хорошим дядей.

Она набросила на плечи Соулей одну из курток Гильфи, впихнула ее в какие-то ботинки и подтолкнула к выходу. Распахнув заднюю дверь джипа, Тора помогла дочери забраться в салон, прыгнула на сиденье и сказала Маттиасу ехать.

— Маттиас, это моя дочка, Соулей. Она говорит только по-исландски. Соулей, это Маттиас, он не говорит по-исландски, но я уверена, что вы подружитесь.

Маттиас обернулся и приветствовал девочку улыбкой.

— Хорошенькая, как и ее мама, — сказал он, поворачивая, куда показывала Тора. — И тот же вкус в одежде.

— Сюда — и сразу направо. Мне нужен номер сорок пять, — нервно сказала Тора.

Скоро показался нужный дом. Узнать его было нетрудно, потому что рядом туда-сюда ходил Гильфи.

— Вот, вот, — выдохнула Тора, показывая на сына.

Маттиас чуть прибавил скорость и потом остановился у тротуара рядом с домом — подъездная дорожка была забита машинами. Тора узнала автомобиль Ханнеса. Она распахнула дверцу джипа, не дожидаясь, пока Маттиас заглушит двигатель.

— Соулей, побудь с хорошим дядей Маттиасом.

Тора бежала к дому и окликнула Гильфи, который только что позвонил в дверь и теперь, ссутулившись, стоял перед ней.

— Привет, — произнес он мрачно.

— Я опоздала, — выпалила Тора и положила руку на плечо сына. — Дорогой мой, что случилось? Кто тут живет?

Гильфи посмотрел на нее в совершеннейшем отчаянии.

— Сигга беременна. Ей всего пятнадцать. А я отец. Здесь живут ее родители.

Едва он это сказал, как дверь распахнулась.

Тора застыла с открытым ртом. Почему-то ее взгляд приклеился к плейеру на шее сына. Наверное, потому, что именно на него она смотрела в тот момент, когда с окружающим миром случился коллапс. Если бы мужчина средних лет, открывший дверь, не был так взбешен, то наверняка посмеялся бы над идиотским выражением ее лица.

— Здравствуйте, — сказал он ей, а потом взглянул на Гильфи, презрительно сузил глаза и произнес: — Ты тоже.

Тора не заблуждалась насчет приветствия — оно не было похоже на «милости просим». Скорее на «пошел вон, ты, растлитель юных невинных дочерей честных граждан».

Однако вежливость победила в борьбе с характером, и Тора, сжав зубы, улыбнулась.

— Здравствуйте. Меня зовут Тора. Я мама Гильфи.

Мужчина хмыкнул и пригласил их войти. Стоя в дверях, он грозно следил, как они снимают обувь. Под его неусыпным взглядом у Торы сложилось впечатление, будто этот человек предполагает, что Гильфи не остановится на дочери, а заодно изнасилует и ее мать — для ровного счета.

— Спасибо, — сказала Тора никому конкретно и прошла мимо него, приобняв сына за плечи — на тот случай если мужчина попытается прокусить Гильфи сонную артерию.

Они прошли прямо в большую комнату открытой планировки, где уже сидели трое: Ханнес (Тора узнала его загривок), женщина примерно ее лет, поднявшаяся при появлении гостей, и девушка в кресле, склонившая голову в позе полнейшей обреченности.

— Вот что ты натворил! — взвизгнула женщина.

«Боже милостивый, сделай так, чтобы еще не рожденное дитя унаследовало мое глубокое контральто», — взмолилась про себя Тора. Несколько секунд она пыталась выдавить улыбку. Ее руки по-прежнему лежали на плечах сына.

— Ханнес… — Тора выжидающе посмотрела на бывшего мужа, пытаясь дать ему понять, что сейчас надо выполнить отцовские обязанности: пригласить ее сесть рядом и быть с ней заодно. Вместо того чтобы просигнализировать, мол, сообщение принято, он ответил ей свирепым взглядом.

— Здравствуй, Сигга, — с дружелюбием и сочувствием обратилась она к девушке. Та подняла на Тору опухшие, полные слез глаза.

Гильфи вывернулся из пальцев Торы и подбежал к ней.

