Колесо Сансары - Контровский Владимир Ильич - Страница 10
- Предыдущая
- 10/60
- Следующая
Громадные звери всхрапывают-всхрюкивают – тонкий и совсем не вяжущийся с их монументальностью звук – и плывут-перемещаются по зелёному морю подальше от пугающего запаха. Титаны эти хорошо знают, что такое степной пожар, особенно в период засухи, когда трава делается сухой и ломкой. Тогда огонь бежит по ней быстрее самого проворного хищника, быстрее кривоклювой птицы с изогнутыми крыльями, падающей с неба.
Трава послушно расступается перед грузными телами. Стадо направляется к голубой ленте реки, рассекающей широкой полосой зелень трав – звери знают, что красный враг остановится перед водой и не перепрыгнет через синюю преграду. А зверолюди упорно следуют за ними, однако не слишком приближаясь, – такие маленькие и хрупкие по сравнению с живыми громадами длиннорогих хозяев саванны.
Трава обманула. Большая часть стада обтекла холм, нарушивший монотонность равнины, слева; но несколько гигантов взяли правее. И там под ногами идущего первым огромного животного земля вдруг расступилась, лопнула, и тяжкая туша рушится вниз, оглашая саванну утробным рёвом.
Стадо переходит с шага на бег, оставляя за собой широкую вытоптанную просеку, но двуногие не преследуют зверей: они споро и проворно окружают глубокую яму, на дне которой ворочается попавшая в хитрую западню груда мяса. Вниз летят увесистые каменные обломки, с тупым хряском врезаются в рогатую голову, а зверь не может даже приподняться, встать на подогнувшиеся в коленях колонноподобные ноги – несколько глубоко вкопанных в земляное дно заострённых брёвен с обожжёнными на огне концами пропороли ему брюхо, разодрав кишки и вонзившись в позвоночный столб…
…Высокое пламя огромного костра. Огонь разгоняет сгущающуюся вечернюю тьму – день уходит, и наступает время Танит, – и отражается в глазах собравшихся вокруг него полузверей-полулюдей. Жарятся на костре куски истекающего кровью мяса, и трещат, сгорая, капли жира, падающие на рдеющие багровые угли…
…Шуршит под ногами трава. Костёр и сидящие вокруг него на корточках существа всё ближе – ты видишь их напряжённые спины, но они не замечают тебя, женщину в одеждах цвета жидкого изумруда. Ты протягиваешь вперёд руки – ладонями вниз, – и с твоих пальцев струится мягкий и тёплый зелёный свет, свет, окрашенный цветом Жизни. Изумрудная дымка растекается, окутывая пологом фигуры у огня; и ты знаешь, что одновременно десятки и сотни таких же, как ты могущественных Сущностей посылают незримую волну чародейства на тысячи полулюдей, сидящих у десятков и сотен костров, разожжённых по всему лику этого Мира. Творится Великая Волшба…
– О Владычица Ночи! – мысленно вопрошает жрица. – Я не понимаю того, что явила мне воля твоя…
– Внимай, дочь магии, – приходит беззвучный ответ.
…Земля тёплая, и трава мягкая, и так приятно раскинуть усталое тело на этом роскошном ложе. Ты сделала своё дело, Зелёная Мать, твои силы живыми каплями истекли в этот Мир. Трансмутация запущена, и через несколько поколений – ничтожнейший отрезок Всемогущего Времени – полулюди станут людьми. Выпрямятся спины, черты лиц примут законченность и совершенство, дремлющий Разум проснётся и начнёт долгий-долгий Путь Восхождения. Ты свершила Предназначенное, Дарительница Жизни, оплодотворяющая Сущее, и теперь можешь уйти с лёгким сердцем.
Звенят еле слышные хрустальные колокольчики, и смежаются веки, и сладко засыпать, погружаться в баюкающую истому с осознанием Исполненного…
– Смотри, смотри дальше, – звучит в сознании женщины с именем ночной птицы.
…Острые камни, острые, словно зубы дракона. Впереди каменная осыпь вздыбливается, вздымается вверх скальным монолитом, и от утёса веет Злом, злом и разрушением. Гнездо – имя, пахнущее Смертью. Ты не одна, рядом другие, и ваша цель – Гнездо – перед вами. Поток голубых молний врезается в скалу, пахнет горелым камнем, сыпятся обломки, и летят расплавленные брызги, и дрожит горячее марево над утёсом – ставшая видимой защита Вечных Врагов.
