Ты против меня (You Against Me) - Даунхэм Дженни - Страница 48
- Предыдущая
- 48/66
- Следующая
Отец растерялся, будто мать предложила сделать нечто совершенно из ряда вон, настолько необычное, что не укладывалось у него в голове. Наконец он ответил:
– Да, конечно.
– И какие-нибудь бутерброды сделай тоже. Она, наверное, проголодалась. Да, Элли?
Как прекрасно было видеть, что мама вдруг яростно встала на ее защиту. То, что казалось невозможным, вдруг стало сбываться.
– Папа что, ничего не знает? – спросила она, когда они с матерью поднимались по лестнице. – О чем мы с тобой говорили? Что Карин не лжет?
– Тихо, – шикнула на нее мать. – Сейчас не время. Ты просто пойди и послушай, что он скажет.
Они поднялись на крыльцо и вошли в дом. Мать усадила ее за стол, принесла плед и пошла сообщить Тому, что его сестра вернулась. Отец приготовил горячего шоколада и выложил на блюдце печенье, положил хлеб в тостер, встал у раковины и скрестил руки на груди.
– Не может быть, чтобы ты все это время была в кино, – сказал он.
Элли взглянула на свои руки, лежавшие на коленях:
– Кое-какие магазины в городе были открыты, вот я и решила прогуляться.
– Но не все десять часов.
– Автобус долго ждала.
– Ты была одна?
Она кивнула, испугавшись, что он ее вычислил. Может, от нее пахло по-другому? Может, у отцов особый нюх и они способны понять, когда их дочь впервые переспала с парнем?
Он нахмурился и проверил тосты.
– Нельзя так просто гулять по улицам и думать, что мир – безопасное место. Всякое могло произойти.
– Я уже извинилась.
Вошла мать, принесла тапочки и велела Элли снять мокрую обувь. Том пришел следом, встал в дверях и стал смотреть на нее. Волосы у него были встрепаны, глаза красные, будто он плакал. А ведь Том никогда не плакал, даже когда сломал лодыжку, даже когда его арестовали. Элли едва нашла в себе силы взглянуть ему в глаза.
– Где ты была? – спросил он.
– Просто гуляла.
– Весь день?
– Ну да.
Он сел в кресло в углу:
– Говорил же я, что все с ней в порядке. Знал, что так и будет.
– Мне бы твою уверенность, – сказала мать. – Уже всякие мысли в голову лезли.
Отец поставил перед ней тарелку с тостами:
– Что ж, теперь, когда выяснилось, что с беглянкой все в порядке, перейдем к делу. Элинор, извинись перед братом.
– Да не должна она извиняться, – пробурчал Том. – Все нормально.
– Нет, не нормально. – Отец сел напротив нее, он был в ярости. – Не могу поверить, что тебе все-таки удалось отвертеться от роли свидетеля. Ты хоть понимаешь, насколько все серьезно? Какие из-за тебя у нас теперь проблемы?
– Не пыталась я ни от чего отвертеться.
– Твоя мать просит Барри успокоить тебя по поводу процедуры дачи показаний, а ты заявляешь, что не сможешь выступить в суде и сказать пару слов в защиту брата?
Элли покачала головой. У нее щипало в глазах.
– Все не так.
Отец ударил ладонью по столу:
– После того как ты с ним поговорила, этот проклятый адвокат заперся с Томом в кабинете почти на час. Мне нельзя было зайти в собственный кабинет! А когда они вышли, было решено не вызывать тебя в качестве свидетеля! Что он сказал, Том? Как он это назвал?
– Что она колеблется.
– Точно, колеблется. Что это значит, Элли? Ты слегка перенервничала? Или тебе просто не хочется? Явка в суд не вписывается в твой насыщенный график?
Элли покосилась на Тома, сидевшего в углу, поджав под себя ноги. Он словно окаменел; глаза были как влажная темная жижа.
– Это трудно объяснить.
– Трудно? Я скажу тебе, что трудно, девочка моя, – это сидеть здесь и смотреть, как ты подставляешь родного брата. – Он снова грохнул рукой по столу, да так, что все чашки задребезжали. – Не могу поверить, что ты стала такой трусихой. Где та дочь, которую я знал?
– А может, ты меня совсем не знаешь, пап… Может, никто из нас на самом деле друг друга не знает.
