По воле Посейдона - Тертлдав Гарри Норман - Страница 29
- Предыдущая
- 29/111
- Следующая
Волны одна за другой бились о торговую галеру. Волнение было сильнее, чем вчера. Менедем надеялся, что это не означает надвигающегося с севера шторма. В начале сезона навигации такое вполне могло случиться.
— Владыка морей Посейдон, помоги мне целым и невредимым достичь Хиоса, и я принесу тебе жертву, — пробормотал Менедем.
У морского бога имелся храм на этом острове, недалеко от города.
Все, что Менедем мог сейчас сделать, — это молить небеса о хорошей погоде. Помолившись, он снова лег, завернулся в гиматий и попытался опять уснуть, хотя сомневался, что ему это удастся, ибо у самого его уха Соклей издавал просто ужасные звуки. Зевнув, Менедем натянул толстую шерстяную ткань гиматия на голову и некоторое время мысленно недобрыми словами поминал двоюродного брата.
Следующее, что он осознал, — это что солнце поднимается над далекой землей материка на востоке. Менедем перевернулся, чтобы разбудить Соклея, но обнаружил, что тот уже в царстве бодрствующих — и глядит на него укоризненным взором.
— Я почти не сомкнул глаз этой ночью, так громко ты храпел, — пожаловался Соклей.
— Я храпел?! — Столь несправедливое заявление возмутило Менедема. — Это ты все время ужасно храпел!
— Чепуха, — заявил Соклей. — Я никогда не храплю.
— О, конечно же нет, — с невыразимым сарказмом сказал Менедем. — Это так же верно, как и то, что собаки никогда не воют на луну!
— Я не храплю, — настаивал Соклей.
Менедем рассмеялся ему в лицо.
Соклей побагровел. Он помахал рукой Диоклею, который потягивался на банке, где провел ночь.
— Пусть он нас рассудит, — предложил Соклей. — Кто из нас храпел прошлой ночью, Диоклей?
— Не знаю, — зевая, ответил келевст. — Как только я закрыл глаза, я уже ничего не слышал — пока не проснулся на рассвете.
— Я слышал. — Это сказал Аристид, остроглазый моряк, которого часто назначали впередсмотрящим. — Если уж на то пошло, вы оба порядком храпели и сопели, господа.
Соклей принял оскорбленный вид. Менедем тоже почувствовал себя обиженным. Потом они ненароком взглянули друг на друга, и оба начали смеяться.
— Ну, хватит об этом, — сказал Соклей.
— Отныне я собираюсь спать на баке, — заявил Менедем. — Там мне будет некого обвинять, кроме павлинов.
Он внимательно вгляделся в северном направлении.
На горизонте не было облаков, хотя бриз и впрямь свежел.
— Надеюсь, погода продержится, пока мы не доберемся до Хиоса. Как ты думаешь, Диоклей?
Если кто-нибудь на борту акатоса и был способен предсказать перемену погоды, то это начальник гребцов.
Менедем наблюдал, как келевст не только повернулся на север, но и внимательно оглядел весь горизонт, как почмокал губами, пробуя воздух, словно хиосское вино.
Наконец, как следует все взвесив и обдумав, Диоклей изрек:
— Думаю, все будет в порядке, шкипер.
— Хорошо. — Менедем и сам так считал, но хотел, чтобы кто-нибудь подтвердил его предположения. — Смотри, если ты ошибаешься, я буду винить в плохой погоде тебя, так и знай, — ухмыльнулся он келевсту.
Диоклей пожал плечами.
— Если судно нормально перенесет шторм, мне будет все равно.
Он снова пожал плечами и заключил:
— А если мы все потонем, то мне тем более будет все равно, верно?
Несколько моряков потерли свои амулеты, чтобы отвратить злое предзнаменование.
Соклей, однако, заинтересовался.
— Значит, ты считаешь, что душа человека умирает вместе с ним, так? — спросил он Диоклея.
Менедем расценил его вопрос как приглашение к философской дискуссии. Но Диоклей ответил так, будто его спросили о чем-то обыденном, — точно таким же тоном он отвечал на вопрос о погоде:
— Что ж, господин, чего только об этом не толкуют люди: одни говорят одно, другие — другое. А я твердо знаю лишь то, что никто из ушедших на дно вместе с судном не возвращался, чтобы рассказать мне, на что это похоже.
