Джокер - Разумовский Феликс - Страница 59

— А ты попробуй, — улыбнулся Фраерман. — Мгиви вон говорит, ты теперь великий колдун, чего только не можешь.

Вообще говоря, Матвей Иосифович был не вполне откровенен. В интересах дела он предпочёл умолчать о неудаче самого Мгиви. Не далее как третьего дня наследник чёрных шаманов долго сидел над этой же картой и медитировал на дыру. После чего чистосердечно признался: никак. Заперто, сказал, не пускают. Магических замков понавешано. Да всё таких, что лучше и не соваться.

— Ладно, если что, потом не обижайтесь, — тронул карту Краев, медленно закрыл глаза и внезапно вздрогнул — в его сознание отчетливо, с пугающей ясностью вломился вой авиабомб. Перед внутренним взором блеснуло пламя, под ногами мучительно содрогнулась земля, в ноздри ударил запах дыма, гари, окалины, смерти, беды… А потом время ускорило свой бег — словно в компьютерном кино, выросла трава, поднялись к небу кроны деревьев… Природа зализывала язвы, хотя и не бесследно. Некоторые шрамы остались.

— Есть, вижу, — прошептал Краев, выдохнул и с натугой разлепил глаза. — Только, Матвей Иосифович, не склад это… Землянка вроде, блиндаж. Внутри что-то очень ценное, редкое, никакими деньгами не измеряемое… Такое, чему вообще цены нет… Э, да это же меч! Клинок какой-то… Дальше всё как в тумане, не вижу…

— Меч? — сделал стойку Фраерман, его ноздри затрепетали. — Место показать сможешь?

Ох и напоминал же он в этот момент ястреба, высматривающего с высоты добычу.

— Да без проблем, — вяло пожал плечами Краев. — Отсюда на север у излучины реки лесистая горушка. Блиндаж там. Спинным мозгом чую… Кто тут что-то говорил про китайский чай?

Он вдруг почувствовал, что здорово устал. «Проклятые рудники…» Мелко дрожали ноги, кружилась голова, перед глазами плавали радужные круги. Вот тебе и с лёгкостью, вот тебе и без проблем. За всё надо платить. А уж за бесценный меч-кладенец… Господи, и что же они так орут там на улице, да всё по-немецки… Каждое слово как молотом по голове. Причём сплошь площадная брань, а ведь это язык Канта, Моцарта Бисмарка, Гёте…

…А снаружи произошло вот что. Шерхан действительно возлежал на солнышке у палатки Фраермана, причём в самом мирном и незлобивом расположении духа. А что? Тепло, сытно и, главное, любимый хозяин неподалёку. Опять же за кошками можно понаблюдать… (По другую сторону от входа, под брезентовой стеной, большим рыжим клубком свернулось ещё одно создание, не знавшее, что ему полагалось любить не хозяйку, а исключительно дом, где они с нею живут.) Жизнь удалась, Шерхан совсем было разомлел от тихого счастья, когда его насторожил близившийся топот, потом довольно несимпатичный голос, призывавший какого-то Зигги… и наконец из-за соседней палатки вылетел дауфман.

«Орднунг! Орднунг! Юде… то есть катце, знай своё место!»

Кобель рванул прямо к Тихону, видимо предвкушая потеху в духе эсэсовских предков… [140]Однако случился облом. Кто первый придумал эту чушь, будто очень большая собака физически неспособна к мгновенным движениям?.. Шерхан покинул точку пространства, где мирно грелся на солнышке, и материализовался на дороге у Зигги без какой-либо ощутимой задержки. Дауфман налетел на него, как на скалу.

Вскочивший Тихон и не подумал панически взбираться на дерево. Было бы от кого! Наследник священных солнечных котов очень даже мог за себя постоять, но испытать его на прочность Зигги не довелось. Перед дауфманом возвышался новый противник, громадный, величественный и грозный. «Какой, какой новый порядок? Арийский? Шалишь, здесь тебе не Дахау…»

«А х-хху-ху не х-ххо-хо?» — поддержал кот.