Отец ткнул в нее пальцем:
– Мне пришлось взять несколько недель отгулов. Том уж не надеется в этом году сдать экзамены. Твоя мать почти не спит ночами, вся исхудала от нервов. Я уже забыл, когда мы в последний раз все вместе куда-то выходили. А ты как ни в чем не бывало смеешь заявлять адвокату, что тебе, видите ли, не очень хочется выступать в суде… и как, ты думала, мы отреагируем: согласно покиваем и отпустим тебя с миром?
Элли зажмурилась: пусть бубнит что хочет, она все равно его не слышит. Он продолжал свою тираду о том, что она ужасная эгоистка, что он посадит ее под домашний арест. Не верил ни на секунду, что она весь день была одна, пригрозил отнять телефон. Видимо, кто-то оказывает на нее плохое влияние, раз она превратилась в лгунью.
Лишь полчаса назад они с Майки бежали с автобусной остановки. В темноте трава казалась серебристой, снова пошел дождь, облака на небе нахмурились и висели низко. У ворот Майки тихонько взял ее за руку.
– Дай мне что-нибудь для храбрости, – прошептала она. – Что-нибудь, что напомнит мне о тебе.
– Например?
– Ну а что тебе не жалко?
Он отдал ей свою зажигалку, поцеловал и зашагал прочь, не поворачиваясь к ней спиной. Глядя на него, Элли поразилась тому, что наделала и в кого превратилась.
А потом открылась дверь, и ее мать сбежала с крыльца. И она снова стала ребенком, растерялась под натиском отца, все сильное, все хорошее в ней постепенно ускользало.
– Ну, хватит, – сказала вдруг ее мать. – Ты ее совсем расстроил, разве не видишь?
Она потянулась через стол и взяла Элли за подбородок. Это было странно – как будто она собиралась поцеловать ее в губы. Элли открыла глаза; слезы текли рекой. Ее мать выглядела очень усталой.
– Мы хотим тебе помочь, – сказала она. – Теперь все встало на свои места – и тот случай с водкой, и почему ты в последнее время такая тихая. Еще не поздно, тебе ничего не грозит. Отец расстроен, вот и все. Мы и не думали, что ты так боишься идти в суд.
Элли вдруг похолодела. Она же сказала матери, что сомневается в невиновности Тома, разве нет? Пошла в сад и сказала, что вспомнила кое-что еще. Что Карин говорит правду. Почему она делает вид, будто того разговора не было?
Но ее мать продолжала:
– Послушай папу – он объяснит, как мы поступим. У него есть план, как тебе помочь. Все будет в порядке.
Отец наклонился вперед:
– Мы начнем с чистого листа, Элли, и на этот раз ты будешь в центре действия. Суд еще только через десять недель, времени полно. Завтра же утром первым делом я уволю Барри. И второго адвоката тоже – раз уж идти, то до конца.
Элли непонимающе уставилась на него:
– Но зачем?
– Ты сказала Барри, что не хочешь свидетельствовать в защиту Тома, и если хоть слово из этого разговора просочится в полицию – у них возникнут подозрения… как думаешь? Они подумают, что тебе еще что-то известно, о чем ты умалчиваешь. Хочешь, чтобы тебя тащили в суд на перекрестный допрос? Нет? Так я и думал. Так вот, мы обратимся в другую адвокатскую контору и начнем с начала, сделаем вид, будто с Барри ты никогда и не разговаривала.
Элли уставилась на скатерть. Сегодня утром они сидели за этим самым столом и завтракали как семья. Вот здесь стояла доска, где мать нарезала хлеб толстыми кусками. Это было сегодня утром. До того, как все изменилось.
Она-то думала, что нажала на красную кнопку и теперь ее семья летит в тартарары, что, вспомнив правду про Тома, предала их всех. Но оказалось, что Том не посчитал нужным поделиться с родителями всеми подробностями. И теперь, если Барри уволят, всю эту историю удастся замять. Элли – всего лишь напутанная маленькая девочка. Том по-прежнему невиновен. Вот так все просто.
Ее отец сидел и улыбался, даже взял ее за руку, потянувшись через стол. Вот так же он держал ее руку, когда по субботам в детстве они ходили гулять в парк. Когда она боялась в кинотеатре. Когда он читал ей сказки перед сном. Он сидел у ее кровати и читал на разные голоса – и не отпускал ее руку, пока она не засыпала. Иногда даже рисовал героев из сказки и оставлял рисунки рядом с будильником, чтобы она обнаружила их утром. Его ладонь была теплой, и, когда он наклонился и погладил ее по щеке, она почувствовала его родной запах.
- Предыдущая
- 48/66
- Следующая