Это вызвало оживленную дискуссию среди моряков: они обсуждали этот вопрос, пока выбирали якоря и перебрасывали их с кат-балки на нос (вообще-то это самая обычная на корабле работа, которую клетки с павлинами на баке сделали трудновыполнимой). Судя по выражению лица Соклея, в своем драгоценном Лицее он привык к совсем другим дискуссиям. Многие моряки были твердо убеждены, что видели привидения, а некоторые даже заявляли, что разговаривали с ними. Спустя некоторое время Соклей повернулся к Менедему с расстроенным видом.
— Не хочу никого оскорбить или рассердить, — негромко сказал он, — но за всю свою жизнь я еще ни разу не слышал столько чепухи.
— Будь мы на твердой земле, я бы наверняка с тобой согласился, — ответил Менедем. — Но здесь… — Он пожал плечами в точности, как Диоклей. — Здесь половина вещей, над которыми я посмеялся бы на суше, кажутся правдивыми.
Он засмеялся — но в его смехе было меньше веселья, чем ему самому бы хотелось.
— Здесь, особенно после того, как мы провели ночь в море, я даже не знаю в точности, где нахожусь. А если я не уверен даже в этом, то как я могу быть уверен в чем-либо другом?
Менедему удалось если и не убедить брата, то хотя бы его отвлечь. Соклей указал на далекий азиатский материк.
— Очертания береговой линии подскажут тебе, где ты.
— Что ж, это верно, — согласился капитан «Афродиты» хотя они ничего бы не сказали новичку в морском деле. Но когда мы поплывем на запад к Элладе, мы проведем некоторое время там, где не будет видно земли. А потом такое случится снова, когда мы станем пересекать Ионическое море, направляясь к Италии. Там ничто не укажет тебе точно, где ты находишься. Я бы хотел, чтобы все было по-другому.
Соклей нахмурился.
— И все-таки должны быть какие-то ориентиры. Без этого не обойтись.
— На свете немало вещей, без которых не обойтись, — ответил Менедем. — Но это еще не значит, что они и впрямь существуют.
Диоклей ударил колотушкой в бронзовый квадрат. Гребцы налегли на весла. «Афродита» заскользила на север, к Хиосу. Поскольку Менедему надо было работать на рулевых веслах, он прекратил философскую беседу с двоюродным братом.
Как и Самос, Хиос лежал недалеко от материка. Канал между этим островом и Азией был шире, чем канал, отделявший от материка Самос, но он был и длиннее. По нему гуляли волны, одна за другой набегая на борт галеры. Хотя это никто не назвал бы настоящим штормом, «Афродита» не попадала в такое сильное волнение с тех пор, как покинула Родос. Менедем подумал, что будет нелишним повторить свое обещание Посейдону, на этот раз так, чтобы его услышала вся команда.
Приближаясь к главному городу — он лежал на восточном берегу острова, примерно в сорока стадиях от материка, и тоже назывался Хиос, — «Афродита» прошла мимо храма Аполлона рядом с рощицей, потом мимо маленькой гавани Фаны и наконец мимо окруженного колоннами здания на берегу.
Указав на это здание, Диоклей сказал:
— Вон там святилище морского бога, шкипер.
— Знаю. Я в нем уже бывал, — ответил Менедем.
Келевст кивнул, нимало не смущенный тем, что вздумал учить капитана. Как любой моряк, он хотел убедиться, что клятва Посейдону будет выполнена.
Город Хиос мог похвастать очень внушительной гаванью.
— Интересно, на сколько военных галер она рассчитана? — спросил Менедем.
— Если говорить о триерах, я бы сказал, что штук восемьдесят здесь поместятся легко, — ответил Диоклей. — Но вот больших судов, которые строят теперь, войдет меньше.
Соклей на юте указал на солнце, все еще стоявшее высоко на востоке.
— Мы быстро добрались, — заметил он. — Так что еще успеем заняться сегодня кое-какими делами.
— И все-таки, если бы волны не вышибали нам зубы всю дорогу от Самоса, мы шли бы еще быстрей, — заметил Менедем. — Однако такая погода чаще всего и бывает в это время года. Что касается дел, тебе придется начать их без меня. Я прежде всего собираюсь пойти в храм Посейдона и принести ему жертву в благодарность за то, что он доставил нас сюда целыми и невредимыми.
- Предыдущая
- 29/111
- Следующая