Каменную шкуру подёргивает сеть мелких трещин. Трещины растут, пересекаются между собой, углубляются; и вдруг с рвущим слух грохотом лавина камней обрушивается, – содрогается твердь, – обнажая чёрный купол, таящийся под гранитными пластами.
Ты летишь над землёй, и голубой клинок в твоей руке, и горячит кровь предвкушение битвы. Чёрный купол раскрывается-распахивается, словно взрезанный диковинный плод, чудовищные лепестки опадают, и навстречу течёт мрак – не ночная темнота, сулящая покой и отдых (и любовь!), а Извечный Мрак, стремящийся поглотить Свет. И в сердце мрака проступают чёрные фигуры – ещё более чёрные, нежели породившая их тьма. Несущие Зло – и чёрные лезвия поднимаются, и оживают, и светятся багровым…
…Две волны магии сшибаются, и вздрагивает Мир, до основ своих потрясённый схлестнувшимися Силами. Кровь, горячая алая кровь сочится между твоими пальцами, сжавшими древко чёрной стрелы, впившейся тебе под левую ключицу. Яд – Чёрный Яд, – и ты силишься превозмочь его злую мощь, подчиняющую и подавляющую. И разгорается у сердца жгучее пламя, и ширится, и расползается. Убежать в смерть, пока не стало слишком поздно, пока не состоялось Обращение, пока оно не затронуло Душу…
…Гаснет свет, и последнее, что ты успеваешь заметить – алый росчерк, пронзивший небо неведомого Мира. Мстители пришли на помощь, и можно уйти бестревожно: Гнездо рухнет, Маги-Воители не бросают начатого на полпути…
– Что это было, Царица Тьмы?
– Минувшее. Твоё минувшее.
– Зачем? Я взывала к тебе с мольбой спасти Кар-Хадташт…
– Город обречён, как обречены – все и всегда! – припавшие к стопам Кровавых Богов. Но тебе уже нет до него дела, сестра. Искупление закончилось. Иди ко мне. Чёрный Яд покинет твою Душу – за прошедшие года мы многому научились…
– Я не понимаю, Мать Ночи…
– Ты ошибаешься: я не Танит. Ничего, ты скоро всё поймёшь. И вспомнишь…
Светает. На фоне светлеющего на восходе неба заострённые верхние концы брёвен частокола кажутся зубами исполинского чудовища, забравшегося в наши края и разинувшего пасть в ожидании кровавой трапезы. Ничего, мы вырвем зверю эти зубы…
Предрассветная сырость забирается под одежду; мех звериных шкур, в которые мы закутаны, сделался серебристым от множества капелек росы. Лезвия топоров и наконечники копий мокры – что ж, скоро их обильно смочит совсем другая влага. Меня пробирает лёгкая дрожь, и вовсе не от утреннего холодка. Ничего, так и должно быть: истинный воин не тот, который не боится, а тот, который не позволяет страху завладеть собой.
Над частоколом чуть шевельнулась человеческая фигура в латах, древко копья легло на брёвна. Я знаю, что сейчас чувствует враг – усталость и расслабленность. Самый лучший воин не может находиться в состоянии напряжения и готовности к битве долгие часы, тем более ночные. Особенно тогда, когда всё вокруг тихо и спокойно, когда ничто не предвещает опасности, и ничто не говорит о том, что совсем рядом, в густых травах, неподвижно таятся сотни и тысячи вооружённых людей, изготовившихся к броску. Нападать всегда легче, чем обороняться – нападающий выбирает время и место атаки, а обороняющийся вынужден предугадывать действия противника или защищать все свои уязвимые места. В первом случае тому, на кого нападают, нужно быть или величайшим полководцем, или магом; во втором – располагать поистине несметным войском. Так что…
Троекратный крик сойки. Сигнал! Тело само – как будто я долгие-долгие годы ничем другим и не занимался – делает единственно правильные движения. Стрела – я держал её в зубах – падает на тетиву; лук пружинит, подчиняясь вздувшимся мускулам; миг – и тонкий росчерк оперённого древка пересёк человеческий силуэт на бревенчатом валу.
За моей стрелой быстрыми птицами порхают другие, воздух наполняется гудением тетив и щёлканьем врезающихся в дерево гранёных наконечников. Но именно моя стрела – я вижу это – впивается солдату под самый подбородок, разрезав ремешок шлема-каски.
- Предыдущая
- 10/60
- Следующая
