И ангелов полет - Коннелли Майкл - Страница 10
- Предыдущая
- 10/76
- Следующая
— Болдуин-Хиллз, — сказал он, складывая телефон. — Ее зовут Милли.
Частин включил двигатель, воткнул в розетку «палец» от мигалки и поставил ее на приборную панель. Улицы были пусты, и машина быстро понеслась к автостраде номер 10.
Некоторое время Босх молчал, не зная, с чего начать, как попытаться сломать лед, сковывавший их с Частином отношения. Они были давними врагами. Дважды Частин расследовал действия Босха, и оба раза с Босха снимали обвинения, но лишь после того, как Частина вынуждали отступить. Иногда Босху казалось, что противник объявил ему вендетту. Детектив из ОВР не испытывал ни малейшего облегчения, очистив от подозрений коллегу-копа. Ему нужен был скальп.
— Я знаю, что ты делаешь, — сказал Частин, когда они выехали на автостраду и повернули на запад.
Босх посмотрел на него и, пожалуй, впервые обратил внимание на то, как они похожи: темные, с пробивающейся сединой волосы, темно-карие глаза, густые усы, поджарая фигура. Частин мог бы сойти за его зеркальное отражение, но при этом Босх никогда не видел в нем потенциальную физическую угрозу, ту угрозу, которая исходила от него самого. Наверное, потому, что Частин держался иначе. Босх всегда казался человеком, который, боясь, что его могут загнать в угол, дает всем понять, что не позволит такому случиться.
— Что? Что я делаю?
— Ты нас размазываешь. Чтобы держать под контролем.
Он подождал ответа, однако в ответ получил лишь молчание.
— В конце концов, если мы действительно хотим сделать все как надо, тебе придется доверять нам.
— Знаю, — проговорил Босх после паузы.
Элайас жил на Бек-стрит в районе Болдуин-Хиллз, небольшом квартале, где селилась верхушка среднего класса, к югу от автострады номер 10 и неподалеку от бульвара Ла-Чинега. Место это называли черным Беверли-Хиллз, и именно сюда перебирались влиятельные чернокожие, не желавшие, чтобы богатство отрывало их от своих. Раздумывая об этом, Босх пришел к выводу, что если ему и нравится что-то в Говарде Элайасе, так это то, что он не позволил деньгам утащить его в Брентвуд, Вествуд или настоящий Беверли-Хиллз, а остался там, где вырос.
На пустынной дороге Частин выжал из своей старушки девяносто, так что до Бек-стрит они добрались меньше чем за пятнадцать минут. По имеющемуся у них адресу обнаружился большой кирпичный дом в колониальном стиле с четырьмя белыми колоннами, поддерживающими двухэтажный портик. Что-то в этом строении напоминало о старинных южных плантациях, и Босх подумал, не умышленно ли Элайас остановил свой выбор именно на таком проекте.
Света в окнах не было, и даже портик оставался неосвещенным, и это показалось Босху странным. Если Элайаса ждали дома, то почему для него не включили свет?
Стоявший на подъездной дорожке автомобиль не был ни «порше», ни «вольво», а всего-навсего стареньким, но свежевыкрашенным «камаро» с хромированными дисками. Дверь расположенного справа от дома гаража на две машины была закрыта. Частин поставил свой «ЛТД» рядом с «камаро» и заглушил мотор.
— Хорошая машина. Я бы не оставил такую на ночь без присмотра. Даже в этом квартале. Слишком близко от джунглей. — Он потянулся к дверце.
— Секунду!
Босх достал телефон, снова позвонил в диспетчерскую и попросил уточнить адрес Элайаса. Все совпадало. Он попросил проверить номера на «камаро». Машина была зарегистрирована на имя Мартина Лютера Кинга Элайаса, восемнадцати лет. Босх поблагодарил диспетчера и отключился.
— Ну что, попали куда надо? — поинтересовался Частин.
— Похоже, да. «Камаро», наверное, принадлежит его сыну. Но похоже, папочку домой никто не ждет.
Босх открыл дверцу и вышел из машины. Частин последовал его примеру. Подойдя ближе к двери, Босх заметил тускло мерцающую в темноте кнопку звонка, нажал ее и услышал резкий звон, разнесшийся по притихшему дому.
Ждать пришлось долго, и Босх звонил еще дважды, прежде чем над ними вспыхнул свет, а из-за двери донесся женский голос, сонный, но встревоженный:
— В чем дело?
— Миссис Элайас? Мы из полиции. Нам нужно поговорить с вами.
— Полиция? Что вам надо?
— Дело касается вашего мужа, мэм. Мы можем войти?
— Прежде покажите мне ваши удостоверения.
Босх достал значок и уже поднял руку, но тут заметил, что в двери нет «глазка».
