Краткая история биологии. От алхимии до генетики - Азимов Айзек - Страница 14

Это, однако, мешало популяризации дар­виновской теории, поскольку Спенсер не учел того, что для осуществления эволюции нужен долгий исторический путь. Единственным же путем, который признавал Спенсер, было на­следственное принятие приобретенных харак­теристик (по Ламарку). Он игнорировал тот факт, что, многие члены человеческого обще­ства привязаны к своим больным и неблагопо­лучным собратьям и страстно не хотели бы их потерять. Кроме того, история цивилизации доказывает преимущество гуманного общества над обществом, построенным на взаимоотно­шениях «хищник —жертва».

И все-таки спенсерианство повлияло на историю и в годы, предшествующие Первой мировой войне, дало карты в руки национа­листам и милитаристам, ведь любая война оправдана, если она помогает выживанию наиболее приспособленных. К счастью, сей­час эти теории забыты.

Еще одну теорию развил английский ант­рополог Фрэнсис Гэлтон (1822 — 1911), дво­юродный брат Дарвина. Гэлтон в молодые годы посвящал себя метеорологии, но после выхода книги своего знаменитого кузена об­ратился -1с биологии. Он интересовался во­просами наследственности и первым обратил внимание на важность изучения идентичных (однояйцевых) близнецов. Именно у них на­столько одинаковы наследственные призна­ки, что разница может быть отнесена цели­ком к влиянию окружающей среды.

Изучая случаи рождения детей с много­обещающими задатками, Гэлтон должен был признать, что они наследуются. Он предчув­ствовал, что таланты и другие желаемые ха­рактеристики могут быть заложены при зачатии. В 1883 г. он выдвинул термин евге­ника (от греческого «хорошее рождение») для обозначения метода, который выработал.

К сожалению, чем больше собиралось ин­формации о механизме наследования, тем ме­нее уверены были биологи в успехе улучше­ния расы путем селективного скрещивания (так сказать, искусственно направленной эво­люции). Выяснялось, что это крайне сложная материя. В то время как евгеника остается одной из ветвей биологии наследственности, так называемые евгенисты, которые взяли на вооружение ненаучную, расистскую часть те­ории, время от времени размахивают знаме­нем превосходящей расы.

Причина ошибочного использования эво­люционной теории — природа механизма на­следования, который и до сих пор до конца не изучен и тем более не был понят в XIX в. Спенсер ожидал быстрых изменений в чело­веческом поведении, а Гэлтон воображал, что расу можно улучшить программой селек­тивного наследования из-за частичного био­логического невежества.

Непонимание природы механизма насле­дования было наиболее уязвимым местом дарвиновской теории. Дарвин предполагал, что существуют случайные вариации при­знаков у наследников любых видов живот­ных и что некоторые вариации, ввиду луч­шего приспособления к окружающей среде, в большей степени закрепятся у одних, чем у других. К примеру, юный жираф, родив­шийся с самой длинной шеей, лучше при­способлен к условиям и первый кандидат на выживание.

Но каким образом закрепится этот при­знак? Жираф с самой длинной шеей не обя­зательно найдет партнера со столь же длинной шеей; вполне возможно, что унаследуется короткая шея. Все эксперименты по скрещиванию животных укрепили уче­ных во мнении, что наследуемые признаки смешиваются в последующих поколениях; поэтому жираф с длинной шеей, скрещен­ный с жирафом с короткой шеей, даст по­коление с шеей средней длины.

Другими словами, все полезные и хорошо подходящие к условиям характеристики ус­редняются; они сведутся к невыдающемуся среднему уровню в результате случайного скрещивания; естественному отбору не оста­нется поля деятельности — соответственно, эволюционных изменений не произойдет.

Некоторые биологи приводили такие до­воды, но без особого успеха. Швейцарский ботаник Карл Вильгельм фон Нагели (1817 — 1891), поборник дарвинизма, предпо­ложил, что, для того чтобы эволюция пошла в каком-либо определенном направлении, должен произойти некий внутренний толчок.