— Сигга! — простонал он, явно взволнованный плачевным состоянием своей возлюбленной.

— О-о, как трогательно! — злобно съязвила мать. — Просто Ромео и Джульетта! Меня сейчас стошнит.

Тору охватил гнев, и она резко обернулась к матери Сигги. Эти дети совершили ужасную ошибку, а эта дамочка хладнокровно насмехается над ними. Тора редко теряла самообладание, но сейчас это случилось.

— Извините меня, но все это и так несладко, так что не добавляйте перца своим сарказмом.

Ханнес вскочил и толкнул ее на диван. Мать Сигги ахнула, ее глаза метали молнии.

— Понятно, откуда у вашего сына такие манеры, — процедила она и тоже села, выпрямив спину почище балерины. Ее муж остался нависать над ними, стоя посреди комнаты.

— Мама! — всхлипнула Сигга. — Ну хватит уже!

Тора мгновенно почувствовала симпатию к своей предполагаемой невестке.

— Что за базар? — рявкнул отец Сигги. — Если мы не можем обсудить все как цивилизованные люди, то лучше разойдемся и забудем. Мы здесь собрались, чтобы посмотреть в лицо этим ужасным фактам, и давайте этому следовать… — Слово «ужасным» он выделил весьма театрально.

Ханнес приосанился.

— Согласен. Постараемся успокоиться и решим, что делать, хотя все это нелегко.

Мать Сигги фыркнула.

— Что ж, тем не менее, — торжественно продолжил Ханнес. — Может быть, я начну? Хотел бы выразить свое разочарование и от лица моей семьи извиниться за поведение моего сына и за ту боль, которую он вам причинил.

Тора вздохнула поглубже, желая переварить слова Ханнеса, до того как его убьет. Потом повернулась к нему и совершенно спокойно сказала:

— Для начала уточним, кто есть кто. Мы с тобой не семья. Мой сын, моя дочь и я — вот семья. А ты — бракованный экземпляр воскресного отца, и в отличие от большинства из них даже не можешь встать на сторону сына, когда он в этом нуждается.

Она отвернулась от Ханнеса и заметила, что остальные не сводят с нее глаз. Сын смотрел с гордостью.

— Просто уточняю, кто есть кто, — повторила она для пущей убедительности.

Ханнес хотел что-то сказать, но мать Сигги не дала ему ответить.

— Как закономерно… Я хотела бы воспользоваться возможностью и обратить всеобщее внимание, что этот ваш сынок, ваш дорогой принц… — Свой кудреватый стиль она подчеркнула напыщенно-театральным взмахом руки, а Тора подумала, что у этой семейки безграничный талант к лицедейству, — …скоро станет таким же бракованным экземпляром воскресного отца, как и ваш бывший муж.

— Нет! — пламенно воскликнул Гильфи. — Я!.. То есть мы… Мы! Мы не расстанемся! Мы будем снимать квартиру и воспитывать ребенка!

Тора чуть не рассмеялась. Гильфи хочет «снимать квартиру»! Он ведь даже не задумывается, что все: отопление, электричество, телевидение, вода, вывоз мусора — не даром, а за деньги. Однако она смолчала, не желая расхолодить сына. Если он верит, что снимет квартиру, пусть верит.

— Да! — всхлипнула Сигга. — У нас все получится! И мне почти шестнадцать!

— Изнасилование! — завизжала ее мать. — Ну разумеется! Ей даже нет шестнадцати. Это изнасилование! — Она уставилась на Гильфи и возопила: — Насильник!

Тора не представляла, как подобными воплями можно улучшить положение. Она повернулась к Сигге:

— Какой срок, милая?

— Не знаю… Наверное, месяца три. У меня не было месячных три раза.

Ее отец покраснел до кончиков волос.

Гильфи исполнилось шестнадцать полтора месяца назад. Впрочем, значения это не имеет.

— Позвольте вам напомнить, что в подобных случаях возраст для вступления в брак или во внебрачные половые отношения устанавливается с четырнадцати, а не с шестнадцати лет. Кроме того, в момент зачатия моему сыну шестнадцати не было, и в случае сексуальных домогательств, а именно так это называется, закон не принимает во внимание половую принадлежность.