— Повернитесь, — сказал женский голос. — К колонне.
Полицейские повернулись и увидели установленную на одной из колонн камеру. Босх подошел к ней и показал значок.
— Видите? — громко спросил он.
Дверь открылась, и в проеме показалась женщина в белом халате и повязанном вокруг головы шелковом шарфе.
— Кричать не обязательно, — сказала она.
— Извините.
Она стояла, придерживая ногой дверь, однако отнюдь не торопилась приглашать их в дом.
— Говарда нет. Что вам нужно?
— Мы можем войти, миссис Элайас? Нам надо...
— Нет, вы не войдете в мой дом. Это мой дом. Здесь никогда не было ни одного полицейского. Говард не желает вас здесь видеть. И я тоже. Чего вы хотите? С Говардом что-то случилось?
— Э... боюсь, что да, мэм. Будет лучше, если вы все же...
— О Боже! — пронзительно крикнула женщина. — Вы убили его! Ваши люди все-таки добрались до него!
— Миссис Элайас, — начал Босх, коря себя за отсутствие предусмотрительности. Именно такого поворота дела и следовало ожидать. — Нам нужно сесть и поговорить...
На сей раз его прервал уже не крик, а протяжный звериный рык, вырвавшийся из ее груди. Голова женщины упала на грудь, и сама она прислонилась к двери. Босх подумал, что хозяйка дома сейчас рухнет на землю, и протянул руку, чтобы взять ее за плечо, но она отшатнулась, словно какое-то чудовище попыталось схватить ее своими щупальцами.
— Нет! Нет! Не прикасайтесь ко мне! Вы... вы... убийцы! Убийцы! Вы убили моего Говарда. Говард!
Последнее слово эхом разнеслось по всему кварталу. Босх оглянулся — его не удивило бы, если бы за спиной уже стояла молчаливая толпа зевак. Он понимал, что женщину нужно как-то успокоить, отвести в дом.
Крики не стихали. Частин, словно парализованный разворачивающейся перед ним сценой, застыл рядом.
Босх уже собрался было повторить попытку, когда позади женщины возник молодой человек, который и обнял ее за плечи.
— Ма? Что? Что случилось?
Миссис Элайас повернулась и едва не упала на него.
— Мартин! Мартин, они убили его! Твоего отца!
Мартин Элайас поднял голову, и его взгляд прожег Босха. Рот юноши приоткрылся, образуя ужасное "О", выражавшее одновременно шок и боль, то "О", которое Босх видел слишком много раз. Он понял, что допустил ошибку. Сюда, в дом Элайаса, нужно было послать Райдер или Эдгара. Лучше Райдер. Она умела успокаивать. Ее сочувствие и цвет кожи произвели бы совсем другой эффект.
— Сынок, — сказал Частин, приходя наконец в себя, — нам нужно кое-что выяснить. Мы войдем и поговорим о случившемся.
— Не называйте меня сынком. Я вам не сынок.
— Мистер Элайас, — с нажимом заговорил Босх, и все, включая Частина, посмотрели на него. — Мартин, — продолжил он уже более мягко. — Вам нужно позаботиться о матери. Мы должны рассказать вам о том, что произошло, и задать несколько вопросов. Чем дольше мы будем здесь стоять, ругаться и кричать, тем хуже будет вашей матери.
Он замолчал. Женщина спрятала лицо на груди сына и заплакала. Мартин отступил, уводя ее с собой, и полицейские смогли наконец войти.
Следующие пятнадцать минут Босх и Частин провели с матерью и сыном в уютно обставленной гостиной, рассказывая о том, что удалось узнать полиции, и о ближайших действиях следствия. Босх знал, что эти двое смотрят на них как на пару нацистов, объявивших о намерении расследовать военные преступления, но он знал и то, как важно пройти рутинную процедуру и постараться убедить семью убитого в том, что полиция сделает все возможное для поимки преступника.
— Вы сказали, что это дело рук копов, — произнес в заключение Босх. — В данный момент нам неизвестны мотивы убийства. Пока мы лишь собираем факты. Но как только фаза сбора информации будет завершена, мы перейдем к проверке и анализу данных, и каждый полицейский, у кого могут быть даже малейшие основания для причинения вреда вашему мужу, попадет в поле нашего зрения и подвергнется самой тщательной проверке. Знаю, таких окажется немало. Даю вам слово, мы не пропустим никого. Мать и сын сидели, обнявшись, на диване, обитом светлой тканью в цветочек. Юноша то и дело закрывал глаза, точно ребенок, надеющийся таким образом избежать наказания. Свалившееся на его плечи бремя оказалось слишком тяжелым. Похоже, до него только теперь стало доходить, что он уже никогда не увидит отца.
- Предыдущая
- 10/76
- Следующая
