О гномах и сиротке Марысе - Конопницкая Мария - Страница 19

• Предыдущая
• 19/33
• Следующая

Ужасный хвастун! Иногда его даже в соседней деревне было слышно. Вот этот-то господин и стал набиваться к гномам в друзья: рассказывал о себе всякие небылицы, льстил им напропалую, а сам все поджидал, не угостят ли чем.

Иногда он приносил скрипку и играл за ужином, чтобы угодить старому королю.

Пошли разные забавы, и гномы не скучали в обществе лягушки. А Вродебарин важничал не хуже настоящего барина. Печурка – изобретение смышленого Петрушки – топилась целый день. Еды да питья было вдоволь, и аппетитные запахи разносились далеко вокруг. Даже серый кот, спавший в Петровой мазанке перед печкой, потягивался и облизывался во сне, а голодные Войтек и Куба, лежа в обнимку на соломе, спрашивали друг друга:

– Чем это так вкусно пахнет?

Долго ломал голову старый король, как отплатить бедному Петру за гостеприимство, оказанное ему и его дружине.

Гномы неохотно отдают золото, серебро и драгоценные камни, которые стерегут. Милостыня одинаково унижает и подающего и принимающего, поэтому они больше любят помогать людям в работе.

Но как поможешь бедняге, если хозяйство у него такое нищее, что не знаешь, за что и приняться!

Сам Петр домой воротится, оглядит хату – и руки у него опускаются. В углах сор, с потолка пыльная паутина свисает, печь не белена, перед ней – кучи золы, лавка и стол немытые, стены обшарпаны. – Эх, совсем меня нужда заела! – сокрушался Петр. – Ну, наведу я в хате порядок, разве это поможет? Как ни кинь, все клин. Лучше трубочку покурю!

И он закуривал трубку или заваливался спать на солому. Человек Петр был неплохой. Но, задавленный нуждой, он никак не мог снова стать на ноги и в отчаянии махнул на все рукой. Клочок заброшенной земли вполне мог бы прокормить его и детей. Но он зарос кустарником, был весь в ямках, пнях и каменьях, и у Петра не хватало духа за него взяться. – Эх, кабы мне вместо этого поля полоску хорошей земли под картошку! – рассуждал он. – А это что – одни корни да камни! Хоть руки в кровь обдери, все равно толку мало! Его бы осушить сперва, пни выкорчевать, камни вывезти, кустарник вырубить – тогда и пахать можно. А у меня что? Ни топора хорошего, ни лопаты, ни плуга, ни бороны… Да и сила нужна для такой работы, а откуда она возьмется с сухой картошки без соли! Эхе-хе, не под силу мне это! Не под силу!

И он запрягал свою клячу и ехал в город, чтобы заработать хоть несколько грошей.

Жалкий это был заработок! Купит себе кусок хлеба да мерку овса для лошади, подать у заставы заплатит – и нет ничего. А уж если в корчму заглянет, и вовсе с пустым мешком домой воротится. Так оно и шло. Редко когда привозил он что-нибудь детям из города. Лошадь была у Петра единственным подспорьем в хозяйстве. И король Светлячок приказал гномам обтирать ее росой и до блеска чистить по ночам скребницей, копыта ей смазывать комариным салом, гриву расчесывать и заплетать, в ясли подкладывать сочную траву и на дорогу клевера класть в телегу, поить ключевой водой, в конюшне подстилать мох и сухую хвою, отгонять мух и слепней и учить быстро бегать. Те, кто раньше видели его лошадь, глазам своим не верили, до того она изменилась.

– Небось немалые деньги приплатил, чтобы старую лошадь на эту выменять? – спрашивали у него односельчане.

А Петр только ухмыляется. Он еще от стариков слышал: где гномы поселятся, там лошадь гладкая, как галушка, вода с нее скатывается, не замочив шерсти.

И телега тоже была теперь в порядке. Наступит ночь – тишина, темень, а во дворе у Петра светло и шумно. Василек колеса моет, Соломенное Чучелко кузов чинит, Колобок оси смазывает, Сморчок огонь развел и на самодельной наковальне чеку кует. Кипит работа!

Всю ночь напролет трудится королевская дружина, а рано поутру сам король Светлячок отправляется в лес – за Петровыми сыновьями присмотреть, когда они за хворостом пойдут.

Стоит лес дремучий, думу думает, а налетит ветер с гор – закачаются черные сосны, зашепчут какие-то тайные грозные слова.