Например, лошадь, как показали раскоп­ки, произошла от небольшого существа рос­том с собаку и с четырьмя пальцами на каждой конечности. Прошли века, и лошадь выросла в холке, окреп ее скелет, она один за другим теряла пальцы, пока не преврати­лась в непарнокопытное. Нагели предполо­жил, что какая-то сила толкала лошадь поэтому пути эволюции: она увеличивалась в размерах и шла к однопальцевой конечнос­ти, пока не стала бы слишком большой для выживания. Она уже не смогла бы прятать­ся от врагов и была обречена на вымирание. Эта теория получила название ортогенез, однако не была признана современными био­логами.

Решение проблемы связано с именем авст­рийского монаха и ботаника-любителя Грегора Иоганна Менделя (1822 — 1884). Мендель увлекался как математикой, так и биологией; соединив оба своих увлечения, он в течение восьми лет, начиная с 1857 г., скрещивал де­коративный горошек разных цветов.

Он искусственно опылял растения таким образом, чтобы в случае наследования харак­теристик они наследовались бы только от од­ного родителя. Он собирал и хранил семена, произведенные от самоопыленного сорта, за­тем высевал их отдельно и изучал распреде­ление характеристик в новом поколении.

Он обнаружил, что, если посеять семена от карликового сорта, вырастали только кар­ликовые растения. Семена, произошедшие от этого второго поколения, также давали толь­ко карликовые растения. Карликовые расте­ния горошка являлись в ¹данном случае пря­мыми потомками.

Семена от высокорослых растений не все­гда вели себя аналогичным образом. Некото­рые высокорослые растения (составлявшие около трети произраставших в его саду) по­казали себя прямыми потомками, дающими одно за другим высокорослые поколения. Остальные давали разброс характеристик. Некоторые семена от этих высокорослых ра­стений давали высокие растения, а другие — карликовые. Всегда разброс был таковым, что высокорослых было вдвое больше, чем карликовых. Очевидно, что существовало два вида высокорослых растений: прямые потомки и непрямые потомки.

Мендель приближался к истине шаг за шагом. Он скрестил карликовые растения с высокорослыми растениями (истинными по­томками) и обнаружил, что каждый получен­ный в результате гибрид давал высокорослое растение. Итак, признак карликовости исчез.

Затем Мендель добился самоопыления каждого гибридного растения и изучил полу­ченные семена. Все гибридные растения оказа­лись непрямыми потомками. Около одной четверти семян, полученных от них, дали кар­ликовые растения, одна четверть — «прямые» высокие растения, а оставшаяся часть (поло­вина) дала «непрямые» высокие растения.

Мендель объяснил этот разброс тем, что каждое растение несет в своем генотипе два фактора, влияющих на рост как генный при­знак. Мужская часть генотипа несет один фак­тор, женская часть — второй. При скрещивании два фактора объединялись и новое поко­ление давало пару (по одному от каждого ро­дителя, если они получены от скрещивания этих двух родителей).

Схема распределения признаков наследственности в высоких и карликовых растениях:

1 - результат скрещивания истинных высоких растений с карликовыми, дающий гибриды либо неистинные высо­кие растения;

2 -- распределение признаков между истинными высоки­ми, карликовыми, гибридно-высокими потомками в про­порции 1:1:2.

В - высокие; к - карликовые; Вк - гибридно-высокие

Карликовые растения несут только признак карликовости, и, комби­нируя этот признак путем само- или искусст­венного опыления, можно получить только карликовые растения. «Прямые» (истинные) высокие растения несут только признак высокорослости, и комбинация дает только высо­кие растения.

Если «истинное высокое» растение скре­щивать с карликовым растением, «высокий» фактор комбинируется с признаком карли­ковости, и следующее поколение станет гиб­ридным. Все растения в этом поколении будут высокими, поскольку признак высоко­го роста — доминирующий, подавляющий карликовость. Однако фактор карликовости не исчезает.