Предки Шерхана считали зазорным шарахаться от следа гиены, [141]Зигги понял это и был уже готов отступить. Но к месту событий, размахивая поводком и проклиная всё сущее, спешила фрау Эльза, и дауфман не выдержал — сорвался. Он сделал выпад, рассчитывая нырнуть Шерхану под брюхо и сомкнуть челюсти в калечащей хватке снизу… Но почему-то наткнулся на выставленное плечо азиата. И больше сделать он ничего уже не успел. Его швырнули, как тряпочного, на землю, страшная пасть взяла в тиски его горло и начала выдавливать жизнь. Сперва у Зигги опорожнились вонючие железы около хвоста, потом раскупорился кишечник…

В этот момент из палатки выскочил Наливайко и, понимая, что даже с его силой тут ничего сделать нельзя, приказным голосом заорал:

 - Фу!

Эту команду Шерхан блистательно освоил ещё глупым щенком, когда его отучали подбирать на улице всякую гадость. Рефлекс не подвёл — гадость была выплюнута, освобождённый дауфман кинулся спасаться, не разбирая дороги…

…И, как в таких случаях всегда почему-то бывает, влетел прямо в ноги хозяйке. Любой собачник вам подтвердит, что при подобном раскладе сшибить человека способен даже маленький пудель, а Зигги весил пуда четыре. Фрау Киндерманн успела увидеть жидкую лужу свеженьких нечистот, в которую неотвратимо валилась, — вот тут-то и раздались матюги, достойные мюнхенских пивных и коричневых штурмовиков.

Оксана подхватила на руки Тихона.

— Кисонька, маленький, ты цел?..

Из-за речки, со стороны Глуховки, наползал вечерний туман…

—  Нет, что ни говори, а Моцарт бесподобен. — Князь, откинувшись на спинку кресла, полузакрыл глаза, причмокнул и качнул головой. — Уникален, божественен, по-настоящему гениален. Сколько в нём пластики, романтизма, неповторимого шарма. Душа поёт…

В раскрытое окно дворца неслись пленительные звуки «Маленькой ночной серенады». Это честно отрабатывали свои франки нанятые князем музыканты.

—  Как говорится, князь, о вкусах не спорят, но для меня Вольфганг Амадей слишком обтекаем и слащав, — улыбнулась Кейс. — То ли дело бунтарь Вагнер! Вот где энергия, вот где размах. Душа летит сквозь грозу на крыльях валькирий…

Они только что отужинали в Мраморном зале и сейчас под звуки дивной музыки пили кофе в кабинете у князя. Его Высочество постарался сделать этот вечер насыщенным и ярким: вначале экскурсия по дворцу — фрески, бесценные гобелены, позолота, хрусталь, затем изысканный ужин с русской икрой, теперь вот кофе по-арабски, с коньяком, а в заключение ещё обещан какой-то сюрприз. Интересно, чем обычно удивляют своих дам князья?

— Душа летит сквозь грозу… Сколько в вас поэзии, Кейс! — Князь поставил на блюдечко золочёную чашку, кажется, начиналась заключительная часть программы. — Помните, я вам рассказывал о древнем пророчестве, касающемся нашей семьи? — Он выдержал эффектную паузу, наслаждаясь недоумением на лице Кейс. — Ну, о некоем сокровище, спрятанном в монакской земле. Так вот, — снова прервался он, взял свою чашечку с блюдца, бодрым глотком допил. — Сегодня во время ремонта в Океанариуме в руки мне попался деревянный ларец, он находился в недрах скалы в этаком подобии тайника. [142] Причём ларец сей был настолько древен, что рассыпался у меня на глазах в пыль, явив на свей Божий вот это… — Князь поднялся, подошёл к стене, где висел портрет Франсуа Гримальди, и нажал на край золочёной рамы. — Сейчас, сейчас…

Отец-основатель клана выглядел грозно. При щите, при мече, в кольчужном наголовье… Он хмуро отодвинулся в сторонку, обнажив дверцу сейфа, вмурованного в стену. Глухо лязгнул ключ, клацнула пружина, заскрипели мощные петли.

—  Вот, извольте видеть! — Князь вытащил что-то, напоминающее бутылочное донце. — Неужели перед нами то самое сокровище? Нет, право, какой-то курьёзитет. Сувенир из Святой земли, доставленный крестоносцами?

Донце было массивным, полупрозрачным, по виду — зелёного стекла. Брось такое на улице, точно никто и не нагнётся поднять.

—  А может, влюблённый спрятал осколок, которым порезала ножку его любимая девушка. — Кейс покачала стекляшку на руке, небрежно вернула. — Так это и есть ваш обещанный сюрприз, князь?