И вдруг в прохладный сумрак леса будто два солнечных лучика заглянут: это Куба и Войтек бегут по тропинке – русые волосы по ветру развеваются, холщовые рубашки тесьмой подпоясаны, ноги босые. В лесу звенел смех и тоненькие детские голоса, и лес притихал и слушал. Верхушки высоченных сосен раздвигались над льняными головками, дубы протягивали к ним свои могучие ветви, а белые березы тихо шептали: «Дети! Дети!» – и шепот их проникал в дремучую чащу.

Но даже от этого шепота становилось жутко. И в мрачном сумраке леса Куба и Войтек замолкали, как птички в темной комнате. Но что за чудо! Раньше, бывало, они ходят, ходят, пока наберут по вязанке, а теперь, куда ни глянь, всюду сучья валяются – не очень большие, но и не маленькие, в самый раз, будто их ветер нарочно для них наломал. А какие смолистые! Смола блестит, как янтарь! То-то весело затрещат они в печке! Радуются ребята, раскладывают на тропинке веревку, вяжут сушняк. Быстро спорится у них дело. А тут новое чудо! На тропинке в сухих листьях мелькнул прошлогодний орех. То ли ветер сорвал его с орешника, то ли белка уронила, перескакивая с дерева на дерево? Раскололи мальчики орех на камне и поделили пополам белое, сладкое ядрышко. А рядом другой, третий – целая пригоршня орехов рассыпана, и все как на подбор! Радуются ребятишки! Куба отбежал в сторону, зарылся в траву, как зайчонок, и не видно его, только тоненький голосок звенит:

– Ай, люли! Ай, люли! – И вдруг как закричит: – Ой! Ой! Подскочил Войтек к брату, смотрит – у него губы дрожат, от испуга слова не может вымолвить.

– Ты чего? – спрашивает Войтек.

– Король! Король здесь был! В золотой короне! За кустиком стоял, весь в красном, как огонь!

– Где?

– Вот тут… тут… – показывает Куба пальцем. – И опять как закричит:

– Смотри, ягоды!

И правда, кругом красно от ягод, будто их кто нарочно рассыпал.

– Чудеса! Никогда в этом лесу ягод не было, и вдруг – целая пропасть!

Позабыв про недавний испуг, мальчики набросились на ягоды. Таких крупных, красных, сладких ягод они еще никогда не ели. Полакомившись, увязали хворост: пора и домой возвращаться. Только раньше они, бывало, хнычут, кряхтят, охают: нелегко ведь такую тяжесть на спину взвалить и дотащить до дому. А теперь они и не чувствуют ноши, словно она вдвое легче стала.

– Наверное, мало мы сегодня набрали, уж больно легко нести, – заметил Войтек.

– А может, у нас сил прибавилось от ягод и орехов? – сказал Куба и, помолчав, добавил: – Войтек!

– Чего?

– Не говори, что я короля видел, а то отец опять за ремень схватится…

– Не скажу!

И они весело возвращались домой.

Деревенские бабы, встречая их на дороге, останавливались и смотрели вслед.

– Петровы, что ли, ребятишки? И не узнать! Подросли, побелели. Будто и не они!

Покачают головой и пойдут дальше. И никому невдомек, что это король гномов о ребятишках заботится в благодарность за гостеприимство. Но старому королю этого казалось мало: очень он был добрый! И вот стал он думать, как бы приохотить Петра к работе на заброшенном поле да тут-то ему и помочь.

Однажды лунным вечером возвращался Петр домой. Взглянул нечаянно на свое поле, а оно серебрится под луной, будто спелая рожь, когда ветерок ее чуть колышет… Пораженный этим сказочным зрелищем, Петр бросил вожжи на спину лошади и, не веря своим глазам, побежал на поле. Сердце у него колотилось и сладко замирало, будто он и вправду посеял рожь и вот дождался раннего урожая. Прибежал, смотрит, а это метлица серебрится, залитая лунным сиянием…

Опечалился мужик, голову повесил, постоял и, тяжело вздохнув, побрел назад к лошади.

Но заброшенное поле, серебрящееся, как спелая рожь, все стояло у него перед глазами. Он и во сне его видел.

Вскоре после того пошел Петр как-то утром в лес – осинку срубить на оглоблю. Вдруг засверкало что-то вдали. Смотрит, а это поле червонным золотом горит, будто спелая пшеница стоит, тяжелые колосья клонит, сама под косу просится!

• Предыдущая
• 19/33
• Следующая